Идёшь по селу молодой, красивый и уважительно здороваешься с каждым встречным жителем этого села. Старики в ответ кивают, не поворачивая головы, не задумываясь, кто перед ними, и в разговор вступать не желают.
Это село моей матери, где жили мои дедушка и бабушка, и сегодня я иду проведать их дом и потеребить свою память. Всё знакомо: хорошие люди, дома с красивыми наличниками, колодцы с журавлями, и всё это мне очень нравится. Время для меня остановилось, словно никуда и не уезжал.
Любопытные бабы приглядываются внимательными до всего глазками, ничего не пропустят, всё подмечают. Они всё те же, не старятся, все так же суетятся по хозяйству, как и прежде, а вот я изменился и пользуюсь преимуществом перед старшим поколением: я их знаю, а они меня уже не угадывают. Всматриваются, выискивают что-нибудь знакомое, наследственное на моем лице или в моих повадках и, кажется, узнают и радуются догадке, и я сам начинаю чувствовать какую-то необъяснимую связь с ними. Родня, одним словом; пусть даже дальняя, уходящая глубоко корнями к общим предкам, но всё же — родня.
Вот и получается, что больше половины села родственники, которых выделяешь среди других по сходству, как европейцев среди азиатов. Бывает, и среди чужих людей угадываются родственные черты, а иногда и родственник, как не свой, чуждается по глупости, отворачивается, не задумываясь, что за него уже все решили.
Это, как бы предки взяли тебя как саженец и посадили в землю, дали тебе свои корни и крону с ветвями и ждут, когда ты зацветешь и какими окажутся твои плоды. Что-то придется исправить на этом дереве, какие-то ветви нужно будет вырезать и бросить в огонь, а что-то и привить придется, но привьётся ли. Все это нужно делать по разумению и с любовью.
Когда-то сердобольная наша соседка поведала моей матери о её бабушке (моей прабабушке), что она была круглой сиротой, а взяли её замуж богатые Рулёвы только за её красоту, ведь больше у неё ничего и не было. Этот факт почему-то расстроил мою мать, и она передала эти слова своей матери в надежде на её разъяснение. Вопрос был не в том, была ли бабушка красива или некрасива — это факт известный, а в том, почему она была круглой сиротой.
«Откуда она может такое знать, если я, дочь, этого не знаю?» — так, уклончиво ответила её мать, но моей матери это показалось достаточным разъяснением, и больше она вопросов не задавала. Однако мне она это зачем-то рассказала, а я запомнил.
Спустя много лет при встрече с матерью я опять затронул эту тему о её красивой бабушке, лукаво надеясь на старческую её болтливость: думаю, вдруг узнаю что-то новое. Странное сиротство, даже если оно и было, почему-то скрывалось родными и не давало мне покоя. Мне хотелось докопаться до сути и поставить на этом точку.
Опять я услышал весь пересказ от сердобольной соседки, слово в слово, и бабушкин ответ тоже. Было понятно, что ни мне одному она рассказывала эту легенду. Немного помолчав, мать добавила: «Она, наверное, и вправду что-то знала, и ей это могла рассказать её свекровь, ведь она родная сестра деда Павла — того, что взял Анастасию только за красоту».
Ох уж эти деревенские тайны, пропитанные предрассудками и вымыслами. Долгими вечерами свекрови пересказывают истории своим снохам и создают семейный заговор, скрепляющийся чьей-то тайной, как порукой. Это странно, но чужому человеку всегда проще выложить свою душу, нежели родному. Проще найти понимание там, где не требуется оправдания.
Свидетелей того, чем мне предстояло заняться, уже давно не было в живых, но люди всегда оставляют после себя следы: словом, поступками или, чаще всего, в документах — у меня не было сомнения на этот счет. Скоро я нашел запись венчания Павла Васильевича Рулёва и Анастасии Максимовной Маркиной. Отец уже есть, дело за малым — найти её мать.
Маркины изучены мною были досконально, но, на счастье, ни одного Максима в этом роде не оказалось. Неизвестно, куда бы я ушел в своих поисках в противном случае. В поминальной тетради моей бабушки рядом с именем Максима было еще имя Прасковьи, но как было найти её по одному имени и в другом веке?
Однажды, просматривая свою тетрадь, куда я выписывал все свои роды по годам, я увидел в самом низу листа запись, что в 1877 году, в 29 день декабря у солдатки Прасковьи Юшиной родилась незаконнорожденная дочь Анастасия. Сотню раз прежде я смотрел этот лист, ведь два моих прапрадеда и одна прабабушка родились в этом 1877 году. Прасковью Юшину я выписал только из-за фамилии, и никакого прямого с ней родства не подозревал. Оказалось, что обе прабабушки Марфа и Анастасия были из одной семьи Юшиных, и носили одну фамилию.
Как же она оказалась в таком положении, что у неё есть отчество и фамилия, а принадлежат они ей не по праву? Скоро выясняется, что они ей досталась от приемного отца Максима, того самого солдата, что был мужем Прасковьи. В действительности он имел мало отношения к фамилии Юшиных: связь с ней у него появилась, когда его мать Агафья Фомина, вдова из села Старотомниково, с двумя малолетними сыновьями Яковом и Максимом вторично вышла замуж за Григория Ефимова Юшина. В этом браке с Григорием у них родились еще три сына.
В возрасте пятидесяти лет Григорий умер, а через пять лет холера унесла и его жену Агафью, оставив круглыми сиротами сыновей. Старший пасынок Григория Яков взял за себя девицу из села Песчанки Соломонию Пяткину шестнадцати лет. Почему не из своей деревни взял жену Яков, этого сейчас уже не разгадать. Другой пасынок умершего Григория Максим тоже взял себе жену из села Песчанки, повторяя шаги своего брата след в след. Однако при записи акта венчания Максим поменял имя своего отчима Григория Юшина на своего родного отца Варфоломея. Может показаться, что так он разрешает путаницу с отцовством, но на самом деле, неизвестно, все ли так все просто и благородно. Его старший брат Яков оставил себе отчество отчима Григория и, в отличие от Максима, никогда не менял его. Так Максим сам обрубил свою ветвь от рода Юшиных, отвергая отчима, который был с ним с самого начала его жизни.
Итак, Максим женится на дочери отставного рядового Стефана Алёшина из села Песчанки Прасковьи и скоро и сам переходит в солдатское сословие. Оказавшись забритым в солдаты, он оставил молодую жену в чужом доме даже без солдатского пособия, потому что они не успели завести детей, а бездетных государство не поддерживало. Вот и осталась она одна, сразу превратившись в «соломенную вдову» при живом муже.
Слава о солдатках всегда приписывала им распутные нравы, неважно соответствовали они действительности или нет. Одни солдатки хранили верность, а другие изменяли, и тому у них были тысячи оправданий. Короткий бабий век и вероятность уже навсегда остаться без детей в этих ожидании мужа невольно толкает на измену. Так, наверное, красивая и одинокая жена Максима оказалась на скользкой дорожке и покатилась вниз по наклонной — увлеклась и содеяла грех. В результате греха у солдатской женки родилась незаконнорожденная дочь Анастасия.
Сразу после рождения Анастасии возвращается домой солдат Максим. Ему ничего не оставалось, кроме как принять измену жены и смириться с таким положением. Подтверждением этому стало рождение их общей дочери Ефимии. Когда уже казалось, что жизнь налаживается, Прасковья внезапно заболевает водянкой. Сначала умирает их общая с Максимом дочь Ефимия. Детская смертность была обычным явлением того времени, но не для Прасковьи, которая должна была принять эту смерть как знак расплаты за свой грех. На девятый день после похорон дочери и, что показательно, точно в день рождения своей первой дочери Анастасии, которой исполнилось четыре года, умирает и Прасковья.
Можно как угодно относиться к совпадениям дат, но это единственное событие для нас, потомков, по котором прослеживается, что произошла трагедия. Анастасия так же, как и мать, была чужой в этом селе и даже в доме, но судьба все же отнеслась к ней благосклонно, и в её жизни появилась женщина, старавшаяся заменить ей мать — родная сестра Прасковьи Ефимия Стефанова. Ефимия вышла замуж за Евдокима Григорьева, единоутробного брата Максима. Кто-то упорно желал снова породнить Юшиных и Алёшиных, словно бы это сама Прасковья так хотела оберечь и защитить свою дочь.
Род Юшиных не конфликтный, а спокойный и рассудительный, и потому не было соседских склок, в которых была бы возможность попрекать прошлым. Да и кого попрекать, кроме этой безвинной и красивой девочки, про судьбу которой смогла узнать наша сердобольная соседка от своей свекрови, за что ей спасибо. Оттого так быстро и забыли о Прасковье — плохое не прилипало. Но у судьбы свои правила, и человеку никогда никогда не поменять.
Пришло время выходить замуж и Анастасии, единственным приданым которой была её красота. Однако с красотой матери она наследовала и её судьбу. Красота — товар скоропортящийся, он не залеживается и от этого только более ценный и притягательный. Не устоял перед соблазном Павел Рулёв и взял её за себя в жены без приданого. По неграмотности, которая царила среди крестьян того времени, никто не заметил, что дьякон неправильно записал фамилию Анастасии: почему-то она оказалась не Юшина, а Маркина. Может, это так судьба водила гусиным пером дьякона, а может, это Максим по привычке править документы нашептал на ухо того же дьячка: в этом угадывается его манера запутывать следы. Он для чего-то опять сменил своё отчество и стал уже не Григорьев и не Варфоломеев, а Филонов, так что у меня есть основания подозревать его в этом. Изменение фамилии Анастасии могло навсегда потерять её, а может быть, оно было задумано, чтобы скрыть её прошлое.
Вот и вышла Анастасия замуж, и весь путь к мужу состоял только в том, что её перевели через дорогу на другую сторону улицы, и она навсегда стала Рулёвой, а не Юшиной, Алёшиной или Маркиной. Первый ребенок родился вовремя по сроку, но сразу и умер. Так десять детей подряд умерли во младенчестве, и, конечно, это было из-за грехов матери Анастасии. За четырнадцать лет она родила тринадцать детей, и только трое последних остались в живых. Тринадцатой была моя бабушка Наташа — та, чей дом я шел проведать, чтобы потеребить свою память.
