Ранее мы рассказывали про молодость будущих врачей Гульдрейха Фридриха Эрисмана и Надежду Суслову. Они словно сошли со страниц романа "Что делать?" и готовы изменить устои XIX века.
Встреча Надежды Сусловой и молодого доктора Эрисмана произошла при совершенно исключительных условиях. Этому событию предшествовали события, которые еще на десять лет раньше были совершенно невозможны. Еще недавно девушкам даже в голову не приходило мечтать о высшем образовании и работе наравне с мужчинами. Надежда Суслова не только дерзнула мечтать, но предприняла крайне энергичные шаги для воплощения желания в реальность.
Формального запрета на посещение девушками и дамами лекций в высших учебных заведениях не было – и несколько решительных барышень, в том числе и Надежда Прокофьевна, посещали лекции на естественном факультете Санкт-Петербургского университета. Затем наша героиня и Мария Александровна Обручева стали вольнослушательницами Императорской медико-хирургической академии.
Они посещали лекции и занятия в лабораториях и анатомическом театре. Так Надежда Суслова стала ученицей экстраординарного профессора академии И.М. Сеченова и написала под его руководством научную работу: «Изменение кожных ощущений под влиянием электрического раздражения». Между прочим, этот труд опубликовали в 1862 г. в «Медицинском вестнике», что тоже было явлением из ряда вон выходящим.
Сохранилось несколько воспоминаний современников о Сусловой-студентке. Ее помнили как о серьезную, сосредоточенную девушку, отвергавшую моду, и потому она носила шерстяную «хламиду», подпоясанную кожаным ремешком (к удивлению всех дам).
Самые точные слова для характеристики юной Надежды Сусловой нашла другая известная «новая женщина» той эпохи, писательница и мемуаристка, возлюбленная Н.А. Некрасова Авдотья Яковлевна Панаева:
«Она резко отличалась от других барышень, посещавших лекции в университете и медицинской академии. В ее манерах и разговоре не было кичливого хвастовства своими знаниями и того смешного презрения, с каким относились они к другим женщинам, не посещавшим лекций. Видно было по энергичному и умному выражению лица молодой Сусловой, что она не из пустого тщеславия прослыть современной передовой барышней занялась медициной, а с разумной целью, и серьезно относилась к своим занятиям».
Но обучение медицине внезапно было прервано. В 1863 году в России был принят новый Университетский устав, категорически запрещавший посещение лекций и лабораторных занятий женщинам. Вскоре и Медико-хирургическая академия запретила вольнослушательницам посещать свои занятия. По совету наставника в 1864 г. 21-летняя Суслова и 25-летняя Мария Обручева отправились учиться медицине в Европу.
Этот решительный шаг был практически невозможен, если бы Прокофий Григорьевич Суслов словом и делом не поддержал свою дочь. Почему? У незамужней девушки не могло быть собственного паспорта для путешествия за границу. Она, даже совершеннолетняя, вписывалась в паспорт родного отца.
Сохранилось письмо, в которой отец давал Надежде благословение: «Я верю тебе и уважаю тебя, я люблю тебя, а потому хочу твоего счастья и буду способствовать всеми доступными мне средствами исполнению твоих планов… Я знаю, что ты не пойдешь по дурной дороге, и потому благословляю тебя на все твои начинания».
Преодолев первоначальный отказ, Надежда поступила на медицинский факультет университета Цюриха, где с 1847 г. допускалось обучение женщин. Сама Надежда Прокофьевна рассказывала, что профессора медицинского факультета создали специальную комиссию, чтобы решить вопрос о ее приеме. Комиссия вынесла вердикт: «Принять мадемуазель Суслову в число студентов потому только, что эта первая попытка женщины будет последней, явится исключением».
Швейцарские студенты сперва решительно протестовали против того, что в их ряды войдет барышня. Надежда вспоминала, что в первый день они свистели и кричали под окнами ее квартиры, и даже разбили стекла. Через несколько недель студенты немного успокоились, но продолжали издеваться над Сусловой. Девушка в Швейцарии вела уединенный образ жизни, ее самыми близкими друзьями были книги.
Итак, не заметить эту необыкновенную девушку, так не похожую на женский идеал того времени, было невозможно. Сохранились письма, которые через несколько лет доктор Эрисман адресовал ей: «Когда ты встретилась мне, когда ты произвела на меня такое впечатление, что я стремился любой ценой понять тебя. У меня не было определенной цели, я учился понимать тебя, я начал тебя любить».
Складывающиеся отношения нельзя было назвать традиционным ухаживанием, но они и не строились и по расчету. Судите сами, вот что Гульдрейх Фридрих писал Надежде.
«Моим идеалом, моей постоянной мечтой является иметь друга, который мог бы со мною делить все мои мысли, стремления и желания и который со мною вместе мог бы работать, чувствовать и думать. Если ты имеешь такое же желание и хотела бы стать моей, — я готов с ликующим сердцем протянуть тебе руку и сказать: «Я — твой»».
Надежда, несомненно, была готова работать и думать вместе. В конце 1867 г., когда ей исполнилось 24 года, Суслова защитила диссертацию «Доклад о физиологии лимфы» на степень доктора медицины. В Цюрих на защиту съехались многие европейские светила медицины, рукоплескавшие автору стоя. Российское землячество преподнесло ей лавровый венок с надписью «Первой в России женщине — доктору медицины».
На защите диссертации Надежды Сусловой Эрисман не присутствовал. Но в декабре того же года он разорвал помолвку и отправился в путешествие по Германии вместе с нашей героиней. В январе 1868 г. Надежда Суслова вернулась в Россию, чтобы подтвердить на Родине диплом, полученный за границей. Но уже весной она уехала в Вену, чтобы выйти замуж за Эрисмана. На их свадьбу приехали из немецкого Граца И.М. Сеченов и М.А. Обручева-Бокова (лучшая подруга Надежды, ставшая впоследствии женой их первого учителя).
А как же Мари Фегтлин, бывшая невеста Эрисмана? Ей оставалось только плакать, тосковать, сравнивать себя со счастливой соперницей, наконец, отправиться к какой-нибудь родне, чтобы в новом месте и с новыми силами взяться за поиск жениха? А вовсе нет!
Мари тоже подала заявление о приеме на медицинский факультет Цюрихского университета. Она стала первой швейцарской подданной, обучавшейся там, и первой швейцарской женщиной-врачом. Семья поддерживала ее куда меньше, чем Суслову. Ее поступление вызвало сначала настоящий национальный скандал.
Но в университете Фегтлин и несколько ее однокурсниц пользовались особой поддержкой преподавателей, несмотря на то, что многие консерваторы осуждали медицинское образование женщин как постыдное и бесполезное занятие. После того как Мари с отличием сдала выпускные экзамены, она изучала гинекологию в Лейпциге и работала в Дрездене в родильном отделении. Уже летом 1874 г. (через 7 лет после Надежды Сусловой) она защитила диссертацию на степень доктора медицины. Ее исследование было посвящено вопросам акушерства и гинекологии. Чтобы получить официальное разрешение заниматься медицинской практикой в Цюрихе, ей потребовалось вмешательство отца. Вскоре Мари Фегтлин приобрела репутацию способного и пользующегося всеобщим уважением врача.
Она вышла замуж в 1875 г., только после того, как жених, Альберт Гейм (1849 1937) — швейцарский геолог, профессор Цюрихского технологического института и Цюрихского университета, дал ей разрешение, как того требовал закон, продолжить работу после замужества. У пары было 2 родных детей – Арнольд и Хелен - и один приемный.
