Недавно вот так же неожиданно колокольчик в ВК прозвонил с самого утра о дне рождения Раисы Нур, и я вдруг решил об этом написать. Но Раиса Нур – такая тема, что можно писать, можно не писать, а сегодняшний колокольчик в ВК, он как набат, от него отделаться трудно. Сегодняшний именинник и творчеством своим и даже самим своим существованием столько следов в моей личной судьбе понаоставлял! Чтобы не сесть и не писать о нем уже нужно искать какие-то очень важные причины и обстоятельства непреодолимой силы. Сегодня ДР Андрея Козловского.
Познакомились мы заочно еще в закатные советские времена. Он об этом знакомстве, разумеется, не знал, а у меня уже забродили в душе его строки, разрушая одну семью, и создавая другую. Именно песни Андрея в ту пору стали, ну, не причиной, конечно, но катализатором исторических по меркам отдельного человека процессов. Моя нынешняя жена, а на тот момент просто однокурсница спела пару-тройку песен Козловского, и началось. Такое не забывается и не лечится.
А когда вскоре мы придумывали с Олегом Новоселовым в Перми фестиваль «Моя песня на компакте», Козловский стал первым, кого мы позвали туда гостем. И стал первым, чей концерт был записан и выпущен на диске. И этот диск оказался первым его диском. Тогда и познакомились по-настоящему.
Ну, ладно я – это мое дело и мои воспоминания. И даже шрамы и раны, возникшие потом на месте следов, оставленных Козловским – это мои шрамы и раны. Но ведь Андрей и для большинства тогдашних КСПэшников в конце 80-х стал чем-то вроде маяка. Как-то незаметно песни Андрея стали основным контентом костровых посиделок у фестивальных костров на огромном количестве фестивалей. Во всяком случае у тех костров, где собирались мои ровесники. Не единственным, конечно, контентом, звучала и классика, звучали и песни других, современных на тот момент авторов, но Козловский звучал чаще и активнее. Его песни знали все, и любили эти песни тоже все.
А ведь это необычно – такая повальная любовь к творчеству Андрея Козловского. Что тут особенного-то? Что здесь такого, чего не было до него? Поэзия? Да, это очень крепко и образно. Это еще и очень эмоционально, но ведь рядом пел Ланцберг, и часто о том же самом. Это, не говоря о классиках. Ведь и Окуджава еще продолжал писать и выступать. Может какая-то непривычная экспрессия? Тоже сомнительно, ибо в этом деле не было равных Луферову или менее известному, но тоже активному Жукову. Мне кажется, Андрею удалось стать голосом растерянного поколения, которое, с одной стороны, жаждало перемен, как Цой, а с другой уже начинало догадываться, что ничего хорошего в этих переменах для них нет.
Козловский никогда не был ни мыслителем, ни аналитиком, ни даже мелким ньюсмейкером. У него были, конечно, на закате СССР несколько песен этакой гражданской направленности, но они как-то не прижились. Их сейчас помнят только убежденные коллекционеры и архивисты. Думаю, что, приди ему в голову странная мысль сейчас спеть что-то из той гражданской лирики, ему пришлось бы с большим трудом восстанавливать и тексты и мелодии, а зная его несколько взрывной характер, думаю, он бы плюнул и не стал возиться. Исключение – разве что, Косари. Но эта песня на десятилетия стала хитом, да и к гражданской лирике это относится скорее чисто формально.
Но именно постоянное попадание в мысли, чувства, отношение к миру даже не поколения нашего (а мы с ним одногодки), а сразу нескольких поколений именно так смотревших на мир в те времена, сделало Андрея одним из самых главных бардовских творческих лидеров на пару десятилетий. И даже это – не самое главное. У Козловского вообще очень здорово развито ощущение времени. И когда время стало кардинально меняться, именно он первым заметил… А скорее, почувствовал эти перемены и нашел у себя в душе те слова и те ноты, которые и должны были зазвучать именно в этот момент. Это не сразу произошло, конечно, но это произошло стремительно. В конце 90-х за пару лет Козловский изменился просто кардинально. Для меня первой песней, которая стала песней новой эпохи оказалась Акула. Я помню, что он рассказывал об этой песне – дескать, они ходили в горы, и их группа попала под камнепад на скальной стене. Были погибшие, сам он в числе слегка поломанных оказался в больнице. А пока лечился, страна поменялась, и выйдя из больницы еще на костылях, он вдруг увидел, что даже просто сходить в магазин – это уже приключение, на которое нет ни денег, ни желания, да и смысла особенного в этом приключении нет. Байка хорошая, но я бы усомнился в ее правдоподобности, какими бы честными глазами Андрей не смотрел на собеседника, рассказывая это. Знаю я эти честные глаза! Все отдельные детали этой байки – чистая правда, но одновременно все это могло произойти только в его воображении. Да так оно, наверное, и было. Сама-то песня появилась несколько позже, в те времена, когда уже все случилось, а значит, все эти разрозненные события тоже объединились у него в голове позже. Но песня на момент появления оказалась буквально революционной. Такого до Козловского никто не пел и не писал.
Я, кстати, впервые услышал и оценил эту песню в совсем другом варианте. Мы же в ту пору делали не только фестиваль «Моя песня на компакте», не менее шумным и раскрученным тогда был фест «Рок-лайн». И Козловский пару лет приезжал туда тоже, только не сам по себе, а в качестве клавишника блюзовой группы «Петрович-бэнд». В их исполнении эта песня и звучала. У них даже пел это другой человек, невероятно похожий на Марка Нопфлера. На диске этой группы, который Андрей мне тогда подарил, было указано и соавторство этой песни с музыкантами группы. Правда, к этому соавторству нужно относиться как с соавторству в любой из западных групп – сама песня взята за основу, а уж ходы, рифы, гармонические изыски и даже какие-то варианты мелодии сочиняются сообща. В бардовском варианте все эти дописки и включения уже не имеют особого значения, ибо попросту не звучат. А когда вдруг собираются большие сейшеновые составы, которые так нежно любит Андрей, все эти красивости возникают уже иначе и с нуля.
Но блюз, который Козловский играл много лет с разными группами именно после Акулы вырвался наружу, и очень быстро мы узнали нового Козловского. Совсем другого, как многим показалось. И манифестом этого нового Козловского и того процесса видоизменения авторской песни, который он с удовольствием возглавил стала песня «Полный вперед», конечно же.
И вот с этого момента те самые раны и шрамы, о которых я сказал вначале, стали возникать не только у меня, а у большинства почти фанатичных поклонников Козловского. Очень многие стали зачислять Андрея едва не в предатели. И это продолжалось довольно долго. И резоны-то обижаться на Козловского были серьезными – ну а как можно относиться к человеку, с которым ты вчера еще сидел у одного костра, а сегодня ты видишь его на сцене, ехидно высказывающегося в таком вот стиле – дескать мы тут вам пару бардовских песен сыграем, но вообще-то, может, лучше поиграем музыку. И это не где-нибудь, а на центральных площадках Грушинского.
Не знаю, зачем подобная фронда понадобилась Козловскому в тот момент, тем более, что и без провокационных выходок за ним и за теми с кем он тогда играл ходили толпы от площадки к площадке, но именно тогда его творчество разделилось на до и после. И появилось множество людей, которые очень любят раннего Козловского и очень не любят нынешнего. Хотя большинство из вторых с удивлением ловили себя на том, что вдруг начинали подпевать Козловскому новому. Плевались, закрывали себе рот руками, но чуть забывшись, подпевали вновь. Вот очень показательная запись из тех времен, когда вместе резвятся под один из хитов Козловского люди, которых не слишком жалуют барды, мягко говоря, и люди, невероятно желанные на бардовских полянах. И вот это разрушение границ, нахальное стирание какой бы то ни было разницы между авторской песней и попсой бесило особенно.
Прошло время, страсти и споры поутихли, Андрей не покинул родные фестивальные поляны, а попса не пополнилась новым артистом из бардов. И те песни, что бесили бардовское сообщество в момент появления, постепенно становятся даже не просто мейнстримом, а уже едва не бардовской классикой. Да и Козловский тоже перестал фрондить столь провокационно, и даже опять начал петь репертуар раннего себя, и не просто петь, чтобы отвязались, а по-настоящему, с душой и на новом этапе мудрости и музыкальности.
А в бардовском сообществе оказались родными сотни, а, может, и тысячи людей, пришедших в нашу культуру на этой нахальной фронде Козловского. Наверное, в этом были и плюсы, а не только наше бешенное раздражение. Сегодняшние юные барды уже не делают большой разницы между ранним и поздним Козловским, примерно с одинаковой степенью любви распевая и Сентябрь или Человечка и Ученье-свет, например. Для сегодняшних юных бардов Козловский – пример того, что в авторской песне очень много интересного и важного. Ну а написанная еще в те времена фронды вместе с Виталием Калашниковым Гора очень многими воспринимается как неофициальный гимн Грушинского.
В общем, сегодня есть что отметить. Сам-то Андрей уже больше 30 лет не пьет, не курит, но обычным людям стоит и рюмочку налить за его здоровье и его разнообразное творчество. Я, например, налью точно, хотя и сам уже очень близок к полному отказу от всех этих радостей. С Днем рождения, Андрей! Счастья тебе, здоровья и новых замечательных песен!
А для вас, друзья, я поставлю в финале его песню, которая в конце концов примирила во мне раннего и позднего Козловского. Важная песня, в которой ничего нельзя принимать на веру, даже акцент на третьей доле в регги. Важно другое и из другой песни:
И, вероятно, мои дети будут помнить меня
За то, что я хотя бы напел о себе.
Важно, слушая в припеве «спать, спать, спать», слышать как Козловский упорно повторяет внутренне - не спать, не спать, не спать!
Не спать, Андрей, не спать! – это последнее и уже избыточное пожелание тебе на день рождения. Избыточное, потому что уж кто-кто, а ты-то точно не спишь. И даже твоя колыбельная будит тех, кто готов уснуть. Очень надеюсь на новые встречи!