У него перехватило дыхание, сердце екнуло, а глаза расширились, когда он посмотрел на нее. Пожилой служитель вывел ее, его белые перчатки ласкали ее гладкое изогнутое тело. Шепот, тихо возбужденный и влюбленный, начался в первом ряду и быстро распространился по зрителям, как будто его унесло дуновением ветра.
Вот она стояла: Ваза Н'Хана.
Джек хотел ее. Джек должен был заполучить ее.
Никогда в жизни он не был так уверен ни в одном факте. Он должен заполучить ее. Его разум, в пределах одного мгновения, был полностью украден. Его воображение было заполнено ее красно-рубиновым цветом лица. Она была всем, что он мог видеть.
Торги начались.
“Пожалуйста, не делай этого”, - пробормотали его друзья, но он проигнорировал их.
Были подняты руки, выкрикивались призывы. Он поднимался все выше и выше. Джек согласовывал каждую ставку, пока не остались только он и его коллега-соперник, сидевший в дальнем конце комнаты. Его рука, рука Джека, его рука, рука Джека. Все выше и выше.
Люди, близкие к сопернику, могли видеть, как на лбу бедняги начали проступать капельки пота, каждая из которых объяснялась поднятием руки. Маленькая струйка быстро побежала по его лбу и увлажнила темно-карие глаза. Он сморгнул его.
Джек поднял руку. Соперник колебался. Он достал из кармана носовой платок и промокнул лоб. Победоносная, корыстная усмешка появилась на лице Джека. Он знал, что разорил этого человека. Возможно, потребуется еще несколько ставок, но ваза принадлежала ему и только ему.
Конечно, как он и думал, мужчина еще дважды поднял руку, прежде чем сдаться.
Зверь внутри Джека взревел.
****
Он пригласил их войти, скорее требуя, чем умоляя их быть осторожными. Двое мужчин хмыкнули в знак согласия, когда они взломали дверной проем, каждый из которых нес конец коричневого деревянного ящика; надпись “Хрупкий” украшала его со всех сторон.
“Следуйте за мной”, - быстро произнес Джек, как будто близость людей к тому, что он любил, была ему отвратительна.
”Сюда, сюда!", когда он повел их в заднюю комнату, которую он назвал "Кабинетом", хотя учеба никогда не проходила в его стенах.
Большие книжные полки из красного дерева действительно стояли на трех стенах, и множество непрочитанных книг собирали пыль, которая просеивалась по комнате. В четвертой стене было окно, выходившее в сад за домом. Высокая живая изгородь со стареющими листьями закрывала любой обзор, что радовало Джека, поскольку это означало, что никто не мог заглянуть внутрь. Никто не мог взглянуть на нее без его ведома или приглашения.
В результате комната была окутана тенями, которые разбегались по углам, как только открывалась дверь, и из углов тени наблюдали; наблюдали, как мужчины ставили коробку на пол; наблюдали, как мужчины открывали коробку и слушали, как Джек тревожно скулил; наблюдали, как она была установлена на богато-коричневом центральном столе, который лежал пустым.
Джек отпустил мужчин, не сказав ни слова благодарности, и последовал за ними, убедившись, что входная дверь заперта.
Она была у него одна. То, к чему он так стремился. То, что он полюбил с тех пор, как впервые увидел ее.
Нервный холодок пробежал по его телу. Что ему теперь делать?
Он на цыпочках вернулся к двери и заглянул внутрь.
Там она сидела, такая же красивая, как всегда. Ее краснота в полумраке казалась более рубиновой, ее рубин теперь казался черным. Он некоторое время любовался ею с порога, прежде чем подойти ближе.
Затем он любовался ею с края стола, упиваясь каждым изгибом и каждой линией.
Тени наблюдали за происходящим.
Дрожащими руками он потянулся к ней и почувствовал под пальцами ее прохладную, гладкую кожу.
Она была безупречна.
В его руках она, казалось, даже светилась. Полумрак отодвинулся, и тени спрятались за книжными шкафами.
Он смотрел на нее с тоской, с любовью.
Он заполучил ее.
*****
Болтовня весело разнеслась по гостиной. Настроение было приподнятое, но не настолько, как у Джека. Он чувствовал себя легче, чем воздух, которым дышал. Он переходил от разговора к разговору, выходил на кухню, чтобы принести еще чая, а затем возвращался обратно, никогда не позволяя своим ногам касаться холодной земли, на которой все стояли. Он был выше их всех.
“Итак, когда мы сможем это увидеть?” - спросил женский голос. Ропот согласия прошел среди них и поднялся, чтобы встретить Джека на его высоком.
“Теперь, я полагаю, если ты хочешь”, - сказал он небрежно, как будто ему было наплевать на это, хотя глубоко внутри него разгорался огонь его гордости, и мехи внимания распаляли его еще больше.
Он повел маленькую труппу через холл в заднюю комнату, в кабинет.
Его дверь великодушно стояла перед ними. Большой ключ торчал из своего гнезда, ожидая своей очереди. Джек стоял к ним спиной, но улыбнулся про себя, когда потянулся за ключом, его ожидание их одобрения вытеснило даже их ожидание увидеть ее. Они все так много слышали о ней, и, если их дорогой друг был так сильно влюблен в нее, это очень много значило для них.
Дверь бесшумно повернулась на петлях. Тени, склонившиеся над вазой, снова попрятались по углам и настороженно смотрели на незнакомцев.
Труппа двинулась вперед, выстроившись в очередь за своим любимым другом.
Безмолвно он указал на нее, сидящую на столе. Они собрались вокруг и смотрели.
Их взгляды задержались на ней на несколько мгновений, прежде чем метнуться друг к другу, никто не хотел говорить. Откуда-то из-за теней появилась неловкость, спокойно положив руки на плечи всех в комнате. Джек почувствовал это.
«что?» Он порывисто спросил: “Что это?”
Его встретила тишина. Неловкость помахала ему рукой.
“Это мило”, - раздался единственный голос от лица с карими глазами, и несколько человек кивнули вместе с ним.
”Мило!?", - простонал он, “Мило!? Разве ты не видишь? Неужели ты не можешь оценить ее по достоинству?”
Два друга, Молчание и Неловкость, снова беседовали друг с другом.
Кровь Джека стала красной, красной, как его кожа, которая лежала на столе.
“Ну что ж, - спокойно сказал он, - если ты не можешь оценить ее по достоинству, тогда я предлагаю тебе уйти“.
Голоса попытались возместить ущерб, провозгласив ранее скрытую похвалу, но это было безрезультатно. Было очевидно, что это была просто лесть и ложь.
Голос разума нарушил тишину, его тон стал стально-синим.
“Много денег за что-то убогое”.
Джек пришел в ярость и принял страсть, поглотив ее в своей груди.
“Потрепанный?! Она прекрасна! Безупречно! Образ совершенства стоит перед вами, но вы все слишком слепы, чтобы увидеть его!”
Руки Джека дико жестикулировали, в то время как некоторые голубые глаза закатывались, а другие скептически смотрели друг на друга.
“Убирайся!” Джек прорычал: “Убирайся, если ты не видишь!”, и недовольная и раненая толпа вышла за пределы коридора.
Вскоре он остался с ней наедине, только он, она и дим. Щелчок захлопнувшейся двери нарушил тишину. Его сердце успокоилось, а дыхание выровнялось. Буря миновала.
Некоторое время он стоял наедине с ней, пристально глядя на нее. Постепенно и почти незаметно, подобно приливу, набегающему на берег, его охватило чувство беспокойства, и вскоре он утонул в нем. Он чувствовал себя недостойным быть здесь с ней, как могли его глаза смотреть на ее красоту? Она заслуживала тишины и одиночества, где только тени могли ласкать и ласкать ее. Он резко повернулся и вышел из комнаты, бросив на нее последний взгляд, прежде чем дверь закрылась и повернулся ключ.
******
Прошло много месяцев, но его мысли все еще были о ней.
Во время приступов страсти, когда он не мог контролировать себя, он ловил себя на том, что заглядывает в эту маленькую замочную скважину, хотя бы для того, чтобы мельком увидеть ее совершенство. Он так и не осмелился открыть дверь. Как он мог? Как он мог позволить себе увидеть такую красоту? Как он мог быть таким высокомерным? Такой эгоистичный?
Она заслуживала почитания, идолопоклонства, а не того, чтобы на нее пялился и лапал ее кто-то такой же ничтожный, как он сам. Нет, он никогда не позволял себе так использовать ее. Как он мог? Он любил ее.
Джек часто сидел и думал о ней, хотя по его лицу этого никогда не было видно. У него был такой же вид, как будто он размышлял над головоломкой или наслаждался книгой. В своем сознании он сидел в тумане, ее образ затуманивал каждую его мысль.
И именно такое выражение было у него на лице, когда он сидел у входа в маленькое кафе в ожидании своего кофе.
Официантка улыбнулась ему, ставя перед ним тарелку.
“Доброе утро, сэр?” - вежливо спросила она.
“Я полагаю, в этом есть много хорошего”, - добродушно ответил он.
“Погода, конечно, одна”, - ответила она.
Потому что это была исключительно хорошая неделя, учитывая сезон, и этим утром солнце свободно купалось в голубом океане над головой, и не было видно ни одного облачка.
Официантка еще раз улыбнулась и снова исчезла в темном кафе.
Джек отхлебнул кофе, но вкус его не возбудил. Больше ничего не происходило. Ни разу с тех пор, как он увидел ее. С тех пор мир соскользнул в меньшее измерение, и только во сне, когда он снова держал его в объятиях, что-то его волновало.
Даже это солнце, сидящее на безоблачном небе, казалось серым. Насколько он знал, это мог быть ужасный ноябрьский день.
Он снова отхлебнул и глубоко вздохнул.
Его разум попытался вернуться к ней, но он сопротивлялся. Туман в его сознании несколько рассеялся и клубился, как ранний утренний туман.
Он снова глубоко вздохнул. Все тоньше и тоньше, как будто солнце выжигало его, пока он сидел.
Он зашевелился глубоко внутри себя.
Что-то витало в воздухе. Что-то преследовало его разум и пробуждало его чувства.
Он снова вздохнул.
Был запах, насыщенный сладкий аромат, который доносил до него воздух.
“Как странно”, - подумал он про себя, потягивая кофе, чувствуя покалывание во вкусе.
Туман полностью рассеялся. От него веет спокойствием и умиротворением.
Он поднял глаза к небу и прищурился на солнце. Это было, безусловно, хорошее утро.
Запах вокруг него усилился, и он удовлетворенно сидел в нем.
Его взгляд упал на дорогу, и среди фиолетовых пятен, которые теперь омрачали его зрение, он увидел источник своего покоя: цветочный магазин с цветущими розовыми розами, усеивающими его открытые окна.
Он лениво допил кофе, расплатился и неторопливо перешел дорогу в своей новой реальности.
Запах усилился, когда он приблизился, и он улыбнулся.
“Пионовидные розы, сэр”, - сказала ему пухленькая дама в фартуке, ее голубые глаза сияли. “Они крепкие, как старые сапоги, могут пережить мороз, наводнение и засуху”.
Джек кивнул и передал требуемую сумму, поднял горшок с растением и унес аромат с собой домой.
Он нашел дом для розы среди бесплодной клумбы, которая возвышалась за окном его спальни, и вскоре роза была посажена в ее новом доме.
Когда Джек просыпался по утрам, его разум был наполнен ее ароматом. Когда он выглянул в окно, она сидела на фоне небесно-голубого неба. Каждое мгновение его жизни теперь было наполнено ароматом розы и радостью, которую она приносила с собой.
Аромат распространился по всему дому, проникнув в каждый уголок и щель. Нигде не осталось нетронутым ее влиянием.
Везде, кроме задней комнаты.
Джек стоял перед дверью. Ключ, торчащий из замка. Он ждал.
Холодок страха пробежал по его телу, но по какой причине, он не мог сказать.
Он глубоко вздохнул, и роза снова наполнила его, каждый дюйм его тела, и его страх был подавлен.
Дверь снова бесшумно распахнулась, и тени отступили.
Джек подошел к коричневому столу и посмотрел вниз.
Там она и сидела.
Ни одна пылинка не коснулась ее, ни одна отметина не испортила ее, и все же она сидела изменившейся.
Ее красное сияние потускнело до простовато-коричневого.
На ее коже виднелись трещины и изъяны, которых он раньше не замечал.
Тусклый свет больше не отступал от нее.
Там она сидела, холодная и безжизненная.
“Очень мило”, - сказала дама, вошедшая следом за ним.
Она заплатила свои деньги, подняла вазу и вышла из дома.
Джек встал у стола и еще раз глубоко вздохнул. Вокруг него витал аромат радости.