Окончание. Начало в предыдущей публикации
Не зря Анна Николаевна лет пять назад запросилась на вольное житье! Она хитрая — сама себя не обидит! И денежка капала. Правда, Нина ни копейки не видела, да и зачем? Терпеть не могла такую привычку — последнее у родителей забирать! Мама с папой давно умерли, а так бы подтвердили — дочка в родительский дом всегда с сумками ездила, гостинцы возила, а не от них баулы таскала.
Развод разводом, а картошка сама себя не посадит. Нина трудилась до седьмого пота. Урожай в квартире не сохранишь, в подвале надежнее. Вот и приходится ездить каждую неделю — все прибыток к жалкой зарплате. Анна Васильевна стоит над душой, жизни учит, а все-таки берега видит: самовар поставит, накормит, спать уложит, ни на минуту не замолкая:
— А я говорила, говорила тебе, Нинка! Нельзя быть такой глупой! Вон, у Аркадия с этой, прости господи, уже Ванечка подрастает, скоро на бабку ребятенка скинут и нового заделывать зачнут! А ты ходишь туда-сюда, ничего в жизни не понимаешь. Работу сменила? Что ты в школе все сидишь? Какой пенсии ждешь? Вот, — она показывала фигу, — кляп тебе, а не пенсия!
А Нина будет слушать и злиться, понимая, что свекровь права: работу нужно менять. Никудышная работа, для одиноких разведенок не подходит. Так ведь она уже не девочка, кто возьмет в офис женщину за сорок? В магазин с красненькой циферкой идти? Так там силы лошадиные надо иметь, а где же их взять? От всего этого хотелось плакать, уснуть и не просыпаться никогда.
Дачное воинство в автобусе редело с каждой остановкой все больше и больше, на конечную «пазик» приплелся с одной только пассажиркой — Ниной. Она привычным взглядом окинула синее озеро, обнимающее деревню, новые красные крыши богатых дачников, скупивших с космической скоростью самые захудалые участки, поле с пасущимися на траве козами.
Хорошо тут, просторно, и борщевика, проклятого недуга заброшенных земель, нет. Ученые адронный коллайдер построили, ракеты с роботом Федей и актриской в космос запустили, а от поганого растения избавить русскую землю не могут, умники.
С этими мыслями Нина вышла из автобуса и направилась к своему (или не своему) дому. Уже издалека она приметила буровую установку на участке и рабочих, суетящихся около. Неужели Анна Васильевна раскошелилась на скважину? Вот это номер! Откуда деньжищи такие? Аркаша дал?
Открыла калитку, поздоровалась со свекровью. Та, раскрасневшаяся, помолодевшая, стояла около машины и отдавала распоряжения, как барыня. Крута! С нее бы Кабаниху писать! Тот же разворот плеч, те же сдвинутые у переносицы брови и сверкающие острыми лезвиями глаза.
— Давай, проходи, некогда церемониться! Мужиков еще кормить обедом надо! — грозно рявкнула Анна Васильевна.
— Вот это да! Теперь у вас скважина будет? — спросила Нина.
— У в-а-ас, — протянула ехидно свекровь, — у вас, дурында! Радуйся. Надоело за каждым разом на колодец ползать! Зря я деньги копила, что ли? — Анна Васильевна осторожно глянула на рабочих, мало ли — услышат.
***
Пришлось остаться на выходные. Суетное дело — бурение скважины. Нина хотела было заикнуться, что мужиков кормить совсем необязательно, да куда там, спорить со свекровью — опасное дело. Правда, работники попались не наглые, трезвые, деловитые. Поедят, поблагодарят хозяюшек и — на улицу. Бригадир Петрович, кряжистый, коренастый, нет-нет, а покосится на Нину, задержит на ней взгляд, от чего она краснела до самых кончиков ушей.
— Что ты мнешься как девочка. Мужик справный какой. Сама бы за него замуж пошла, — шепотом говорила свекровь, — бери, да пользуйся. Петрович холостой, разведенный. Непьющий: стопку, две махнет, и шабаш! Тобой интересовался. Я сказала, что ты моя дочка. Ну, а что? Может ведь у меня дочка малость дурканутая быть?
— Ну как вам не стыдно? — возмущалась Нина. А сама думала: Анна Васильевна брякнет вечно, но все время в точку. Мужчина ей, и правда, нравился: такой настоящий, обстоятельный, немногословный. А смотрит так, что сердце куда-то в пятки ухает, как на качелях в юности.
— Вы мне скажите, вам это все зачем? — спрашивала она свекровь.
— А затем! «Дом два» закрыли, и радости мне от жизни никакой! А тут красота — стройте себе любовь на здоровье. Аркашка со своей толстомясой строит, и ты с этим... А потом как приедете одновременно на дачу, да к-а-ак раздеретесь между собой! Петрович Аркашке накостыляет, а евоная «прости господи» — тебе! Я специально соседок позову и семечек нажарю. Вот зачем!
Вот что поделать с проклятой, а? Выводит из себя! А Петрович взглядом спину сверлит, жжет, нахал бессовестный. Нина схватила полотенце и побежала на озеро — хоть в себя прийти немного.
Она с наслаждением бросилась в прохладную воду, а потом, перевернувшись на спину, неспешно плыла и смотрела на небо. Искупавшись, уселась на мостки и думала обо всем и ни о чем. Все-таки, это очень приятно, когда на тебя смотрят с нескрываемым интересом, не раздевающим, наглым, а восхищенным взглядом. Давно Нина такого не испытывала.
— Простите, пожалуйста, что помешал вам. Но ваша мама меня буквально палкой выгнала сюда. Я очень боялся вас напугать. Но маму я еще больше боюсь, — Петрович выглядел смущенным. А ведь подошел тихо, на мягких лапах, как кот Мурзик.
— Я даже догадываюсь, что она вам сказала, — почему-то Нина не стеснялась смотреть ему прямо в глаза.
— Интересно, — Петрович присел рядом.
— Она сказала, чтобы вы «шли уже и хватали эту дурынду, чтобы строить с ней любовь!».
Мужчина помолчал немного, а потом расхохотался, показав белые крепкие зубы.
— Смешно вам? Сейчас будет еще смешнее. Анна Васильевна мне не родная мама, но вполне родная свекровь! Правда, бывшая! И она мечтает, чтобы мы с вами и бывший муж со своей... молодой супругой встретились и подрались. А свекровь созовет соседок и будет семечки лузгать!
— Вот как? Вот это да? А мне чешет: дочка приедет, одинокая, неприкаянная, любимая, ха-ха-ха! — смеялся Петрович.
— Прямо-таки любимая? — Нина тоже заливисто хохотала. — И... единственная, неприкаянная?
— Ага.
Отсмеявшись, они немного помолчали. Петрович протянул ладонь:
— Меня зовут Николай. Разведен. Давно. Не сложилось с супругой, оба виноваты. Да и ладно, пусть счастлива будет. Детей нет. Не миллионер, но доход имею, копейки тебе считать не позволю. Говорю так, что влюбился в тебя. Прямо говорю. Стесняться мне нечего и некого.
— Прямо так и влюбился? — кокетливо переспросила Нина.
— Прямо так. Хотя я не бабник, а серьезный человек и простой. У тебя руки красивые. И глаза. И сама ты — для жизни создана. Вот так.
Они молчали, а потом разговорились, и Нина рассказала Николаю про всю свою жизнь так легко и просто, будто знала этого человека всегда, с самого рождения. Они говорили весь вечер, все утро, а потом Петрович, отпустив рабочих, попрощавшись с Анной Васильевной, отвез Нину в город.
Расставаться было трудно. И они решили... не расставаться. Нина еще потом долго стеснялась своей новой жизни, и на работе с огромным трудом ей удавалось скрывать алевшие щеки и блестящие глаза. Но разве от коллег что-то скроешь? Николай забрал Нину к себе. Вместе с Мурзиком.
Оба ходили ошалелые, прислушивались к себе, до сих пор не веря, что вот так просто можно перевернуть вверх дном спокойное, унылое, рутинное существование. Оказывается, у двоих могут быть общие планы и мечты. И самое странное — двоим не тесно и не тяжко. И не скучно. И никто ни на кого не давит, не нависает над душой, а просто дышит рядом. В унисон.
Анна Васильевна звонила Нине и ругалась:
— Что, голубки? Спокойно живете-радуетесь? Я, понимаешь, стараюсь, стараюсь, ночей не сплю, все для нее делаю, а ты? Хвост набок? Ну-ка, Кольке трубку дай, черти бы его драли! Коля, Коля, здравствуй. Ты что же это, Коля, такую мне поганую скважину пробурил? А я говорю — плохая! А я говорю — да! Вода мутная! Да ни кляпа ты не проверял! Вот приезжай, и посмотришь! А я говорю — приезжай! Все! Отбой связи!
Приедут как миленькие! Работы сколько в огороде! Аркашка не больно сюда рвется. И Ванечку не показывает, под дудку своей «прости господи» пляшет. Ну и пускай танцует. Это из Нинки можно было веревки вить, а новая жена его враз обрежет. Ничего, Аркаше полезно, испаскудился в последнее время мужик. Сама, наверное, виновата, что эгоистом воспитала. Да и бог с ним, лишь бы счастлив был, и Ванечка рос здоровеньким. А ей не скучно: Нинка есть, Колька, Мурзик ихний дурной, опять в калоши насикает. Хар-а-актер, как у меня. Дай им бог всем здоровья и долгой жизни.
Анна Васильевна посидела немного, положив на колени жилистые, артритные руки. Вздохнула и пошла ставить тесто: молодые очень любили пироги с капустой. Как раз к их приезду поспеют. Мужик в доме, нужно кормить хорошо. Как бы сказать ему, чтобы крышу с правой стороны посмотрел — подтекает что-то в последнее время.
---
Автор рассказа: Анна Лебедева
Ленивая жена
Катя настроила громкость телевизора и удобно устроилась на диване – приготовилась насладиться просмотром любимого киношедевра Михалкова. Все в этом фильме было прекрасно: и бескрайние русские пейзажи, и доброта главных героев, и какая-то грустная философия.
Талантливо. Очень талантливо. Прямо за душу берет.
Катя насыпала в миску орешков, не забыла положить рядом с собой плитку шоколада. Ну а потом можно будет и чайку заварить. Очень это дело просмотру способствует. Теплый плед и мягкая подушка – туда же. Хорошо!
На экране показалась огромная темная гостиная, минимум мебели, и натертый до блеска дубовый пол. Старый слуга прошаркал по великолепному паркету (куда уж до него современному напольному покрытию) и начал будить своего любимого барина, пока тот сладко (Катя тоже зевнула) почивал на уютном диване с резными подлокотниками и белоснежным бельем.
На самом интересном моменте, когда томный соня, невероятными усилиями разбуженный покорным слугой, попивал сливочки (ням-ням) из малюсенькой чашечки, грохнула входная дверь. Не в кино. В Катиной квартире!
Явился – не запылился, ирод лесной!
«Ирод лесной», не снимая сапог, протопал в комнату. Прямо по икеевскому светлому коврику, Господи!
- А! Бездельничаешь? – гаркнул «ирод» и протянул свои ледяные, с мороза, лапищи прямо несчастной Кате под байковый, уютный, мяконький халат!
- А-а-а-а-а! Ты что творишь! – завизжала Катя, - убери грабли! И-и-и-и-род!
Но «ироду» по барабану. «Ирод» тормошил Катю как щенка, надеялся, наверное, что Катя запищит от радости, перевернется пузом вверх и завиляет хвостиком, показывая беленькие зубки!
«Ирод лесной» - это Катин муж Гоша.
Он вернулся с зимней рыбалки на день раньше и требует к себе усиленного внимания. Пришлось выключать телевизор и тащиться на кухню, где Гоша уже выпростал из рыболовного ящика весь свой улов. В раковине лежали две замерзшие щуки, три толстых окуня и десяток плотиц. Все это богатство нужно было вычистить, перемолоть в мясорубке с луком и пожарить любимых Гошиных котлет. Немедля!
Процесс долог, нуден, лишен творческой искры. Лишь чудный аромат готовых котлет примиряет Катю с вынужденным стоянием у плиты и раковины. Она ужасно устала. Ей все надоело. Ей обрыдла эта рыба, и эта Гошина всесезонная рыбалка. А еще он обожает собирать грибы и ягоды. Коробами! И Катя потом целый день возится с чисткой и закруткой. И ведь нужно не только закатать банки, но ведь и свеженьких грибков нажарить сковороду в сорок сантиметров диаметром.
Гоша обожает лес. Гоша без ума от природы. У него вырастают крылья за спиной и розовеют щеки. Он не может находиться в квартире, и бывает тут набегами между походами и поездками то в тайгу, то на озеро, то в горы и еще, черти знает, куда. А Катя – домашняя, пухленькая, мягкая кошечка. Кате нравятся диван и подушки. И книжки на полке, и шоколад в заначке, и колбаска сырокопченая вприкуску с белой булкой. Катю ни за что не вытащишь на улицу, в сырость, или в жару, или в снег. Она брезгливо дергает лапками и плачет – просится домой.
Непонятно вообще, что связало этих абсолютно разных по духу и привычкам людей! Но – связало...
. . . ДОЧИТАТЬ>>>
