Павел Соколов-Скаля (1899—1961). Июльская демонстрация в Петрограде в 1917 году. 1939
3-4 (16-17 по новому стилю) июля 1917 года в Петрограде вспыхнули волнения против Временного правительства. Солдаты и рабочие требовали от социалистов взять всю власть в свои руки, перестать делиться ею с либералами («буржуазией»). Красочная сценка разыгралась вокруг министра земледелия Виктора Чернова, вождя эсеров. Его окружила возмущённая толпа, причём какой-то дюжий рабочий подносил к лицу министра-социалиста увесистый кулак и с негодованием кричал: «Принимай власть, сукин сын, коли дают!»
«На министре был изорван пиджак», — отмечала газета «Речь». Освободил «селянского министра» из народного плена Лев Троцкий. Сначала он попытался утихомирить толпу и обратился к самому буйному из матросов:
— Дай мне руку, товарищ! Дай руку, брат мой!..
Матрос упрямо отводил свою руку в сторону... Когда волнение немного стихло, Троцкий громогласно задал толпе вопрос:
— Кто за насилие над Черновым, пусть поднимет руку?
Таковых не оказалось.
— Товарищ Чернов, вы свободны, — торжественно заключил Троцкий и сам, за руку, отвёл министра обратно во дворец.
Позднее Ленин писал о позиции эсеров в 1917 году: «Прошло семь месяцев революции. Народ бесчисленное количество раз выражал свое доверие эсерам, давал им большинство на выборах, говорил партии эсеров: веди нас, мы вручаем тебе руководство!». Но эсеры так и не решились порвать с либералами и взять власть в свои руки...
Расстрел демонстрантов на углу Невского и Садовой
Июль 1917. Расстрел демонстрации против Временного правительства в Петрограде. Да, добрейшее и демократичнейшее Временное правительство тоже расстреливало демонстрации оппозиции, когда они угрожали его власти, а не только аццкие большевики
Узнав о разыгравшихся в Петрограде событиях, Ленин (который в тот момент был не в городе) сказал: «Этим движением надо немедленно овладеть и, может быть, немедленно остановить его».
Утром 4 июля Ленин вернулся в столицу. «Бить вас всех надо», — сердито бросил он питерским товарищам (которые вовремя не погасили волнений). «Не удалось нам предупредить всю эту историю», — с огорчением замечал он. — «Мы в июле наделали глупостей». Конечно, у многих большевиков возникало искушение опереться на непокорных солдат, чтобы немедленно взять власть. Г. Зиновьев вспоминал, что в буфете Таврического дворца состоялось маленькое военное совещание, в котором участвовали Ленин, Троцкий и он сам. Смеясь, Владимир Ильич говорил: «А не попробовать ли нам сейчас?» — Но тут же прибавил: «Нет, сейчас брать власть нельзя, сейчас не выйдет, потому что фронтовики ещё не все наши. Сейчас обманутый Либерданами (Либер, Дан — вожди меньшевиков. — А.М.) фронтовик придёт и перережет питерских рабочих».
Вся правая печать обвиняла большевиков в том, что они устроили волнения сознательно. Даже поведение Троцкого ставили ему в вину: какое право он имел своей властью «освобождать» министра? Сторонников большевиков изображали как тёмных, невежественных, обманутых людей. На карикатуре в июльском «Новом Сатириконе» какой-то человек несёт плакат «Долой 10 министров».
— Послушайте, — спрашивает его прохожий, — ведь вы же полчаса тому назад в другой манифестации несли другой плакат с доверием Временному Правительству, а теперь...
— Разве? — удивляется демонстрант. — А впрочем, может быть, — я же неграмотный.
Ленина очень беспокоил гром обвинений в адрес большевиков, он замечал: «Гораздо хуже и серьёзней та травля, которая решительно во всех газетах предпринята сейчас против большевиков. Это прямая контрреволюция, которая нам временно может сильно повредить. С этим нам придётся очень считаться...»
На какое-то время большевики оказались отброшены в подполье. Контрреволюция торжествовала. Но развёрнутая против большевиков травля с обвинением в получении ими «денег немецкого Генштаба» оказалась, как ни странно, прелюдией их победы. «Они «пересолили», — замечал Ленин позднее. — Миллионы экземпляров буржуазных газет, на все лады кричащие против большевиков, помогли втянуть массы в оценку большевизма...» Людям поневоле пришлось задуматься и рассуждать, и скоро они пришли к выводу, что если их враги так ненавидят большевиков, значит, те умеют с ними бороться. «Они... заставили их думать, что если так травят большевиков, значит, это что-нибудь хорошее».
Вот некоторые карикатуры из этого вала, которые публиковались в 1917 году.
«Владыка дней наших. Его Величество Хам I. Взошёл на престол 21 апреля, коронован 3-5 июля 1917 года». Рисунок Виктора Дени (1893—1946), журнал «Бич». (21 апреля произошли первые большевистские демонстрации в Петрограде, заставившие подать в отставку из Временного правительства октябриста Гучкова и кадета Милюкова, а 3-5 июля случились новые волнения, в которых обвинили большевиков)
Почему-то считается, что уродливый человек, похожий на трактирного забулдыгу, с нацепленной на голову царской короной — это В.И. Ленин. Думаю, что это не так, скорее это обобщённый образ Хама-большевика. Но надо заметить, что это, пожалуй, далеко не самая резкая карикатура Виктора Дени против большевиков. Вот другая, типичная для его бойкого пера:
Карикатура Дени, впоследствии известного советского художника, на Ленина, из журнала «Бич». Владимир Ильич изображён в образе Иуды Искариота, в древнеиудейской одежде, с веревочной петлей на шее. Ленин принимает от некоего «неизвестного лица» в маске и с усиками а-ля кайзер Вильгельм мешок с серебрениками: «Благоволите получить и расписаться, херр Ленин... Тридцать сполна!» «Верная служба — честный счёт», — иронизировал художник...
Другие карикатуры, развивающие тему «тридцати серебреников».
«А ещё говорят, что «история не повторяется!»
«Ленин за своей газетой. — Не в «Правде» правда, а в том, что все узнали, что я получил два миллиона от Вильгельма! Но это ещё не вся правда: удавлюсь, если всю узнают!»
«Совсем не загадочная картинка. Почему Ленин бежал? (На мотив русской пословицы)»
Эсерка Екатерина Брешко-Брешковская (имевшая прозвище «бабушка русской революции») говорит Петру Кропоткину, глядя на младенца-Ленина: «Таких ли внуков мы ожидали?»
Обложка «Нового Сатирикона» за июль 1917 года. «Семья не без урода. Дедушка русской революции, бабушка её и внук, — тоже её.
Кропоткин: — А знаешь, старая, ведь внучёк у нас совсем другой марки...
Брешко-Брешковская: — Да-с. Германской марки. Ребёнок сполна оплаченный».