«Город уходил из меня капельно. Оросительно.. Улицами, загогулинами переулков, россыпью площадей и парков. Сетевыми магазинами, заправками, кинотеатрами и персоналом в них. Он обезлюдевал и казался пустынным уже, хотя чьи-то тени ещё шастали. Паронимом к нему был тот город, который я знавала прежде. Вроде и «слышится, и пишется» — но значение совсем другое. Тот, старый был меньше, но живее. По нему ездили машины по делам, ходили горожане с планами. Нынешний представлял картину «крайний день помпеи, но мы ещё подумаем!» Хотя, думать и о чём!
Город «до 2006-го» я понимала и почти любила. После — как с октябрьским переворотом — только хаос, безработица и голод. Но — в головах и сердцах. Народец перестал любопытствовать «про дела и планы», начал «за удовольствия»! Я отрезала его, как отрезают апендицит — «к чёртовой матери!» — и забыла пароль.
Где я жила. Везде, кроме него, мне опротивел он так — плакать хотелось, от спазмов. Я и не вспоминала его, о нём, будто не было никогда. И он воспринял мой отказ, как противоядие. Начал выздоравливать. Потихоньку, понемногу. Отторгаясь струпьями и потоками зловонного гноя. Вместе «с персоналом»!
Некоторое время назад я решила — хватит! Даже «смертникам» дают крайний шанс — позвонить другу. Другом себя не считая, согласилась «посмотреть». Он расширился — в границах и очисткой загиблых мест. Почти окультурел! Но люди остались прежними, «с квартирным вопросом»..
Я приехала. Легла на речной парапет и принялась качать его из себя. Для здоровья! Он уходил капельно, оросительно…»