Момент встречи мне понравился. Отчим жены на запорожце лихо подкатил к дому. После коротких объятий мне показали сверток в железной кровати довоенного образца.
- Такая большая – удивился я.
- Ей уже почти два месяца – возразила теща, - Какой ей быть еще, всей семьей смотрим.
Скрытый упрек я пропустил мимо, тем более что по виду жены я бы не стал этого утверждать. Потом, уже наедине, она рассказала о своих мытарствах. Непрерывные токсикозы, угроза потерять ребенка, давление при родах и впоследствии тяжелые ночи, говорили о том, что после болезни она еще не восстановилась. С именем проблемы не было. Областной врач Инна Михайловна, лечившая в прошлом году Ирину, с благодарностью разрешила назвать девочку Инной. Бабушка Ирины Лидия Федоровна ворчала, что это мужское имя, показывая церковные записи. Мы молча отмахнулись от этих упреков, что взять с дамы учившейся в пансионе благородных девиц еще до революции. Отчим сразу разрешил себя называть дедом. Теща такого разрешения не дала.
- Вам я не бабушка.
Младший брат жены Игорь, тринадцатилетний балбес, научился извлекать пользу из ситуации. За порцию «вкусностей» он соглашался присмотреть за племянницей в течении целого часа. С моим приездом положение жены не слишком облегчилось, на Урале наступила пора сенокоса, и я большую часть дня проводил с косой, которую тут называли литовкой. Теща работала в больнице, тесть в сельхозтехнике экспедитором, а бабушка осталась в старом доме, помогать было некому. Семья успокоилась только тогда, когда в огороде вырос огромный стог сена. Отчим работал наравне со всеми, несмотря на инвалидность. Участник боевых действий, на Калининском фронте потерял ногу, и передвигался на протезе. От него, кстати, я впервые узнал о событиях, не вошедших ни в одну книгу о войне.
Вскоре я действительно научился пеленать, кормить, вставать по ночам. Пролетела половина отпуска, и мы поехали к моим родным.
Другие дедушка и бабушка тоже хотели увидеть внучку. Там и попала Ирина в больницу. Четыре раза в день носил в больницу дочь для кормления. Один раз я прозевал время, дите спало, и я пропустил посещение больницы. Молока не стало. Предстояло перейти на искусственное питание.
Перед возвращением все- таки нашли время встретиться и с моей учительницей.
Нинель Васильевна жила на «новостройке» недалеко от Черной речки в своем доме. Мы пили чай и я непрерывно отвечал на вопросы, как в школе. То что у нас в училище не было предмета географии ее удивило. Но все вопросы этого предмета были в других науках. Авиационная астрономия с изучением всех звезд и координатных сеток. Умение самим рассчитывать графики восхода и захода солнца. Умение работать с астроориентатором. Картография и геодезия. Метеорология всех районов планеты. Учет ошибок при прокладке маршрута на картах любых проекций. Правила склеек карт по любому направлению и т.д.
- Да. Теперь я знаю, что подготовка у вас очень серьезная. Я думаю, что учитель из штурмана может получиться очень хороший. Вот уж не думала, что у вас такое плотное изучение предмета.
- Это Вам спасибо. Вы же сами говорили, что меня обязательно примут в училище. Помню еще фразу: « если не тебя, то кого еще?»
- А я уже и не помню слов своих. Но то, что не сомневалась в тебе, помню.
Очень рада за вас обоих. Мне кажется судьба не случайно вас соединила.
Уходили из гостей с легкой грустью. Жаль, что возможности встречаться с хорошими людьми такие редкие.
Сообщение по телевидению о вводе войск в Чехословакию одобрили все. Наша страна уже привыкла к такой Родине, какая есть. Европейцы еще нет. Это раздражало. Поведение части интеллигенции, осудивших вторжение, не понималось.
Перед самым отъездом вспомнил о московском приобретении. Никаких «битлов» на пленке не было. Хриплый голос певца под гитару не произвел впечатления. Удивлял текст песен. Но что- то в них было. Одно было понятно, такие песни фирма Мелодия не запишет. Я не знал ни фамилии исполнителя, ни аккордов. Прослушав всего раз, с удивлением отметил, что запомнил почти все. Мало того, помогая по дому, сам пытался напевать запоминающиеся мелодии. Ирина недоумевала.
- Зачем ты купил эти песни «на костях»?
- Меня элементарно обманули. На вокзале же нет проигрывателя. Я понимаю, что тебе не понравилось. Мы с тобой выросли на песне «Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры, дети рабочих…». И что интересно. У нас на курсе такие песни любили только «столичные» ребята. Ну те которые из областных и других крупных городов. А в селе или в маленьком городе эти песни напоминают о шпане, которую работящие люди не любят. Может быть автор хочет таким образом утвердиться. Ну помнишь, как Евтушенко в ранних стихах «… мелкий дождь идет из тучки, брызжет по полям. Едут беленькие сучки к черным кобелям». Нам преподаватель по философии говорил, что в поэзию есть несколько путей, и одна из них через «форточку».
Дорога из отпуска запомнилась кошмаром поиска детского питания. Мы решили остальные поездки отложить до лучших времен.
В октябре летали только в сложных условиях в районе аэродрома для подтверждения классности. Меня эти проблемы не касались. Класс можно было получить летая с места штурмана навигатора.
На киоске «союзпечати» висело объявление. В связи с выездом продается собрание сочинений Чехова.
- Ирина, пойдем посмотрим. Если цена будет приемлемой, может быть и купим.
- Ты что? Мне он и в школе не нравился. Лучше Грина писателей нет.
- Ну, это понятно. А я вот для себя Чехова по- новой открыл в училище. Лучшего знатока жизни вообще нет. А ты знаешь почему умных женщин надо «крысидом» травить? Не знаешь. А Антон Павлович знал.
Штурман эскадрильи, уходящий на пенсию, торговаться не стал.
- Да какая цена? Что написано, за то и берите.
Двенадцать томов стали украшением личной библиотеки. Через некоторое время жена тоже «открыла» для себя давно известного писателя.
Впоследствии, привычка с каждой получки брать книгу понравилась и ей.
Ноябрьские праздники прошли без прошлогодней истерии политработников. Никто не угрожал политическими санкциями и два дня отдыха в кругу семьи прошли спокойно.
Утро девятого было обычным обменом, кто, как и где отметил, праздник.
Командир эскадрильи зачитал список летного состава, который завтра должен вылететь на оперативный аэродром в Североморске. В нем был и экипаж Коробкина.
Удивление вызывал набор карт, которые надо было склеить по маршруту полета. Новый условный меридиан, называемый ортодромией, был ориентирован на восток до Берингова пролива. Планировался полет вдоль Северного морского пути. Весь день предварительной подготовки ушел на подготовку к полету. Второй штурман Сорокин помогал штурману корабля в расчетах. Особенностью было и указание прибыть на полеты полностью в зимней форме.
Меховые комбинезоны, шлемофон на меху, унты и теплые перчатки были нашей одеждой, когда мы покидали гарнизон.
При перелете на Север яркое солнце и жара в кабине служили темой для шуток, которые прекратились в Заполярье.
Перед восходом солнца два самолета ушли на спецзадание. Смысл его заключался в отыскании трещин во льдах, открытых участков воды размерами с футбольное поле и более и передачи координат всех этих объектов немедленно в Москву и фотографирование их на кинопленку. Чтобы повысить точность разведки, было принято решение вести ее с разных высот.
Самолет фотографирующий полыньи, экипажа Коробкина шел на высоте 400 – 500 метров. Второй экипаж шел над ним на высоте 3000 -4000 метров, чтобы корректировать свое место по радиолокационным ориентирам.
Такой погоды на Севере я давно не видел. Ни одного облачка, видимость превосходная. Мне в руки дали ручной фотоаппарат АФА-39 и показали новое рабочее место. Передняя часть кабины была застеклена со всех сторон. Снизу овальное бронестекло с сеткой обогрева. Это и было мое место. Я постелил свою меховую куртку на стекло и улегся.
Мне приходилось и ранее работать с этого места при дозаправке в воздухе, фотографируя поведение конуса заправщика. Летчики тоже распределили обязанности по-новому. Командир ведет наблюдение за воздухом и поверхностью, помощник непрерывно контролирует показания приборов.
Второй штурман включил станцию на минимальный масштаб – 40 км и пытается подсказать приближение открытой воды. Несколько часов такой напряженной работы, потом смена высот и обязанностей.
Стало понятным указание о теплой одежде. Если бы пришлось покидать машину, то надежды выжить в другой одежде не было бы совершенно. Однако надежды на спасение, в случае аварии, все равно нет из за удаленности.
Белое, но не безмолвие из за рева двигателей. Север, но не крайний, скорее бескрайний. Создается впечатление, что и мы здесь лишние, ни кораблей, ни людей. Даже медведей не видим.
Трещины попадаются длиной в несколько километров. Открытых участков воды очень мало. Зато в обилии нагромождение льдов. Фотоаппарат работает непрерывно, штурман включает и выключает бортовой аппарат и непрерывно сравнивает с другим экипажем координаты целей. Это тоже должно уменьшить ошибку.
Наступают сумерки, и мы переходим в набор высоты. Возвращение на аэродром вылета планируется на больших высотах для уменьшения расхода топлива. Моря Северного Ледовитого остаются далеко внизу и справа, мы идем по прямой до Кольского полуострова.
На аэродроме нас уже ждут. Техники быстро снимают кассеты с фотопленкой, и транспортный самолет увозит их в Москву. Мы ломаем головы в предположениях.
- Кому нужны эти проруби, ворчит штурман
- Наверно подводным лодкам, предполагает Сорокин.
- Чьим?- Слышим крамольную фразу от кого- то.
На этом обсуждение заканчивается. Все устали. После семнадцатичасового полета положено двое суток отдыха. Нам представляется время на сон и время вылета на свой аэродром. Уже дома все участники операции получают благодарность от Главкома ВМФ.
Вновь экзамены на допуск к полетам в следующем году. Все ждут нового штатного расписания, кого- то повысят в должности, кто- то будет переведен на новое место службы. Эти надежды мало у кого исполняются. Не утвержден ни один перевод, и это дает основание злым языкам шутить, что наш гарнизон «черная дыра» авиации. Но регулярные пополнения продолжаются. Иногда мы встречаемся со знакомыми по училищу. Нам рассказывают новости о наших командирах. Мой командир взвода Скорняков стал «ротным». Я рад за него. Об обычаях каждого курса, отмечающих выпуск. Все началось с первого выпуска по высшему профилю. Курсанты притащили внутрь «коробочки» училища пятисоткилограммовую бомбу ФАБ-500.
Второй выпуск снял с постамента на стадионе бетонную «девушку с веслом». Дежурный по училищу их остановил.
- Куда несете, товарищи курсанты?
- Да вот, генерал Бельцов приказал принести ее внутрь коробочки… Чтобы хулиганы не мазали ее больше землей между ног. Утром дежурный пытался доложить генералу, что его приказание выполнено.
- Вы, товарищ майор, от меня приказ получали?
- Нет. Но мне курсанты сказали.
- Вы их фамилии записали?
- Нет.
- Тогда берите помощника и… несите обратно. Лично.
Дежурный дождался ухода начальника и, поймав несколько курсантов, возглавил возвращение «блудной» фигуры на место.
Следующий курс снял ворота в «коробочку». Дежурная служба элементарно проспала нарушителей. Устанавливая стальную конструкцию на место, сломали дневальному ногу.
Наш курс выкрал бочку с квасом и подпер ее двери «фронтовиков» параллельного факультета. Но они, дождавшись своего часа перекатили «изделие» к нашим дверям. Нам и пришлось ее возвращать обратно.
Со многими прибывшими я был знаком по совместным прогулкам и считал своим долгом рассказать об особенностях службы.
Один из них, Женя Гульшин интересен тем, что сразу решил идти во вновь образованный полк противолодочной авиации. Мне непонятно как можно любить схемы поиска лодок, где одна математика. Самолет ИЛ-38, военный вариант ИЛ-18го гораздо меньше нашего. Но у Жени свои понятия. Кстати впоследствии он наверно единственный в нашей авиации кто отказывался «прыгать» через должностные ступени.
Мои смутные подозрения, что должности нельзя получать авансом у него уже были убеждением. И то, что он достиг впоследствии, результат непрерывного труда в одном направлении. Таких людей не так уж и много.
Наш экипаж остается в полном и неизменном составе. Не сбылись надежды у нашего второго штурмана. Мест для продвижения нет. Я остаюсь штурманом оператором, но не огорчаюсь. Экипаж меня устраивает вполне. С Сорокиными мы дружим семьями и готовимся встретить Новый 1969 год.
Новый Год один из самых любимых праздников военных. Еще 8 марта тоже, по причине отсутствия построений, парадов и т.д.
Подготовка начинается заранее. Изобилие леса разбаловало людей. Все хотят найти самую лучшую елку в лесу. Иногда, принесенную красавицу забраковывает жена. Елка летит с балкона в сугроб, а муж отправляется в лес за следующей. Снегу обычно наметает выше пояса, выручают лыжи. «Лесное изделие» осматривается со всех сторон и только тогда принимается решение «срубить под самый корешок».
Особенным шиком считалось принести верхушку елки, усыпанную хвойными шишками. Правда для этого надо было залезть на вершину ели, аккуратно спилить ее и отбросить подальше, чтобы не повредились веточки при падении.
А если учесть, что деревья бывали и по двадцать метров, то этот поступок был не каждому под силу. За несколько дней до праздника с одним нашим штурманом произошел курьезный случай.
Выбрав дерево, он влез на самый верх и спилил полутораметровую верхушку. На всякий случай крикнув- Поберегись, сбросил ее вниз. В ответ услышал чей то знакомый голос.
– Спасибо. Мужик, я заберу эту елку. Ты себе еще спилишь.
Когда добытчик слез вниз, то обнаружил, что елка пропала. Не было и того, кто говорил с ним.
- Обидно, понимаешь, – говорил он потом – Я голос его знаю, а вот кто не могу вспомнить.
Ему советовали, закрыв глаза, побродить по штабу, может там обладатель загадочного голоса.
- Или в политотделе, добавлял кто то оглянувшись, нахлебники и там есть.
Еще одно событие ожидалось по Новый Год. Прошло два года нашему выпуску. Всем было написано представление на присвоение очередного звания. Я на эту тему даже не говорил ни с кем по очень простой причине.
Выговор от начальника штаба полка за нарушение приказа 010, о секретном делопроизводстве, был еще не снят.
Получить взыскание оказалось очень просто, для этого достаточно было оставить секретную инструкцию на столе без присмотра. Совпадение этого момента с проверкой неизбежно приводило к приказу о наказании.
Тем не менее, праздник удался. Небольшой телевизор с «голубым огоньком», бутылка Советского шампанского, чета Сорокиных и гуляние по ночному гарнизону с непрерывными поздравлениями было настоящим отдыхом.
Небольшой эпизод не смог омрачить праздник. Один из неузнанных мной военных пытался поздравить жену, обнимая. Через мгновение он уже вылезал из кювета.
- Ты что Заки, сдурел? Своих не узнаешь? Козел.
- Да ладно уж. Не обижайся. Богатым будешь.
Действительно, в подвыпившем офицере трудно было узнать когда- то знакомого старшекурсника. Как люди быстро меняются. А может быть не все?