(эпизод из жизни тюремного врача)
Лёва вывел Татьяну на улицу. Козёл «слинял». Кораблёв крепко держал женщину за руку, и она, к его удивлению, не предпринимала никаких попыток вырваться. Было прохладно и Лёва осторожно обнял Таню за плечи.
Девчонки, во главе с практичной Вилкой в ресторане собирали со своего стола оставшуюся нарезку мяса и колбасы. Не забыли и выпивку. Староста, работающий на "скорой помощи", из ближайшего телефонного автомата сделал "уличный вызов", произнеся в трубку кодовое слово и к ресторану быстро подъехала "карета". Все двенадцать человек, конечно не поместились в салоне машины, и доктор по рации вызвал ещё такси, которое приехало немедленно. Чтобы не смущать публику, которая толпилась у ресторана, всё это пришлось проделывать за углом.
Шумная толпа однокурсников выгрузилась у дома, где жили Лёвины родители, которые в настоящее время отдыхали в Крыму. Квартира, в которой жили уже два поколения профессоров медицины, была огромной. В студенческие годы здесь не раз собиралась группа по поводу всевозможных торжеств. Это прекратилось после разрыва Татьяны и Кораблёва.
В прихожей стояло большое зеркало, в которое Лёва и Таня любили смотреться, изображая семейные фотографии. Девчонки сразу прошли на кухню, где занялись закуской, а Татьяна уединилась в Лёвиной комнате, знакомой ей до мелочей. Здесь висела большая репродукция знаменитой картины В. Крюкова "Портрет императора Петра". Пётр Первый - Лёвин кумир. Они даже поссорились однажды из-за разного отношения к императору.
Лёва считал его выдающейся личностью, а Татьяна - злодеем. Она и сейчас думала так же. Когда они спорили (в том далёком прошлом), Таня даже заплакала, доказывая, что нормальный человек не может лично пытать своих противников, лично рубить им головы...
- А как можно посадить на трон обозную немецкую девку, - всхлипывала в том прошлом Таня, - а свою законную, венчаную супругу, силой постричь в монахини и сослать в монастырь.
- Это всё девчоночьи сопли, - возражал Лёва. - Зато армию создал, непобедимый флот...
- А когда узнал, что у Евдокии возникла симпатия к начальнику монастырской охраны, - продолжала Татьяна, - распорядился посадить его на кол перед окном её кельи. Труп не снимали, очень долго. Так может поступать нормальный человек? - плакала Таня.
- Боже мой, о чём мы спорили! - думала Татьяна, вспоминая всё это. Она осматривала комнату и поймала себя на мысли, что не жалеет, что это пространство стало для неё чужим. Тяжёлые шторы на окне, мягкий ковёр на паркетном полу. Большой (ещё дедушкин) письменный стол, вечно заваленный газетами, учебниками среди которых обязательно стояла большая кружка с дефицитным в то время растворимым, давно остывшим кофе. Вот она стоит как прежде... Эти книги на полках, которыми были увешаны стены... Лёвина тахта, на которой они иногда целовались.
* * *
Круглый, старинный стол в гостиной был накрыт, всех позвали к нему, и группа продолжила веселье. Включили магнитофон с модными мелодиями группы "АББА" и "Бони М". Выпивали, танцевали, девчонки отплясывали босиком. Виолетта так разошлась и так крутила головой, что нитка на янтарных бусах порвалась, и крупные бусины рассыпались по всей гостиной. Все со смехом стали ползать по полу в поисках янтаря. Был такой шум, что Татьяна даже не слышала, что ей бурчало платье. Она, как и все превратилась в студентку, которая только что сдала очередной экзамен. Вспоминали, как тряслись перед дверями, за которыми сидели строгие экзаменаторы, какими счастливыми выходили от них, если получали хорошую оценку или просто не было «неуда». Умирали со смеху, вспоминая, как все девчонки за редким исключением надевали юбки "миди" потому, что на ногах можно было писать "шпоры". Как завидовали им парни. Было весело! Лёва несколько раз, стараясь быть незамеченным, выходил в прихожую, где стоял телефон, звонил в Новгород, домой.
В перерывах между танцами сидели на диване, болтали, делились планами на будущее. Таня узнала, что Лёва (по протекции папы–профессора, конечно,) поступает в аспирантуру. В планах также было перебраться в Ленинград, опять же при помощи влиятельных родственников. Да, условия жизни у Кораблёва с самого детства всегда были комфортными, можно сказать тепличными.
- А в теплицах личности не рождаются, там растут овощи, - почему-то вспомнила Татьяна известный афоризм.
После полуночи, за Вилкой приехал муж на машине, прихватил и других девчонок, а староста опять вызвал «скорую», которая развезла остальных по домам. Лёва в это время отвлекал Таню, показывая семейные (профессорские) фотографии в своей комнате. Всё было сделано, чтобы оставить Татьяну и Лёву одних.
Когда все разъехались, Лёва подошёл к Тане, обнял её и платье соскользнуло вниз. Таня наступила на него, чтобы не шипело.
- А как он догадался, где молния? - пришла в голову дурацкая мысль. - Ах да, он уже шесть лет как женат, опытный, - догадалась Таня.
Лёва страстно обнимал её, целовал в шею...
- Еротика..., - подумала Татьяна и засмеялась. Так говорила сестра хозяйка Любовь Андреевна, по прозвищу Дося. Именно еротика. Что имела ввиду женщина, произнося это слово, никто не знал, но точно не бога любви и страсти - Эрота. Она говорила это с ухмылкой, будто речь шла о чём-то презренном, вроде ереси.
- Ну что ты смеёшься, дурочка, - упрекнул Лёва, сжимая её в объятиях.
Тане стало страшно, теперь она опять вспомнила Олечку Розову - героиню Н. Тэффи, которая была так скромна, что краснела даже при слове "омнибус» потому, что оно похоже на «обнимусь». Не до такой степени, конечно, но Татьяна была очень стеснительной, и некоторые даже принимали это за ханжество, хотя все мужчины в коллективе знали, какой неприступной была Татьяна Владимировна. Невропатолог Шурик, часто говорил, что в наше время до тридцати лет ходить в «девках» неприлично. Татьяна краснела, Наташа подруга и коллега, глядя на хама крутила пальцем у виска, а Шурик, будто не замечая смущения женщин добавлял: «лучше поздно, чем никому!» Татьяна думала в этот момент, что хорошо, что она не босая, а то бы все увидели, что не только лицо, но даже её пятки становились пунцовыми.
* * *
Наступило утро. Татьяна смотрела на спящего Лёву и думала о том, что никто из группы даже не подозревает, какую жизнь прожила их однокурсница за эти пять лет. Она давно уже не та «маменькина дочка», которую они знали в институте. Лёва не представляет о каком дне жизни узнала Таня, общаясь с преступниками, на какие подлости были способны её пациенты и какие примеры мужества, и даже самопожертвования как среди сотрудников, так и среди осуждённых пришлось ей встретить за это время. Какой чёрной неблагодарностью порой отвечали ей больные на доброту, как пользовались её наивностью и незнанием жизни, пока она не научилась придерживаться той золотой середины, в отношениях со спец контингентом, которая оберегала от грубых просчётов. Это закалило, спустило с «небес», но научило замечать и ценить в своих подопечных то доброе, которое порой тщательно скрывалось.
Перед отъездом Тани в отпуск она выписала из отделения больного, которого из далёкой северной зоны направили в больницу умирать. Старый человек, который по возрасту годился Татьяне в отцы, был очень авторитетным зэком. Он постоянно сидел в штрафных изоляторах, заболел и его «запустили» местные доктора, которым в лечении больного препятствовала администрация колонии. Старик был участником ВОВ и, говорят, даже имел боевые награды. После войны жизнь пошла по другой колее, и он долгие годы провёл за решёткой. Состояние больного было очень тяжёлым. У него развилась двухсторонняя деструктивная пневмония с тяжёлой дыхательной недостаточностью. Сопутствующие заболевания так же имелись. Все сотрудники отделения приложили максимум усилий, чтобы оттащить больного от той потаённой дверцы, которая ведёт на «тот свет». Татьяна добывала для своего пациента современные, эффективные препараты, для чего приходилось несколько раз кланяться городскому пульмонологу. Раздобыли портативный ингалятор, дефицитные растворы. Организовали круглосуточное дежурство санитаров у постели больного, (расстарался «старшак»). Дося, как всегда, тайно подкармливала страдальца домашней едой. Старшая медсестра требовала чёткого выполнения всех назначений врача, а медицинские сёстры были максимально внимательны к пациенту. Наталья Николаевна принесла больному иконку, сказала: «Одно проси, Господи, прости!», и заказывала в городской церкви сорокоусты о здравии болящего. Благодаря общим усилиям больной стал поправляться и многими, в том числе и Татьяной, это воспринималось как чудо. В терапевтическом отделении принято было бороться за каждого больного, а Стрелков был ещё и фронтовиком!
Лечение продолжалось длительно, и каждый день начальник требовал, чтобы больного выписали. Татьяна доказывала, что выписать больного она сможет только при полном выздоровлении. Начальник ругался, требовал подчиниться, ему подпевали оперативники, но доктор стояла на своём. Стрелков, как уголовный авторитет был на особом учёте в управлении и оттуда тоже постоянно звонили, требовали выписки вора и водворения его в «родную» зону, причём в штрафной изолятор, откуда он и поступил в больницу. Татьяна переругалась со всеми офицерами, но на поводу у них не пошла и добилась своего. Пневмония разрешилась, сопутствующие заболевания также были вне обострения и, наконец, Стрелков был готов к выписке.
На первый взгляд это обыкновенный старик, но все без исключения зэки относились к нему с уважением и даже с трепетом, а оперативник Слава Симонов как-то обмолвился, что за плечами этого человека такие дела, которые сделали его одним из лидеров преступного мира. Перед выпиской больной Стрелков пришёл в кабинет Татьяны Владимировны в сопровождении своей свиты. Одного взгляда Стрелка было достаточно, чтобы сопровождающие лица исчезли из кабинета. Наедине с больным, доктора называли его дядей Ваней. Он не возражал.
- Я хотел Таня тебя поблагодарить, давно я таких добрых людей не видел. Вы меня с того света вытащили... Не думал, что выживу, - голос его дрогнул. - Нет возможности сейчас вас всех чем-то порадовать. Прессуют меня сильно. - Он окинул взглядом кабинет, пристально посмотрел на Татьяну и сказал: - Добрая ты очень, и Наталья, хоть и постарше, посерьёзней, а такая же растрёпа. Нельзя здесь так. Этот мир жестокий и подлый... Ты, я слышал, Питерская? - и после того, как Таня утвердительно кивнула, продолжил. - Держи ухо востро в отпуске-то, а то пропадёшь. Бандитов много, беспредела тоже.
Он взял со стола бумажку, это был рецептурный бланк, что-то написал на ней и твёрдо сказал:
- Если кто-то будет угрожать, скажи, что меня знаешь, отстанут. А это, - он ткнул прокуренным пальцем в рецепт, - номер телефона, если позвонишь, помогут.
В ответ на возражения Тани, дескать, не боюсь, не надо он ухмыльнулся и сказал:
- Не спорь, в сумочку положи, пусть лежит. Китайцы говорят, что, если меч тебе может понадобится один раз в жизни, это повод, чтобы носить его постоянно.
Да, насмотрелась Татьяна за эти пять лет работы с осуждёнными... А Виолетта до сих пор считает её мямлей. Знала бы она какие метаморфозы произошли с их однокурсницей, в какой «клинике» работает Таня, с какими «генералами» общается. В сумочке у «мямли» лежит «охранная грамота», выданная дядей Ваней, известным в стране вором «в законе». Ребята из группы, наверное, никогда об этом не узнают.
* * *
Однако, пора «линять», как говорит «старшак». Татьяна умылась, тихонько оделась, вышла в прихожую и остановилась перед старинным зеркалом. То, о чём она когда-то мечтала, сегодня произошло. Но разве так должно было это случиться?
- Что я делаю здесь, в чужом доме, с чужим мужем, - спрашивала Татьяна у своего отражения в зеркале. - Даже платье на тебе чужое! - горько заплакало отражение.
Вышел Лёва, встал сзади, обнял.
- Почему ты плачешь, - спросил он. - Я люблю и всегда любил только тебя. Я знаю, что ты меня тоже любишь, а про любовников врала мне назло.
- Но ты меня предал, а сейчас предаёшь свою жену. - сказала Таня тихо. – Лёва, ты- предатель!
Они стояли перед зеркалом, смотрели на своё отражение. Молодая женщина в искрящемся платье и слегка помятой прической и мужчина в трусах.
Татьяна поправила причёску и достала перламутровую помаду.
- Останься, давай побудем вместе, пока выдался такой шанс... Неизвестно, что будет дальше, когда теперь увидимся...
- Никогда, - вытирая слёзы сказала Таня. Своей помадой она нарисовала на зеркале косой крест. Таня и Лёва стояли в зазеркалье, перечёркнутые перламутровыми красными линиями. - Я вызвала такси. Прощай, Лёва Кораблёв!
- Постой, нельзя же так... Я тебя провожу, - суетился Лёва, но Татьяна уже вышла из квартиры. Что-то мешало ей в туфле. Она вынуждена была остановиться, сняла туфельку и достала из неё янтарную бусину.
- Вот и память о потерянной невинности, камень алатырь, - засмеялась она и бегом, чтобы не догнал Лёва, который торопливо надевал джинсы, помчалась к старинному, как и всё в этом доме лифту.
- Стыдно в наше время до тридцати лет в девках ходить, - смеялась Татьяна. – Теперь не стыдно, - хохотала она, мысленно обращаясь к Шурику, тоже предателю и дезертиру. Уволился из «терапии» и переметнулся на тёплое местечко в самый тяжёлый для отделения момент.
Татьяна выскочила на улицу, где к подъезду подъезжало такси.
- Подожди Лёву, расстанься с ним по-человечески, - бубнило платье. – Мужчина перспективный. Может ещё встретитесь...
- Заткнись, коротко ответила Таня и села в машину.
Она увидела, как Лёва машет шофёру, чтобы он остановился.
- Погоня? - спросил водитель.
- Ага, - сказала Таня, продолжая смеяться, и шофёр надавил на газ.
© Елена Шилова
2022 год, июнь
#литература #искусство #медицина #рассказы #общество