Директива Ставки на прорыв блокады поступила 8 декабря. Руководство Волховского фронта к этому времени претерпело изменения. Членом Военного совета фронта по инициативе Верховного был назначен генерал Мехлис, а начальником штаба - генерал Шарохин. Генерал Стельмах возглавил штаб Юго-Западного фронта. Не знал Кирилл Афанасьевич, что видится с ним в последний раз: (21 декабря Стельмах погиб в бою, об этом Мерецкову в тот же день сообщит командующий фронтом генерал Ватутин.)
Конечно, генерал Шарохин был более опытный штабист, ещё до войны он окончил Военную академию Генштаба, а в ходе войны был заместителем начальника Генштаба. Против его назначения Мерецков не возражал, хотя ему жаль было отпускать Стельмаха. Но так решил не он, а Сталин, о чём Кирилл Афанасьевич честно заявил Григорию Давидовичу.
- И Мехлиса, и Шарохина прислала ко мне Ставка, - сказал Мерецков, - так что я не ставил вопроса о твоей замене. Но ты уходишь к моему другу Ватутину, он тебя знает и в обиду не даст. Передай от меня ему привет.
- Скажу честно, мне не хочется от вас уходить, - голос у Стельмаха дрогнул. - Я же воевал с вами рядом в самые тяжкие дни...
- Не переживай, Григорий Давидович, - успокоил его Мерецков. - Главное ведь не в том, где ты воюешь, а как ты воюешь.
Интересной была у Мерецкова встреча с генералом Мехлисом. Когда тот прибыл в штаб, Кирилл Афанасьевич, поздоровавшись с ним, спросил:
- Что, прибыли меня инспектировать?
- Нет, Кирилл Афанасьевич, - тихо ответил Мехлис и, как показалось Мерецкову, в его голосе прозвучала неуверенность. - Меня назначили членом Военного совета Волховского фронта.
Мерецков смутился, какое-то время молчал, не зная, что ответить, но вскоре обрёл прежнее спокойствие и, слегка улыбаясь, промолвил:
- Ну что ж, начальству виднее, куда вас направить, была бы только польза. Ну, а коль прибыли ко мне, будем работать вместе. Можете тут располагаться и чувствовать себя как дома!
Мехлис, однако, остался стоять:
- В мае я был на Крымском фронте, как представитель Ставки, - заговорил он негромко, чуть потупив взор, - но я не обеспечил организацию обороны и меня освободили от всех должностей. Вы знаете об этом?
- Знаю, Лев Захарович, - усмехнулся Мерецков.
- И что вы на это скажете?
- У любого военачальника могут быть неудачи на фронте. Были они и у меня. Лекарство для выздоровления здесь одно - извлечь урок и трудиться в полную силу. Как это говорил Лев Толстой? Думай хорошо, и мысли созреют в добрые поступки!
- У Льва Толстого есть и другие слова, - улыбнулся Мехлис. - Он говорил, что дело не в том, чтобы знать много, а в том, чтобы знать из всего, что можно знать, самое нужное.
- Я не Лев Толстой, но коль речь идёт о нашем военном деле, сказал бы так: долг превыше всего, и тот, кто честно исполняет его, герой.
По всем вопросам у Мерецкова была полная ясность, единственное что беспокоило его и даже настораживало: смогут ли бойцы с ходу прорвать блокаду? Должны! В его делах и поступках никогда не просматривалось самодовольство, а тем более бахвальство, самоуверенность - может быть, хотя он знал, что истинные дела всегда просты и скромны, и свидетельствуют если не о таланте тех, кто их совершает, то о большой силе воли, которую они проявляют. Чего-чего, а воли у Кирилла Афанасьевича было столько, что другие могли позавидовать. И всё же, удастся ли прорвать блокаду? Эта мысль преследовала его, хотя волноваться оснований не было. Правда, участок между населёнными пунктами Липки и Мишкино, куда будет наноситься главный удар, обороняла всё та же 18-я армия генерала Линдемана. Он был сильно укреплён, с разветвлённой системой противотанковых и противопехотных заграждений, со сплошными минными полями... Утешало то, что 2-я ударная армия генерала Романовского была ударной группировкой фронта, усиленной танками и артиллерией, а с воздуха прикрытой самолётами 14-й воздушной армии генерала Журавлёва.
"У нас всё готово, лишь бы непогода нам не помешала", - сказал командарм Журавлёв. Сам он был лётчиком высокого класса, когда требовалось, мог сесть в кабину любого самолёта и поднять его в воздух.
Мерецков поручил начальнику штаба генералу Шарохину провести командно-штабную игру и отправился в Ленинград на встречу с командующим фронтом генералом Говоровым. Вернулся он поздно вечером довольный, собрал в штабе своих помощников и заявил:
- Мы с Говоровым обговорили все вопросы совместных действий в предстоящем наступлении. Определили рубежи встречи фронтов, наметили серию сигналов, чтобы свои войска не принять за войска противника... Словом, я доволен встречей и уверен, что польза от неё будет! А теперь подробно доложу вам, о чём мы договорились...
В первой половине января 1943 года неожиданно на фронт прибыли представители Ставки - маршал Ворошилов и генерал армии Жуков. Мерецков узнал об этом в последнюю минуту и не смог встретить их на аэродроме.
- Ну, добрый день, хитрый ярославец! - Лицо Жукова на морозе раскраснелось, на бровях ещё не растаяли паутинки инея. - Ветер колючий, как игла... Послушай , Кирилл, давно хочу спросить, почему Иосиф Виссарионович называет тебя хитрым ярославцем?
- У него бы ты и спросил, Георгий, - слукавил Мерецков.
- А чего спрашивать, и так всё ясно, - упрекнул его Климент Ефремович. - Ты же родом из Ярославля?
- Я в Рязанской губернии родился... И давайте про это забудем, про "хитрых" и так далее... Я рад, что ко мне приехали такие видные военачальники, - улыбнулся Мерецков. - Но хотел бы знать, чем обязан?
Жуков захохотал.
- Ну ты, Кирилл, даёшь! - воскликнул он. - Мы будем координировать действия ваших фронтов, когда начнётся операция. А теперь за работу!
Он сбросил с себя шинель, фуражку и, глядя на Мерецкова, попросил его разложить на столе рабочую карту, потом развернул свою. Генерал Шарохин мигом всё сделал.
- Ну-ка, хитрый ярославец, покажи на карте, где вы с Говоровым наметили прорывать блокаду Ленинграда?
- Вот здесь, севернее Ладоги, - Мерецков ткнул карандашом в красную точку на карте. - Расстояние между нашими фронтами двенадцать километров, вот и получается, что мой фронт должен преодолеть шесть километров вражеской обороны и столько же Ленинградский.
Жуков внимательно разглядывал карту. Линия фронта тянулась через буреломы, лесные чащобы и болота, и по небольшим холмикам-островкам, возвышавшимся над стылой землёй.
- Направление сложное, - раздумчиво произнёс он и неожиданно спросил о другом: - А где член военного совета Мехлис? Я что-то его не вижу.
Мерецков сказал, что фронт скоро начнёт наступление и он послал Мехлиса во 2-ю ударную армию.
- Лев Захарович нервы тебе не треплет? - усмехнулся Жуков.
- Пока с Мехлисом у меня мирное сосуществование, - ушёл от прямого ответа Мерецков.
Маршал Ворошилов в это время о чём-то беседовал с начальником артиллерии фронта генералом Дегтярёвым и к их разговору не прислушивался, но Жуков знал, что Климент Ефремович, как и он сам, Мехлиса недолюбливал.
- Если Мехлис станет тебя поучать, мешать работе, дай знать мне, я поговорю с Верховным, - заметил Жуков. - Я найду что сказать Иосифу Виссарионовичу.
- Добро, Георгий Константинович.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.