Данный вопрос оформился по результату одной из предыдущих публикаций на богатую тему мамонтов. В статье сообщалось, что причиной вымирания волосатых слонов, если так можно выразиться, фундаментальной, было начавшееся за 20 миллионов лет до этого наступление парнокопытных и общий кризис «слоновой фауны» неогена. Гигантские травоядные шаг за шагом уступали планету «быстроходным», так что, изменение климата и воздействие человека лишь приблизили неизбежное.
У читателей, однако, возникли вопросы. Как со всем этим вяжется, особенно учитывая, что парнокопытные шли с юга, выживание слонов в африканских саваннах и джунглях Индостана, а также существование ещё 3-5 тысяч лет назад занятых мамонтами анклавов в Сибири и Канаде — не только на острове Врангеля. И это не то чтобы неправильные вопросы, но — не очень правильные. Свидетельствующие о поверхностном понимании такого явления, как вымирание.
Вымирание, это не событие, а процесс. Приводной механизм которого, по сути, является экономическим. Для начала (по каким причинам неважно) сокращается абсолютное количество доступных таксону — допустим, хоботным, — ресурсов. Как следствие, количество слонов — волосатых и лысых в сумме — на планете падает. Как следствие, поскольку плотность населения в каких-то местах падает ниже критической, сокращается, распадаясь на изолированные острова, ареал. Лишь на последнем этапе происходит то, что за «вымирание» принимают — некоторые виды исчезают полностью.
В случае хоботных за 2 миллиона лет (поколение в эволюции видов позвоночных) количество видов сократилось в десять раз. И это означает сокращение доли достающейся хоботным растительности и общей численности слонов всех видов — в 100 раз. Почему в 100, а не в 10, ясно из примера мамонтов острова Врангеля. Формально, 4000 лет назад на Земле жил ещё один вид слонов, но в пересчёте на биомассу «вес» мамонтов уже упал ниже погрешности измерения. Сокращение видового разнообразия при вымирании происходит намного медленнее сокращения численности животных.
Данное обстоятельство позволяет по-новому взглянуть на проблему «живого ископаемого» латимерии. Лопастепёрые рыбы действительно начали вымирать 200 миллионов лет назад и десятки миллионов лет назад полностью вымерли. Ну как «полностью»? Их доля в потреблении ресурсов океана упала до ноля. Лучепёрые отобрали всё. Но после ноля можно поставить запятую, — там ещё кучу нолей, — и в самом конце обнаружилась унылая единичка — латимерия.
Но кстати о слонах. Почему, всё-таки, в Африке и Индии они выжили? Существует несколько причин, по которым после глобального поражения таксона в конкурентной борьбе некоторые виды могут выживать — очень долго — и даже вызывающе процветать.
Первая причина, это — без причин. Вернее, по их сложной совокупности. Вымирание — процесс не быстрый. На его протяжении могут возникать новые виды. И эти виды могут оказываться достаточно приспособленными, чтобы удерживать определённые ниши. Примером здесь служат опоссумы Америки. Вообще, сумчатые давно сдали эту территорию, но опоссумовые упрямо держатся. Хотя и на непрестижных экологических ролях.
Вторая причина: географическая изоляция. Примеры: те же мамонты острова Врангеля (на который не добрались северные олени) или лемуры Мадагаскара.
Третья причина: окопы. Разгромленный таксон может закрепиться за счёт глубокой специализации. Примером служат неполнозубые: ленивцы, муравьеды, броненосцы. Все они специализировались так глубоко, что взять их ниши без тяжёлой артиллерии — климатической катастрофы — современным плацентарным в ближайшие миллионы лет не грозит.
Четвертая причина: экстремальные условия. По сути, это та же специализация. Последние из могикан могут спастись там, куда победители не полезут, ибо для этого нужно долго приспосабливаться, а ценность приза — спорна.
Пятая: стратегическое отступление. Тут эффект может быть таков — стратегическое же! — что о вымирании говорить не приходится. Членистоногие — процветающая форма жизни, несмотря на то, что шансов в борьбе с хордовыми у них нет… Ну как «нет»? При размерах менее 3-5 сантиметров наружный скелет оказывается лучше внутреннего. Хордовые оттеснили членистоногих в категорию «мелочи», но преследовать там, чтобы добить, не могут.
...А как же тогда огромные тропические пауки и всяческие омары, в том числе и речные? Всё это уже не пятый, а один из предыдущих четырёх пунктов — лазеек. Ну, некоторые виды не ушли с вражеской территории и продолжают сражаться в окружении. Они, конечно, обречены. Но у членистоногих есть неисчерпаемые и надёжно укрытые резервы для новых вылазок... В отличие от хоботных, которым отходить некуда. Африканским слонам помогает шестой вариант.
Благоприятные — «жирные» и стабильные — условия. Как отмечалось выше, вымирание происходит через стадию сокращения численности вида и плотности населения. Затем, распад ареала на изолированные анклавы ведёт к генетическому банкротству, вырождению и — конец. Естественно, этот механизм действует тем жёстче, чем беднее ресурсами местность и ниже исходная плотность населения. Как следствие, сокращение численности в 10 раз после победы парнокопытных для хоботных в Африке и Южной Азии оказалось не критичным. У слонов есть свои преимущества, — они, например, баобабы крошить могут, — так что, некую — достаточную для выживания — долю экологического пирога хоботные удержали. В степях и подавно в тундре Евразии и Северной Америки эта доля оказалась недостаточной в абсолютных цифрах.
Плюс — стабильность. Изменения климата в свою очередь вызывают сокращения численности вида и плотности населения. Которые будут суммироваться с потерями от конкуренции. Мамонты пережили несколько наступлений ледника, и каждый раз восстанавливали свою численность. Но копытные, продвигаясь к северу, давили всё сильнее, и последний раз — не получилось.