Анализ конструкции, в которой задействованы Дантес и Екатерина (не будем забывать, что она входит в семью Пушкиных), требует рассмотреть ещё одну версию. Кое-кто находит её даже наиболее выгодной для Дантеса, возникшей в то время. Во-первых, он женится на Екатерине, чтобы оставаться рядом с Натали, «дышать с ней одним воздухом». Он, Дантес, совершает акт самопожертвования. Но не только. У брака с Екатериной есть ещё один плюс. Именно таким путём он может… сохранить для себя Полетику. Жертвенность Жоржа делала частое его общение с Идалией (близкой подругой Екатерины) фактически легальным. Обман, остроумный и ловкий, новый, но рецепт старый. Разве что обманутой оказывается Екатерина. Такой вариант устраивал Полетику и обоих Геккернов. Старший спокойно продолжал бы дипломатическую карьеру. Дантес — жертва «возвышенной любви» к Натали, выигрывал в глазах общества. А Пушкин, расчёт был такой, поставленный перед фактом женитьбы на свояченице, должен был отказаться от вызова.
Известный исследователь жизни Пушкина М. Яшин писал, что Дантес женился по требованию царя. Были мнения, что он женился, потому что Екатерина была уже беременна от него. Так это или не так — утверждать с несомненной уверенностью нельзя. Царь на сей счёт документа не оставил. А сказал он или нет хоть супруге Александре Фёдоровне, хоть Бенкендорфу, хоть министру двора графу Адлербергу — ни подтверждения, ни отрицания такого нет.
Что касается беременности, то тут есть варианты. С одной стороны, документально подтверждено, что Екатерина не была беременна. В браке Дантеса с Е.Н. Гончаровой первый ребёнок, дочь Матильда-Евгения, родилась 19 октября 1837, т. е. ровно через 9 месяцев после свадьбы. Но, с другой стороны, историки не исключают, что на самом деле это произошло раньше. Почему? Есть три, по меньшей мере, причины, почему они так думают. Известно, что история этой супружеской пары началась с факта фальсификации документа: в метрической книге Исаакиевского собора возраст невесты, двадцативосьмилетней «м-ль Гончаровой», уменьшен на два года.
Многочисленные слухи, утверждавшие, что к моменту бракосочетания Екатерина была на третьем месяце беременности, разумеется, к делу не пришьёшь. Но в ту пору тётушка Загряжская пишет Жуковскому: «Итак, все концы в воду». Что она имела в виду? А в переписке Карамзиных есть знаменательное замечание, характеризующее три этапа, через которые прошла страсть Екатерины к Дантесу: «...та, которая так долго играла роль сводни, стала в свою очередь любовницей, а затем и супругой».
Наконец, в переписке отца Пушкина с дочерью, Ольгой Сергеевной, встречаются упоминания о возможном браке m-lle Гончаровой и Дантеса ещё 2 ноября 1836 года. В этот день Ольга Сергеевна писала из Варшавы отцу: «Вы мне сообщаете новость о браке Гончаровой». Учитывая, что Сергей Львович Пушкин жил тогда в Москве, можно полагать, что по крайней мере во второй половине октября до него в Москву уже дошли слухи о возможной женитьбе. Из чего вытекает вывод: мысль о женитьбе Дантеса на Гончаровой существовала до вызова на дуэль. А причиной женитьбы могла быть как раз беременность.
И третья причина. Что ни говори, Жорж Дантес — опасный, но обаятельный, подлец, но профессионал — вполне мог обезопасить своё реноме такой мелочью, как ещё одной фальсификацией документа. Если уж по сию пору сохраняются сомнения относительно подлинности писем Дантеса и Геккерна, то недоверие к указанной дате рождения ребёнка как бы и не удивительно.
Слишком уж большое рвение, с каким Дантес принялся волочиться за своею невесткой Натали после собственной свадьбы (порой казалось, что он насмехается над ревностью мужа, который всё видел, всё замечал), можно объяснить некой местью Пушкину за то, что его противостояние привело кавалергарда к нежеланному супружеству. Но можно вспомнить и про поручение Бенкендорфа: свадьба свадьбой — это личное, а работу ещё никто не отменял.
Так что нет ничего странного в той браваде, что демонстрировал Дантес:
«Он (Дантес. — А. Р.) не переставал волочиться за своею свояченицей, он откинул даже всякую осторожность, и казалось иногда, что он насмехается над ревностью не примирившегося с ним мужа. На балах он танцевал и любезничал с Натальей Николаевной, за ужином пил за её здоровье, — словом, довёл до того, что все снова стали говорить про его любовь» — напишет очевидец Н. М. Смирнов в своих «Памятных заметках».
А Павел Щёголев в работе «Дуэль и смерть Пушкина» скажет:
«Ухаживанья Дантеса за Н.Н. Пушкиной стали сказкой города. Об них знали все и с пытливым вниманием следили за развитием драмы. Свет с зловещим любопытством наблюдал и ждал, чем разразится конфликт».
По словам графа Владимира Фёдоровича Адлерберга, на одном из званых вечеров молодой князь Пётр Долгоруков (приятель Дантеса), стоявший позади Пушкина, показывал пальцами «рожки» над его головой, кивая с ухмылкой в сторону француза.
Из событий последнего отрезка времени — от предсвадебного периода Дантеса и Екатерины Гончаровой до известия о смерти Пушкина на дуэли с Дантесом — есть смысл выделить самые знаковые в судьбе каждого из мужской троицы: царь, поэт и кавалергард.
9 октября 1836 года Дантес назначен ординарцем при Николае I.
13 октября Высочайшим приказом 1836 года поручик барон де Геккерн* «получил высочайшее благоволение».
* Формально усыновление Жоржа Дантеса нидерландским посланником бароном Луи Геккерном не было утверждено голландской стороной. Тем не менее в мае 1836 года Геккерн смог получить свидетельство о пожаловании Жоржу голландского дворянства с правом носить его фамилию. Именно его голландский посланник стал выдавать за документ об усыновлении. Тогда-то в России Дантеса уже начинают официально именовать бароном де Геккерном. По сути, это тоже можно рассматривать как подлог.
Перед бракосочетанием кавалергарда с фрейлиной император через Бенкендорфа отправит Наталье Николаевне 10 000* рублей. В сопроводительном письме граф сообщает:
«Его Величество, желая сделать что-нибудь приятное Вашему мужу и Вам, поручил мне передать Вам в собственные руки сумму при сём прилагаемую по случаю брака Вашей сестры, будучи уверен, что Вам доставит удовольствие сделать ей свадебный подарок».
* По поводу суммы существуют разногласия. Фигурирует и иная сумма, на один ноль меньшая.
Не менее важной видится встреча царя и поэта незадолго до смерти Пушкина. Известно, что царь принимал Пушкина 23 ноября после четырёх часов пополудни. Так что «незадолго» — это всего лишь за четыре дня до роковой дуэли. По воспоминаниям барона Корфа, именно на ней прозвучит вопрос царя: «Разве ты мог ожидать от меня другого?», в ответ на который последует пушкинский ответ: «…признаюсь откровенно, я и Вас самих подозревал в ухаживании за моей женой...»
Это была демонстративно-показательная игра: Николай I, как обычно, играл роль, на этот раз добродетельного наставника, что выглядело забавно. В словах же Пушкина можно без особого труда найти фигуру речи, позволяющую самодержцу понять, что распространяемые слухи о Дантесе для Пушкина не заслоняют другого слуха — о самом царе. Выглядело ли это как угроза огласки или даже как некое заявление: «скорее смерть, чем потеря чести»? Не уверен, скорее походило на желание охладить притязания царя и «предложение» вывести из игры Дантеса с Геккерном.
Царь вроде бы намёк понял: и потому он, скорее всего, настоял на том, чтобы Пушкин «ни под каким предлогом» не дрался с Дантесом, а если у истории с ним будет какое-либо продолжение, поставил бы его, Николая I, в известность. И поручил Бенкендорфу предпринять поиски автора анонимного пасквиля, полученного Пушкиным 4 ноября 1836 года.
10 января сразу в двух петербургских храмах — православном Исаакиевском и католическом Святой Екатерины — состоялось (по двум обрядам) венчание Жоржа Дантеса и Екатерины Гончаровой. Пушкин на нём не присутствовал, но с его разрешения Наталья Николаевна на венчании была, а на свадебном ужине отсутствовала. На другой день молодожёны решили нанести визит Пушкиным, но приняты не были.
25 и 26 января Пушкин посетил баронессу Вревскую (младшую дочь П.А. Осиповой — Зизи). Памятуя их дружбу в Михайловском, он был с ней откровенен и рассказал о готовящейся дуэли. Вревская, по-женски пытаясь его отговорить, напомнила о детях. «Ничего, — раздражительно ответил он, — император, которому известно всё моё дело, обещал мне взять их под своё покровительство». Из воспоминаний Вревской становится ясно, что тема детей возникала в ходе встречи Пушкина с царём. Она и не могла не возникнуть, если иметь в виду происхождение младшей Натальи. И крайне существенный момент — Пушкин говорил «раздражительно» при упоминании императора и обещанного им покровительства. Раздражение вполне понятное: он сознавал, что обещание дано не столько его детям, сколько Наталье Николаевне.
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования «Как наше сердце своенравно!» Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—78) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!»
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 53. Жена Пушкина воскликнула: «Господи, до чего ты мне надоел со своими стихами, Пушкин!»
Эссе 55. Натали была куда практичней Пушкина