Первого сентября я вышла на работу во вспомогательную школу-интернат. Школа была на поселке Промышленный. От Аварийного, где мы в это время жили, пять минут езды на автобусе. Поселок большой. Там были и дворец культуры шахтеров, копия нелидовского, и крытый каток, и школа с бассейном и сауной, и наш интернат, находившийся в большом двухэтажном здании с примыкавшими к нему спальными корпусами и мастерскими.
С утра я принарядилась, завила волосы, подкрасилась. Чувствовала себя, конечно, неуверенно, но виду не подавала. В коллективе моложе меня никого не было. Приняли меня, надо сказать, прохладно. Многим я своим появлением перебежала дорожку. Логопед Татьяна Федоровна объяснила мне ситуацию. Сама на меня тоже была обижена. Мне отдали четверть ставки, принадлежащей ей.
Проблемы начались сразу. Математика в четвертом классе стала для меня наказанием. Там собрались такие хулиганы, что я никак не могла спокойно провести ни одного урока. Их воспитатель показала мне мастер-класс, как надо укрощать строптивых. Подошла к мальчишке, нагрубившему ей, схватила за волосенки и грохнула его головой об парту. Я потеряла дар речи. "Как так можно?", спросила я ее "А они другого языка не понимают," - ответила она. И ведь точно, перед ней они ходили на цыпочках и заглядывали в глаза. А я готовила горы наглядности, обучающие игры, раздаточный материал. Как учила меня мама, надо так загрузить учеников, чтобы им некогда было баловаться. Привела домой в гости самого вредного Диму, познакомила с сыном. Контакт, кажется, наладила.
Директор школы Евгений Максимович поддерживал молодую учительницу. Он послал меня вместе с опытной, уже немолодой преподавательницей математики Капитолиной Ивановной, на курсы в Сыктывкар. Там я целый месяц в веселой компании изучала методику математики во вспомогательной школе.
Стояло бабье лето. Сыктывкар полыхал золотым и рыжим огнем берёз и клёнов. Воркутинцев было четыре человека: мы с Капитолиной Ивановной и ещё двое из первой вспомогательной школы. Дамы были общительные, веселые. Жили мы в общежитии. Столько, как там, я никогда не смеялась. Анекдотов переслушала миллион. Мы подружились с лектором из нашего Ленинградского института им. Герцена Хилько, имя отчество забыла. Допишу, когда посмотрю в выпускном альбоме. Она нас даже в гости приглашала в гостиницу. А мы купили ей подарок, сложившись, большое панно из оленьего меха, чтобы отплатить за доброту, ходили с ней на варьете в ресторан Парма.
Привезла я из Сыктывкара корочки об окончании курсов на отлично, зелёный синтетический ковер и дружбу с Капитолиной Ивановной, что было самым ценным.
Приехав с курсов, была обрадована замечательной новостью. Нам, наконец-то, дали жилье. Комнату в малосемейке на две семьи. Из огня, да в полымя. У Крыловых мы жили на птичьих правах. Приехавшая с юга жена Олега, Галина, была крайне недовольна нашим присутствием, кидала с грохотом вещи, демонстрируя, что мы ее раздражаем.
Мы рассчитывали съехать от Крыловых ещё до ее приезда. Но не получалось. И вот, мы, как суслики, живём из милости, хотя купили машину угля за свои деньги. Но Галина все равно злилась. Кинула собаке мое пальто, совсем не старое, испортила нашу кастрюлю, и другие более мелкие пакости постоянно исходили от нее. Наши нелидовские знакомые жили в этом бараке нелегально, не платили ни за что, электричество подключили сами. Что она так свирепствовала, непонятно. Мы терпели, надеясь вскоре уйти от них.
И наконец-то ушли. Но опять двадцать пять! Не сошлись характерами с новой соседкой. Началась дедовщина. На кухне не приткнуться, стиральную машину ставить некуда - в ванной их машинка стоит, вешать вещи негде - в прихожей все занято. Сосед, которого звали тоже Славой, был безобидный, весёлый парень. Сынишка Сережа тоже очаровательный. А вот, Галина (опять Галина), была сущей мегерой. Слава Богу, через полгода они получили квартиру. Причина ее ненависти к нам заключалась ещё и в том, что она рассчитывала, что никого к ним не подселят, и они, до получения отдельной квартиры, проживут одни в малосемейке.
Когда эта семья съехала, к нам подселили одинокого пожилого мужчину, с вредными привычками, Сергея Михеича Моисеева. Всю квартиру нам не отдали, потому что мы были в конце очереди на жилье. Мы Мосеевы, а он Моисеев. Дядя Сережа был невредный с остатками совести и интеллигентности, бывший начальник участка ВТБ, но до безобразия общительный, как напьется, а напивался он часто. Никакого спасения от него не было. Помнится, как Слава ушел в ночную смену, а наш сосед пьянствовал. Я, проходя мимо его комнаты, увидела бутылку "Рябины на коньяке", стоящую на полу около его кровати.
Сам дядя Сережа был в туалете, куда бегал через пятнадцать минут, простуженный был. Я заскочила в его комнату и толкнула бутылку. Вино потекло по полу, распространяя коньячно-рябиновый запах. Сижу в своей комнате, жду реакцию. Сосед, увидев разлитое вино, решил, что сам уронил бутылку. Запричитал, заголосил. Схватил полотенце и давай вытирать. Я заглянула к нему и спрашиваю: "Что это ты делаешь, дядя Сережа? Никак пол "Рябиной на коньяке" моешь?" Пить моему соседу стало нечего и через полчаса он уже спал. А так до утра бы квасил понемножку и орал на весь дом. У него уже галлюцинации были. С кем-то разговаривал, ругался. А ведь был когда-то примерным семьянином. Спился после смерти жены.
Разные люди нам встречались: и прекрасные, и потерявшиеся в жизни, и озлобленные. А Бейлины приезжали к нам в гости и в выходные, и в праздники. Они были лёгкие на подъем. Праздники без Вольдемара Аркадьевича - не праздники.
Они с Валей, как два противоположных заряда, притягивались. Он тактичный, ранимый, рефлексующий. А она прямая, резкая, но бесконечно добрая. Его родные мечтали о другой невестке, своей, еврейской. Даже свели Вадика с ней, и он даже из семьи ушел. А Валя вернула мужа очень оригинальным образом. Наняла машину с подъемной люлькой, поднялась на балкон разлучницы и устроила у неё в квартире погром, напугав хозяйку с гостем. А потом увезла Вадика в Воркуту от родственников и зазнобы. К тому времени наши Валя и Вадик уже успели развестись. В Воркуте расписывались заново. Вот так!
Потом приехали Сережа с Любой из Нелидово, объявилась никольская подружка Татьяна Ралле с мужем Виктором. У нас образовалась большая компания. Мы ходили друг к другу в гости, в рестораны. Не скучали нисколько!
Зарабатывали мы очень хорошо, ещё не было всех северных, а у нас на двоих уже было больше тысячи. Кроме этого были огромные отпуска, оплачиваемая дорога раз в два года всей семьёй. Мы возили семью в отпуск по очереди. Один раз я сдаю билеты, на другой год Слава. Не проблемой были путевки на море. Да, можно было подписаться на все издания, которые были в СССР. Мы выписывали все, что нравилось: Иностранную литературу, Науку и жизнь, Мир, Роман газету, Технику молодежи, Огонек, Работницу, Аргументы и факты, За рулём. Читать не перечитать!
Мы ходили в бассейн, катались на лыжах по тундре, на коньках в крытом катке, в театр. Время даром не теряли.
Вот так и прожили семь лет в малосемейке. После двух свирепых Галин, дядю Сережу можно было считать ангелом, падшим, правда. Дочь Сергея Михеича предложила нам обменять комнату отца с доплатой. Мы сложились по полторы тысячи и обменяли его комнату на отдельную квартирку. Он съехал. В той квартирке жила бабушка, которая была при смерти, и ее детки подсуетились. Бабушка ушла в мир иной, а нам отдали всю квартиру. Мы заказали в ЖЭКе красивый ремонт. Нам его сделали мастера отделочники, проклиная последними словами нашего дядю Серёжу, превратившего комнату в хлев. Поклеили новые обои, покрасили полы и окна с дверями. Красота! Мы облегчённо вздохнули. Наконец-то мы одни!