Эта маленькая девочка прочно вошла в историю литературы, как дитя, спасшее жену Александра Пушкина, Наталию, бессмертную красавицу, от неминуемого позора. От соблазнения. От домогательств светского фата и хлыща. И просто - от участи свидетельницы самоубийства!
Ведь барон Жорж Дантес угрожал убить себя, умоляя госпожу Пушкину отдаться ему немедля.
Все это действо, от которого так и веет трагифарсом, было задумано матушкой малютки Лили ( так в семье иногда называли Елизавету Александровну!) - Идалией Григорьевной, урожденной - д~Обертей или Д Эга, побочной дочери графа Григория Строганова и португалки, маркизы Жюли д Альмейда, д Эга, получившей в России изысканное имя Юлии Павловны.
Идалия, дочь, так и звала ее: «Madame Julie», или просто –" госпожа графиня", никогда - мамА!
В доме собственных родителей она слыла всего лишь - воспитанницей, имевшей дорогих фарфоровых кукол, бархатные платьица, шелковые ленты и жемчужные нити в рыжеватых локонах, но не получившей от роду никакого настоящего подлинного имени.
Так вот, уже от самого рождения, вся жизнь Идалии Григорьевны была подмостками, театральною сценой, спектаклем, в который она не задумываясь, втягивала всех: и ближних, и дальних.
Надо сказать, что граф Строганов после смерти первой жены, все-таки женился на своей возлюбленной португалке, не оставляя прежних замашек европейского дипломата высшего порядка, придворного интригана и Дон Жуана.
Но вот дети от португалки, красавице, с темными, бархатными глазами и буйным темпераментом, ему были как бы и не нужны. Не очень нужны. Хватало своих, законных.
Чтобы дать Идалии Григорьевне хоть какое то имя, кроме странного и неподтвержденного- д. Обертей, ее поспешили выдать замуж за Александра Михайловича Полетику, крестника вдовствующей Государыни Марии Федоровны и Государя Павла Петровича, сына придворного секретаря… .
Полетика, блестящий кавалергард, штаб ротмистр, входит в придворный круг, посещает изысканные спектакли и празднества, маскарады и балы, слывет в высшем свете «божией коровкой» и почти на десяток лет старше прелестной невесты. Ему двадцать девять лет. Идалии Григорьевне говорят в лицо, что она пошла за старика, но браку - завидуют.
Как жену блестящего гвардейского командира, Идалию приглашают на все полковые праздники и смотры.
Рисуют ее портрет в полковых альбомах, дружно обсуждают ее перчатки и накидки, на которых есть непременно горностаевый подбой,(знак близости ко Двору) ее ленты и кружево в прическе, взмах ресниц или любой взгляд куда либо в сторону.
За глаза её называют «зудой» и отчаянно побаиваются злого язычка прелестной полковницы. В высших кругах осторожно говорят о ней, как о "прелестной красавице с желчным, злым умом и тонкими чувствами".... (Клод Метман).
У странной и притягательной, по-своему, интересной светской пары Полетика рождаются дети, сын и дочь, которые умирают во младенчестве.
В живых остается лишь дочь, Елизавета Александровна, Лили, хлопотам о которой капризная Идалия посвящает оставшееся от балов, раутов и скуки время.
Она наряжает дочь, как дорогой манекен, покупает ей бессчетно разные диковинные игрушки, вплоть до деревянной лошадки, без устали меняет ей бонн и нянь.
Но в итоге девочка остается без должного присмотра, и в один из длинных и сумеречных ноябрьских вечеров 1836 года вбегает в гостиную матери, без позволения, просто - в поисках своей куклы.
Лили и через годы еще смутно помнила, как ей навстречу кинулась, заламывая руки, какая то изящная, высокая дама в дорогом светлом платье и темной мантилье, сторонясь светлокудрого, завитого высокого человека, который устремился было за нею, но она так упорно отстраняла его рукою, что рука та - слегка дрожала.
Лили заметила, что в правой руке красивый и шумный человек держал пистолет. Она не успела испугаться, дама обняла ее, прижала к себе, и держа за руку, принялась расспрашивать о мама и домашних. Лили сбивчиво отвечала было, но тут в гостиную вошла растерянная бонна, а следом за нею -хмурая и нервная мама, и разговор прервался, а человек в золотых эполетах, бросив мама несколько резких фраз, поспешно вышел.. Мама, побледнев, бросилась утешать растерянную гостью, что то горячечно поясняла, нервно оправдывалась.
Лили тотчас же увели прочь от красивой дамы, о чем она немного втайне сожалела, ибо ей хотелось еще немного смотреть на нее и вдыхать аромат ее духов или пудры.
Она не помнила, что было после и как она взрослела, росла, но между матерью, ею и отцом часто вспыхивали ссоры, недомолвки, мама бранила ее то за смелый разговор, то за молчание невпопад. Росла Лизанька трудно, воспитание получила отменное. Ее готовили ко Двору, подыскивали партию и даже вывозили на сеансы к придворному акварелисту Петру Соколову.
Она вовсе и не жаждала парадной акварели, пугалась позировать, но уступая желанию родных, усаживалась в кресле, как просил мастер, осторожно перебирала складки на воздушном газовом платье, едва касаясь цветочного эгрета на груди. Волос же касаться боялась: растреплется прическа и мама тогда взорвется от гнева, который кончится слезами или - недельным приступом черной, горячей тоски.
И даже влюбившись, Елизавета Александровна вкусу матери не угодила. Но сама была счастлива с Николенькою Мордвиновым, недолго, не более года. И он все восторженно смотрел на нее….
Даже когда она была в ожидании Машеньки. Николенька все повторял, что она так же свежа и прекрасна, как на той акварели Соколова, где смотрит она, будто ангел, блестящими, темными глазами, и похожа на воздушное и белое видение, сияющее в тонкой красоте…
Лизанька пожимала плечами, смеялась тихо, нежно, не спорила, ибо любила Николеньку, и более всего хотелось ей утешить его в его тревогах, хлопотах и горячей досаде на то, что он, нелюбимый зять, никак не может угодить властной и желчной Идалии Григорьевне, которая всегда тут, вблизи от Лили, и всегда и всем недовольна!
«Милая Лили», Елизавета Александровна Полетика- Мордвинова, умерла двадцати двух неполных лет от роду, вскоре после рождения ребенка, дочери, от нервной горячки, перешедшей в воспаление. Горячка приключилась на почве ссоры с матерью, которая каждый день изводила ее мелочными придирками и недовольством семейной жизнью единственной дочери.
Лили прощала матери все, ибо понимала, что для материнского сердца единственный ребенок всегда будет казаться достоин лишь большего, волшебного, недостижимого и непостижимого. Лили, милая Лизанька, просто не знала, что когда-то ее мать писала человеку, в которого была страстно и навсегда, прочно влюблена:
***
«Вы по-прежнему обладаете способностью заставлять меня плакать, но на этот раз это слезы благотворные, ибо ваш подарок на память меня как нельзя больше растрогал, и я не сниму его больше с руки; однако таким образом я рискую поддержать в вас мысль, что после вашего отъезда я позабуду о вашем существовании, но это доказывает, что вы плохо меня знаете, ибо если я кого люблю, то люблю крепко и навсегда.» (Из письма Идалии Полетики Жоржу Геккерну Д. Антесу..)
И она, Елизавета, могла бы точно такие же слова написать своему милому Николеньке. Если бы успела, если бы только узнала, что ее мать, как и она, однолюб…
Но иногда это качество характера не опознается Судьбою и не принимается нами, как некая Драгоценность, а презирается. Увы!
В глазах света, истории, потока Времени, ее мать осталось лишь блестящей красавицей - негодницей, с желчным, злым умом, тонкими чувствами, прелестной голубоглазым демоном с нежною кожей, чью злость на мир и людей никто не мог постигнуть и опровергнуть
И я - не пытаюсь! А, впрочем… Как знать?
Рассказ о матери девочки, где есть другие подробности и начало интриги: https://zen.yandex.ru/media/ladydi_17/idaliia-grigorevna-poletika-strannyi-portret-madam-intrigi-5d75e89334808200affa5c41?feed_exp=ordinary_feed&from=channel&rid=3126738634.96.1661060092675.22822&clid=300&integration=site_desktop&place=layout&secdata=CPiBiqXRLSABMAJQD2oBAQ%3D%3D&
