Нравился Стасе один парень, Данила. Из всей семьи остался у нее только дед, Лексей Петрович, родителей уже не было. И мечтала Стася, что однажды сосватает ее Данила, тем более что она девушка из себя была видная, и заживут они счастливо, и детишки у них будут.
А в деревне, на окраине, жила тетка одна, Аглая, и у нее на Стасю совсем другие виды были, наметила она женить на ней своего сына, Федора. А что, девка не из богатой семьи, хордыбачиться не должна, красивая, работящая к тому же. А сынок ее, Федька-то, сказать, что не красавец - ну ничего не сказать! Да и не только это... Федька-то ее с малых лет известен был тем, что любил живность мучить, потом уж поняли, что не все в порядке с головой-то у него - чем старше становился, тем это виднее и виднее всем делалось. Но деньги у Аглаи водились, даже поговаривали, что муж ее покойный клад раздобыл, что ли. А скорее всего, делишки водились за Аглаей такие, которые она скрывала, но за которые ей местные кумушки платили, вот и жила в достатке.
Стала тетка Аглая разговоры разговаривать с Петровичем, мол, ты уж поспособствуй, чтоб твоя девка замуж за моего Федора пошла. А живем мы хорошо, дом у нас справный, одета-обута будет как конфетка, есть-пить по-барски станет. Петровичу не больно-то хотелось Стасю за такого "красавца" отдавать, но тетка Аглая славилась на селе еще тем нравом, крутой у нее был характер да мстительный.
Петрович напрямую и не захотел отказывать - врага себе нажить в лице Аглаи не хотелось, и сказал, мол, как Стася решит, дело молодое, и всё такое прочее.
Прошло время, Аглая не отступает, а Петрович только говорит, что внучка не соглашается идти за Федора, что ж тут поделаешь-то, сердцу не прикажешь. Видит Аглая, не идет у нее на поводу Петрович. И говорит ему: "А всё, еще глянешь, по-моему станет. Еще пожалеешь, дурак старый, что сразу не согласился. Всё равно Стаську свою за моего Федечку отдашь, никуда не денешься!"
Лексей Петрович сам не совсем еще старый был, горе его только согнуло - жену похоронил, а там и сына с невесткой, но все ж старик он был крепкий и работящий - куда там еще молодым! А тут прям на глазах стал чахнуть. Перед Стасей еще бодрился-старался, но уж и работать, как прежде, не мог.
Стала ему тетка Аглая встречаться. Туда идет - там она. И сюда идет - опять эта стерва.
- Вянешь-тухнешь, Петрович, - шипит ему каждый раз змеища, - И Стаська твоя протухнет! Отдай за мово Федюшку, и будет лад!
Случилось тут, табор остановился около деревни. Так соседка Петровича и надоумила, чтобы они со Стасей сходили к цыганам. Смекнула она уже давно, что дело не чисто, и что змеюка порчу какую крутит.
Что ж... Пошли дед и Стася в табор. Так и так, всё обсказали барону. Ну, тот носом покрутил, да велел молодым позвать одну цыганку. Пришла цыганка, немолодая уже, пошептались они о чем-то с бароном и повела потом цыганка Петровича и Стасю к себе. У своей кибитки села и им сесть рядом велела. И сказала:
- Зовут меня Тшилаба. Я уж и так вижу - заклятье на вас, на тебе, дед, и на тебе, девушка. Ох, и сильное заклятье! Колдунья у вас в селе живет, видела я её, меня не обманешь. Она на вас злобу имеет и злые слова знает. Хочет она, чтоб вы её были. А не сделаете по её, так тогда тебе, дед, жить уж мало останется, а тебе, девушка, в девках вековать, ведьма тебе не даст замуж выйти.
Страшно деду с внучкой от таких слов стало. Стало быть, права их соседка, что подозрениями поделилась, раз цыганка всё в точности обсказала.
- А что ж делать? - говорят.
Цыганка им в ответ:
- Могу вам помочь, только трудно это. Большой труд, большой! Заплатить надо.
И такую сумму назвала, что дед со Стасей только переглянулись - у них столько-то не было. О чем цыганке и сказали. А она им:
- Да что-то да найдется! Вещи хорошие, куры, козы, что у вас есть?
Сговорились на деньгах, да еще козу ей отдать, да дюжину кур.
- Мало, конечно, - говорит цыганка, - да и помогать надо. Потом табором в другой раз тут будем, так еще мне принесете, я к вам тогда человека своего пошлю напомнить о долге.
На том и порешили.
А когда принесли они цыганке всё, о чем сговорились, да козу привели, она их повела в палатку и обряд сделала. Да еще велела приходить. Так ходили дед с внучкой к ней три раза.
Табор простоял недели две и внезапно исчез, как и не было их.
Живут дед да Стася. Никаких вроде перемен. Тетка Аглая всё Петровича достает, язвит, как может. Невдомек ей, что к цыганке ходили - они делали это тайком, вечерами, по темнянке.
Тут за Стасю стал свататься парень, которого она любила. Сговорились на свадьбу. Тетка Аглая, прознав про это, чуть на дерьмо вся не изошла. Открыто грозиться стала Петровичу. А уж осень была. И тут Стася сделала то, что цыганка велела. Взяла она подкову сломанную, которую цыганка заговорила и которую хранила Стася завернутой в тряпице до той поры в дальнем углу огорода, прикопав в ей известном месте. После полуночи прокралась Стася к дому тетки Аглаи и позади, около стены, закопала поглубже эту подкову со словами:
"Не вредить тебе больше, ведьма, честному народу! Не жить тебе, ведьма, спокойно среди христова люда! Врагу божьему ты слуга была, а теперь вся сила твоя в землю ушла!"
И как ни шипела змея подлая, а свадьба у Данилы и Стаси была.
А Петрович еще раньше, при первых холодках, уже на поправку пошел.
Да так случилось, что вскоре тетка Аглая неизвестно почему свалилась у себя в сортире в яму, да и захлебнулась там, в нечистотах.