Защитник

Не успев уложить спать младшую сестру, услышал осторожный стук в окно. «Странно, не с улицы стучат, кто-то с огорода зашёл!» - подумал я, поглаживая голову сестры. Дождавшись, когда она уснёт, подошёл к матери:
- Кто приходил?
- Соседка, соли просила.
- Мама, соли сейчас в селе ни у кого нет! Зачем приходила?
Мама указала мне на стул, я сел, внимательно глядя ей в лицо.
- Видно и до нас беда дошла. Завтра с утра немцы детей будут собирать, в Германию поезд готовят.
О том, что уже полгода детей и тех, кто постарше, отправляют в Германию, я слышал, но не верилось, что и в нашем селе такое будет. Здесь на немцев работали все, мама с другими женщинами обстирывала гарнизон и госпиталь, соседка – мыла полы в сельской управе, мы, мальчишки лет четырнадцати – шестнадцати работали на лесопилке. Работы хватало всем.
- Что делать будем? – я не сводил глаз с матери.
- Как светать начнёт, уходи с сестрой на хутор к деду и бабушке, я за ночь котомку соберу. Дорогу помнишь?
- Помню. Мы давно там не были, живы ли?
Ещё до войны мы с сестрой провели на хуторе всё лето. Старики умилялись, глядя на внучку, которая бегала за бабочками по небольшой поляне, дед даже сачок ей смастерил.
- Не знаю, - грустно ответила мама.

Ещё светать не начало, а мама уже меня будила:
- Собирайся, я сестру одену.
Надев штаны, рубаху, отцовский пиджак, я был готов. Ожидая сестру, вышел в большую комнату, на столе стояла тарелка с двумя кусочками ржаного хлеба, не веря своим глазам, я подошёл ближе, действительно, на хлебе виднелось масло, совсем мало, но оно было. Устроившись завтракать, запил хлеб горячей водой из кружки. Да она сладкая!
- Откуда это?!
- Ешьте, выходить пора.
- Ты когда уйдёшь?
- Следующей ночью. Идите через ферму, там сейчас такой бурьян, что вас малых не заметят. За болотом уйди вправо, а дальше по старой дороге не сворачивая.
- Я помню, мама.
Немецкая власть запретила местным выход из села, вокруг него всё время ездили конные полицаи, если кого ловили, то били нещадно, а бывало и вешали. Сестрёнка поела, обрадовалась сладкой воде, мама налила ей ещё.
- Вот, собрала. Воду зазря не пейте, береги, в дороге только из родника набрать можно. С Богом, - мама перекрестила нас по отдельности.

Путь был долгий, раньше, когда мы выезжали из дома на телеге рано утром, приходилось ночевать прямо на дороге, лишь к следующему утру добирались до родственников, теперь же была большая опасность встретиться с немцами или полицаями. Обойдя ферму ещё в темноте, мы вышли к дороге. Идти с маленькой сестрой, которой только-только исполнилось десять лет, через лес я не решился. Выбирая ту сторону дороги, к которой как можно ближе примыкали кусты, я шёл, прислушиваясь. Несколько раз мы прыгали с дороги в высокую траву, прячась от появлявшихся немецких машин. Наконец дошли до болота, старое дерево, разбитое когда-то молнией, указывало место, где нужно свернуть. Углубившись по старой дороге в лес, я решил сделать привал. Развязав котомку, достал мамины припасы, снова был хлеб с маслом, несколько варёных картофелин, стеклянная бутылка с водой. Воду правда сестрёнка в дороге почти всю выпила, а до родника ещё далеко идти.
- Чего не плакала дорогой?
- Что я маленькая что ли?!
- А какая? Весной крапивой обожглась, как ревела.
- То весной было, - десятилетняя девочка отпила из бутылки.
- Не страшно?
- Нет, ты же мой защитник. Помнишь, как большая собака нас с девочками на крыльцо загнала, никто не помог, а ты прибежал и отогнал.
- Помню. Нам ещё в лесу ночевать, не забоишься?
- Нет.
Собака тогда была не такой уж и большой, но характером скверная, детей на дух не переносила, как успел тогда, хорошо никого не покусала.
- Пойдём?
- Пойдём, - сестрёнка подняла с земли узелок, она сама настояла, чтобы и ей ноша была.

Подошли к большому дубу, он мне нравился, наверное был очень старым. На лошади до хутора мы ездили другим путём, на него нужно было сворачивать гораздо позже, лишь однажды отец решил пробираться старой дорогой, вот тогда мне это дерево и запомнилось. Постелив у его ствола рогожу, я сказал сестре:
- Ложись спать.
- А ты?
- Сейчас лягу.
Из головы не выходило выражение лица мамы, когда она говорила, что уйдёт следующей ночью, казалось, что она не собиралась уходить или опасалась, что ей этого не позволят сделать. С тяжёлым сердцем я лёг рядом с сестрой, согревая её своим телом, уставшая, она сладко сопела, в темноте мне показалось, что даже улыбалась.

Привыкший рано вставать, на лесопилке немцы не терпели опоздания, я крутил головой, не понимая, где нахожусь, лишь услышав пение птиц, успокоился, тихонько разбудил сестрёнку:
- Нужно идти.
- Пить хочу.
- Вот возьми, тут немножко осталось, - я протянул ей бутылку, убрав бумажную затычку.
- А ты?
- Я не хочу, - сказал я пересохшими губами, ничего, до родника потерплю.
Да, именно за этим поворотом родник, дорога порядочно заросла, но я узнавал местность. Разочарование было горьким, неглубокая ямка, где бил ключ заросла травой. Может верно, люди говорят, что если так случается, то быть войне?! Впереди был виден прогал, значит, дорога выходит на открытое место, на ту самую поляну, где сестра бабочек ловила. Было страшно, но не за себя, а за маленькую девочку, которая шла за мной, в данную минуту полагаясь на самого близкого человека. Заметив над кустами крышу дома, я остановился.
- Чего ты? – спросила сестра, раскрыв свои большие глаза.
- Тише.
- Бабушку с дедушкой напугать боишься?
- Нет. Давай сделаем так, ты спрячешься под этот корч, - я указал ей на вывороченную с корнем берёзу, и будешь ждать меня. Если покажутся люди – не выходи, сиди тихо.
- Хорошо, воды только принеси.
- Принесу.

Прячась за молодой ельник, я вышел к хутору. Удивило, что со стороны сараев, где держали скотину, была тишина, пролетела одинокая пчела, у стариков была своя пасека. Стараясь идти как можно тише, прокрался к сеновалу, никого, странно, они всегда вставали рано, работы-то много. Сверху прокричал петух, рядом с ним, высоко на крыше, сидели две курицы. «Кто ж вас туда загнал?». Обойдя сеновал, я вышел к колодцу, ноги сами понесли меня к источнику воды. Забыв об осторожности, я крутил ручку в предвкушении вкусной водицы, что-то мешало поднять воду, потом пошло легко. Подняв перед собой металлическое ведро, я увидел зацепившийся за него передник бабушки. Она всегда хвалилась, что таких нигде больше нет, сама рукодельничала, вышивая на своих вещах красивые узоры. Посмотрев вниз, я увидел плавающее в воде тело, страх, ужас от увиденного, сковал меня, я не мог пошевелиться, я всё понял, пить перехотелось. Внутри сеновала раздался шум, меня уже ничто не могло напугать, уверенным шагом я вошёл в сарай. На сене, раскидав в стороны руки, спал полицай, моя рука потянулась к вилам, стоящим справа от входа, чуть прицелившись, я вонзил их в шею душегуба. Раздался крик боли, я повторил удар, руки полицая, протянутые в мою сторону, не смогли мне помешать. На крыльце грохотали сапоги, очнулись выходит, остальные. Выбежав из ворот сарая, я намерено им показался, раздалось несколько выстрелов, но я уже спрятался за ближайшими деревьями, началась погоня. Я знал куда бежать, совсем рядом было болото, из которого мы с дедом в то лето вытаскивали молодую тёлку. Прыгая с кочки на кочку, оступаясь и падая, я даже не оглядывался, чувствовал, что за мной идут. Добравшись до верши, свернул вправо, выдернув за собой палку, ещё несколько метров и, остановившись, я наблюдал, как трясина затягивает предателей. Поняв, что все кто за мной пошёл, попались, я, стараясь не слышать их криков и угроз, вернулся на хутор.

Лишь проверив дом и другие сараи, я пошёл к сестре.
- Испугалась?
Сестрёнка, прижав к себе узелок, отрицательно замахала головой.
- Ты был как птичка, которая уводит охотника от своего гнезда, мама рассказывала.
- Пусть будет птичка. Пошли.
Оставив сестру на крыльце дома, я собрал в небольшой мешок всё съестное, что смог найти, из бочки набрал в бутылку воды, зачерпнув ещё ковшик, вынес его сестре.
- Пей.
- А где деда с бабой?
- Ушли. Мы их догоним.
Было рядом одно место, чужой не найдёт, а я про него знал. Через час мы с сестрой стояли на берегу ручья, где были привязаны к деревьям корова и две козы. Что же теперь делать с этим хозяйством?