В настоящее время наряду с серьёзными попытками разобраться в событиях накануне трагедии на Чёрной речке на все лады обсуждаются искренность и длительность чувств Дантеса к Наталье Николаевне, роль тайной любовницы Дантеса и подруги жены Пушкина Идалии Полетики, жизнь Дантеса после дуэли с Пушкиным и т.д., и т.п. — словом, всё то, что Д.С. Лихачёв метко назвал «дантесоведением» и что имеет, признаться, отнюдь не первостепенное отношение к памяти о поэте.
Происходившее в дни, предваряющие трагедию на Чёрной речке, вроде бы расписаны специалистами чуть ли не по часам. Однако ясности даже такая «мелкоячеистая» хронология не вносит. Как часто бывает в жизни, важно ведь не только то, что каждый человек совершает в определённый момент, куда важнее, что в это время творится в его голове: как обдумывает, зачем и почему он задуманное берётся воплощать в жизнь.
Казалось бы, Геккерну и Дантесу дуэль была не нужна. Ведь она означала смертельную опасность для Жоржа и крах двух карьер и положения в обществе. Поэтому во избежание дуэли Дантес вынужден идти на крайний шаг. Посланник переговорил со старшей сестрой Натальи Николаевны — Екатериной и сказал, что если она согласна, то… Мог бы и не спрашивать! Было объявлено, что Дантес неравнодушен к Екатерине Гончаровой и собирается просить её руки, мол, ревнивец Пушкин всё не так понял.
Влюблённая в Дантеса Екатерина не верит своему счастью. Пушкин в бешенстве. Наталья в лёгком недоумении. Загряжская, тётка Натальи, которая не просто в курсе, а прямая участница плана Геккерна и Дантеса, потирает руки: дело сделано. Бенкендорф доволен: операция «прикрытие» — замена одного слуха другим — удалась на славу. Царь умиротворён: вроде бы всё завершилось благополучно.
Не завершилось! Александр Васильевич Никитенко оставил в дневнике (запись 29 января 1837 года), пожалуй, самое объективное восприятие обществом этой трагической ситуации.
«Бедный Пушкин! Вот чем заплатил он за право гражданства в этих аристократических салонах, где расточал он своё время и дарование! Тебе следовало идти путём человечества, а не касты; сделавшись членом последней, ты уже не мог не повиноваться законам её. А ты был призван к высшему служению».
Шум и неурядица во мнениях о Пушкине начались не после свершившейся дуэли, они со всей силой проявились с момента оглашения женитьбы, объявления, что Дантесу давно нравится сестра Натальи Пушкиной, и он намерен жениться на Екатерине. Обычно обращают внимание на великосветскую реакцию.
Так как ситуация была не из простых, то знатоки светского политеса решили предельно упростить её и расценить брак между Дантесом и Екатериной Гончаровой как подвиг высокого самоотвержения, как жертву благородного Дантеса во имя спасения честного имени Натальи Николаевны.
Собственно, тут они вольно или невольно пошли на поводу у Геккерна; тот трактовал события таким образом: Жорж женился на Екатерине для спасения Натальи Николаевны, в которую был платонически влюблён, от ревнивого мужа и несправедливого мнения света!
А что, красивый сюжет! Решиться на такой шаг — жениться на засидевшейся в девках провинциалке старше его на 4 года, добившейся его тяжёлым обожанием, далеко не красавице, которую он не мог любить — можно лишь, жертвуя собою, дабы успокоить сомнения Пушкина и спасти любимую женщину от нареканий света. Тем более, помните? «Он по-французски совершенно // Мог изъясняться и писал; // Легко мазурку танцевал // И кланялся непринуждённо; // Чего ж вам больше? Свет решил, // Что он умён и очень мил». Написано много раньше, но как к месту!
Сразу поясню свои слова «которую он не мог любить». Тем, кто с ними согласиться не желает, придётся напомнить, что Екатерина была фрейлиной и, значит, присутствовала на всех балах и увеселительных вечерах. Но почему-то все современники и современницы видели, как красавец Жорж, осыпанный вниманием петербургских прелестниц, ухлёстывал (вполне соответствующее реальности слово) за Натали Пушкиной, но никто даже не заметил, что в какой-то момент он был рядом с Екатериной Гончаровой.
Если что современники и отмечали, то очевидную странность: француз ухаживал за женой поэта шутовски, шаржированно, напоказ. Также интересно, что посланник Геккерн тоже в те дни буквально преследует Наталью Николаевну. Как впоследствии напишет Пушкин в неотосланном письме Геккерну:
«…барон, — вы мне позволите заметить, что ваша роль во всей этой истории была не очень прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему незаконнорождённому или так называемому сыну; всем поведением этого юнца руководили вы. Это вы диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и нелепости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о вашем сыне, а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома из-за лекарств, вы говорили, бесчестный вы человек, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына».
И ещё одно, когда говорится о чём-то серьёзном, важно не забывать «мелочи», потому что дьявол, как известно, кроется именно в деталях. Деталь первая — в то время у Жоржа есть женщина, чьи письма из семейного архива Дантесов, которые увидят свет много лет спустя, в комментариях барона Клода Дантеса (правнук Ж. Дантеса) будут названы очень милыми письмами «женщины любящей и по-прежнему любимой». Её имя — Идалия Полетика. Из писем сегодня не без оснований делают даже вывод, что Идалия Полетика была тайной супругой Дантеса, с которой он будто бы порвал лишь в ноябре 1835 года, воспылав страстью к прекрасной Пушкиной. Предполагают при этом, что в августе 1835 года у Идалии умер ребёнок от Дантеса.
Подтверждение связи Дантеса и Идалии можно найти у Александры Осиповны Смирновой-Россет:
«Дантес никогда не был влюблён в Натали; он находил её глупой и скучной. Он был влюблён в Идалию и назначал ей свидания у Натали, которая служила им ширмой в течение двух лет. Её дружбу с Натали и эту внезапную нежность никто не понимал, так как прежде она жестоко потешалась над нею».
Если верить Смирновой-Россет, когда вначале Дантес появлялся у Пушкиных, то исключительно ради Идалии. Но уже тогда Пушкину казалось, что из-за Натальи Николаевны. Вот почему в письме к Геккерну (от 21 ноября 1836 г.) он писал о двухлетнем постоянстве Дантеса.
Деталь вторая — всего за две недели до сватовства к Екатерине он просил руки княжны Барятинской (урожд. графиня Самойлова), фрейлины императрицы Марии Фёдоровны, подруги императрицы Александры Фёдоровны. Но потерпел фиаско. Тогда-то и сложилась ситуация: или — дуэль с Пушкиным, или вынужденный брак с Екатериной.
И по сию пору продолжают ходить толки, мол, известно, что Екатерина безумно любила Дантеса, а Дантес безумно любил Наталью. Здесь можно согласиться с первым, допустить второй, но факт остаётся фактом: в январе 1837 года Екатерина Гончарова стала женой Жоржа Дантеса.
Памятуя, в какие времена это происходит, легко предположить возможный вариант плана дальнейшего поведения Дантеса: при желании продолжить притязания на Наталью Николаевну, ведь женитьба — никакая не помеха. В роли родственника, рассуждал француз, склонить её к близости будет ещё и проще.
Не стоит забывать о самоуверенности Дантеса. К тому же известен эпизод, который легко проецируется на наш случай. Один знакомый сказал ему:
— Говорят, барон, вам очень везёт у женщин.
Дантес ответил:
— Женитесь, граф, и я вам это докажу на деле.
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования «Как наше сердце своенравно!» Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—77) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!»
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 36. В ту пору Пушкин пред гордою полячкой «унижался»… и вынужден был прощаться с ней навек
Эссе 55. Натали была куда практичней Пушкина