(Текст аудиогида по маршруту Лядской сад - сквер Толстого - Фуксовский сад - Федоровский холм, аудиогид доступен для прослушивания на местах экскурсии в приложении IZI Travel)
ЛЯДСКОЙ САД
Вот ты спрашиваешь, Прошка, как оно всё было. А вот так и было - доложили нашему барину, енералу Ляксей Петровичу, так мол и так, государь император в Казань пожалуют. Я уже тогда управляющим имением служил. И на постой остановятся у нас - они же всякие военные смотры тут, на Арском, устраивали, а мы как есть рядом. Ну, Ляксей Петрович мне: Трифон, ты у меня человек надежный, основательный, уж сделай всё по высшему разряду. А какой к бесам (прости Господи!) высший разряд? Фатера-то маленькая, уж точно не по царскому чину. Ну вот поди ж ты, воля императорская такая.
А как въезжали в город! Я ж с енералом там был. Через спасские ворота полным цугом въехали, в Благовещенском к иконам приложились, ну, а уж опосля - к нам.
Ух, любил государь император всякие потешные войны учинять! Три дни на Арском поле войска смотрел, по полной выкладке, со стрельбой из ружей да пушек. Шуму было! Мне потом этот полковник, Энгель ... тьфу, да не запомню никак имя его чухонское, все хвастался: «Государь лично меня хвалил, мол, лучше всех стреляли». Уж не знаю, пьяненькой полковник уже был, может, и выдумал всё. Ан войску много было, но, сказывают, государь доволен был.
Вот всё говорят - слабенький он был, государь-то, солдафонишко, туды-сюды. А я тебе вот что скажу - как есть образованный был наш государь и сильный правитель. А уж щедр на что! Мельницу вон на Казанке и баню на Булаке нам пожаловал. А ведь и собор-то Богородицкий он самолично заложил, во как!
Ох, шумно тут у нас вечерами было! Гулянья за ночь-полночь, понятно, господа благородные званы были да деликаты купеческие, уж они на подношения не скупились. Он и татар не забывал, звал попов ихних, имамов да купцов, привечал, не брезговал.
Да вишь, и нас не забыл - улица-то теперь наша волею императорской Лецкая, о как! Ну, енерал Ляксей Петрович и порешил тут в честь государя сад разбить.
Я тут помню - чего запомнил, Бог весть, как Гаврила Романыч Державин сказал:
Звучи, о арфа, ты все о Казани мне;
Звучи, как Павел в ней явился благодатен;
Мила нам добра весть о нашей стороне,
И дым отечества нам сладок и приятен...
Вишь как, благодатен! А и то верно - как есть благодатен. Ладно, хорош лясы точить, сад-то сам не вырастет, айда деревья сажать, Прошка!
------------------------------------------
СКВЕР ТОЛСТОГО
Моё почтение, досточтимая Евфимия Аркадьевна!
Пишет Вам граф Сергей Толстой. Помнится, Вы как-то спрашивали, что же у нас тут в Казани происходило, особливо все перипетии, случившиеся с братом Лёвушкой. Видит Бог, я не сплетник, но, памятуя добрейшие ваши отношения с нашим семейством и участие, кое вы принимали в нас с самого детства, почту своим долгом рассказать все детальнейшим образом.
Вы же знаете, что Казань для нас - город отнюдь не чужой, дедушка, царствие ему небесное, губернаторствовал тут. Братец Лёвушка три года тому поступил в Императорский Университет. Сам Гаврила Романович Державин во время оно учредил при университете факультет языков восточных. Ну, и тетушка настояла, чтобы Левушка там учился, дабы впоследствии пойти по дипломатической части, посланником, к примеру, в Османской империи.
Да какой там учиться! Малый он у нас, сами знаете, нрава веселого и бойкого. Ну, и закрутилась карусель: балы, театры, шампанское рекой, катания с барышнями ... Что ж в том удивительного, что экзамены за первый год он с треском провалил. Посему с тетушкиной мечтой, увы, пришлось расстаться. Уж каких титанических усилий нам стоило оставить его при университете. Перевели его на юридический, хотя, положа руку на сердце - ну какой из нашего Левушки крючкотвор-законник.
И стал я замечать, что стал наш Левушка задумчив, серьезен не по годам. Бывало, уйдет куда-то и бродит там часами. Как-то застал его на Черном озере, лежит на траве, руки раскинул и в небо смотрит. Что с тобой, спрашиваю? А он вдруг и говорит: я, Сережа, Бога ищу.
Был еще случай - гнали тут у нас татарина по Сибирскому тракту на каторгу, так Лева потом сутки себе места не находил, все бродил по дому, бормотал что-то про себя.
Он ведь писать начал, поверите ли? И даже украдкой показал мне свой рассказ, правда, сообщил, что больше никому не покажет. Помните тот случай в Дворянском собрании? Так вот, про него и написал, «После бала» рассказ назвал. Посему Бог весть, может статься, и будет наш Левушка писателем.
Приходит он как-то ко мне понурый и говорит: уйду я, Сережа, из университета, противно это самому духу моему. И ведь так и сделал, шельмец! Господин Симонов, ректор, ему на прощание сказал: «Было бы очень печально, если бы ваши выдающиеся способности не нашли себе применения». А поди прознай, каково его применение и предназначение, то одному Богу ведомо.
Так что отбыл наш Левушка в матушкино имение в Ясной Поляне, что там да как - сие мне неведомо, полагаю, вам надобно снестись с ним напрямую, мы с ним в последние дни не особо ладили, поэтому я и связь с ним потерял.
Таковы, дорогая Евфимия Аркадьевна, наши новости. Уж не знаю, к добру ли это всё, ну да время покажет.
Засим остаюсь в совершеннейшем к вам почтении,
Граф Сергей Николаевич Толстой
-----------------------------------------------------------
ФУКСОВСКИЙ САД
1896 год, набережная реки Казанки
- Herr Brening?
- Herr Petzold, schoenen Guten Tag!
- Арнольд Иванович, уж соблаговолите в знак почтения к нашей новой родине говорить по-русски
- Извольте
- Как ваша проломная аптека?
- Да с Божьей помощью все нормально. Как-никак самая большая аптека в городе. А Ваша «Бавария»?
- Великолепно! У русских чутье на хорошее пиво, так что жаловаться не приходится. Вот скоро павильон установим в Русской Швейцарии выставочный
- Как они все-таки любят иноземные названия - Русская Бавария, Русская Швейцария, Русская Ривьера и прочее.
- Арнольд Иванович, это им простительно, особенно здесь, в провинции - значимость демонстрируют.
- Но тем не менее, согласитесь, друг мой, здесь возможностей существенно больше, чем у нас в Фатерлянде
- Это да, Не сыщете вы здесь ли наших школ, ни наших бургомистров, ни наших честных кондитеров. ... Но где вы найдете столько подлинной страсти и благородства, да и Бог с ним, с орднунгом нашим, дома опостылел.
- Оскар, да, и кстати уж где-где, а в этом городе наших соплеменников почитают. Видите вон ту беседку, которую рабочие доделывают?
- Да, а что это?
- Вы не поверите, дружище, закладывают сад в память нашего Карла Теодора Фукса.
- Ректора?
- Да, ну вы же знаете, он когда сюда приехал и стал практиковать как доктор, местные уж таким уважением к нему прониклись.
- Да, помню, татары его еще прозвали «табиб Фукс», врач Фукс.
- Да, а его академические достижения? Его ведь студенты на руках носили, он единственный из иностранной профессуры по-русски лекции читал, и как читал!
- Да, а ботанический сад? А филантропство в Императорском Человеколюбивом Обществе? А научная работа?
- Да поистине энциклопедических знаний был человек.
- Что ж, Карл Теодор, или, если вам угодно, Карл Федорович более чем достоин того, чтобы его память увековечили. Да и согласитесь, друг мой, уж кто-то а он-то, наверное, больше всех сделал для того, чтобы нашу немецкую общину здесь воспринимали всерьез и уважали. И не было бы у нас с вами такого гешефта, не будь профессора Фукса!
1996, набережная Казанки
- Камиль Шамильевич, посол прибыл
- Позвольте представиться: Эрнст Йорг фон Штудниц
- Очень приятно, ваше превосходительство, Камиль Исхаков, мэр. Вот, видите, как ваша немецкая диаспора постаралась, решили увековечить память вашего великого соотечественника. Профессор Фукс очень много сделал для нашего города и нашего университета.
- Мне крайне лестно, что вы столь трепетно относитесь к памяти моих соотечественников. И позвольте выразить уверенность, что такие проявления благодарности послужат дальнейшему укреплению дружественных связей между нашими странами.
Радушно улыбаясь в усы, мэр молил Всевышнего только об одном - чтобы никто не узнал, что бронзовый памятник еще не готов, а открывают гипсовую статую, покрытую бронзовой краской. Ай, иншалла, все будет хорошо! Раздались бурные аплодисменты ...
---------------------------------------------------------
ФЕДОРОВСКИЙ ХОЛМ
- Ну-с, голубчик, приступим к опросу. Имя?
- Юнусов Мустафа Касым улы.
- Род занятий?
- Сторож я, капитан-эфенди, Федоровский монастырь сторожу.
- Что можете пояснить по делу?
- Ну, это, капитан-эфенди, в пятницу дело было. Жомга, как говорится. Выхожу я, значит, покурить на улицу, а там этот малай. Подбежал к краю, польта расстегнутая, шапки йок. Я и пистолет не увидел-то. Он чего-то там себе говорил, громко, я ничего не понял. Потом бах! - и падает, инде. Ну, я побежал, смотрю, дышит малай. А я бит знаю,где хастаханә, ну, больница рядом. А у меня в сторожке санки есть. Ну, я его на санки - и алга. Он еще, пока я вез, что-то там говорил, бредил, наверное, стихи читал непонятные. Ну,привез в больницу, оставил там его. А дальше уж не знаю, иншалла, поправится малай, совсем бит молодой еще.
- Спасибо, господин Юнусов, свободны.
- Ну что, поручик, какие новости?
- Господин капитан, полная неясность, с чего наш Вертер руки на себя наложить вздумал. Опросил его знакомых - кто говорит, нигилист, революционер, от расстройства. Помните, тут в декабре студиозусы бучу учинили, там еще среди заводил был этот, симбирский, Ульянов, брат повешенного террориста? Мол, попытка не удалась, вот наш Алёшенька и отчаялся.
Кто говорит, тут дела амурные, неразделенная любовь к сестре хозяина булочной, где он работал.
Бог их разберет, молодых нынешних.
- А знаете, поручик, кого наш соколик обвинил в своей несостоявшейся? Ни много ни мало Генриха Гейне, который, вот, читаю, “выдумал зубную боль в сердце”. Поди пойми, что у него эту боль вызвало, сам молчит, как рыба. Ох, помяните моё слово, Иван Андреевич, наплачемся мы еще с этими рррэволюционерами.
А тем временем в земской больнице на Воздвиженской постепенно шел на поправку будущий великий пролетарский писатель Максим Горький ...