Андрей Васянин
Гармонь и балалайка
Андрей Васянин: Анастасия, когда отец впервые вывел вас на сцену, вам ведь едва исполнилось 11…
Анастасия Заволокина: Да, но на сцене я была Настей Ивановой – в советские времена, в 1985-м, семейственность была как-то не в чести. «Вот тут девочка одна пришла, хочет частушки спеть, дадим ей?» – так папа меня представил. Все: «Да-а, дадим!» – «А я ей на баяне подыграю, вы не против?» – «Не-ет!» И в пионерском галстуке с белыми бантами вышла и спела детские частушки, что мы с папой заранее отрепетировали. Это был большой концерт гармонистов в Новосибирске, в нем участвовали и папа, и мой дядя, и даже дед Дмитрий Захарович.
А. В.: В свое время один из всей деревни вернувшийся с войны.
А. З.: Это наша родовая легенда – в 41-м, когда деревенских ребят вели строем на призывной пункт, навстречу шло стадо овец, и заволокинская овечка бежала одна впереди всех. Кто-то пошутил, что Дмитрий, наверное, первым домой вернется. А он вернулся не просто первым, а единственным.
А. В.: И с гармонью…
А. З.: На которой после ранений уже не мог играть. И папа не его руках увидел первый раз гармошку – в деревне на ней играл его дядя. А первый инструмент им с братом Александром подарил отец – на хорошую работу на сенокосе. В музыкальной школе и институте культуры он играл на баяне, а вот училище заканчивал по классу домбры, и потом совершенно виртуозно играл на балалайке – помню «Я встретил вас» в его исполнении, сыгранное со всеми тонкостями, с пиццикато и флажолетами…
А. В.: А путевку в жизнь ему дало документальное кино.
А. З.: Все началось с фильма о братьях Заволокиных «Шли по улице и пели» нашей новосибирской киностудии. Потом был фильм «Гармонисты» Юрий Шиллера, где главными героями стали участники того самого концерта в Новосибирске. У отца с Шиллером был еще фильм – «Плясуны», в задумке – «Частушка», но запись новосибирского концерта пришлась кому-то по душе в Москве, вышла в сокращенном виде в эфир и стала фактически первой передачей «Играй, гармонь!».
Шапки вверх!
А. В.: И заслуженный артист РСФСР, солист Новосибирской филармонии, в середине 80-х ринулся в телевидение…
А. З.: Теперь я по себе знаю, что телевидение если захватит, то уж не отпускает, особенно такого человека, как отец, который всегда рвался ко всему новому, неведомому, интересному. А тут еще возможность поднять его любимую гармонь на сцену, заиграть на всю страну! У нас же как считают: идет с гармошкой, значит пьяный. Папе было обидно за инструмент, с которым его отец в бой ходил! А тут тем более только-только прошло 40-летию Победы…
А. В.: Он, наверное, и сам не знал, что затевает.
А. З.: Когда после первых эфиров «Играй-гармони» хлынул поток писем со всей страны, он растерялся, не сразу осознал, какой пласт поднял, даже немножко испугался. Но уж коль назвался груздем… Один летчик-фронтовик написал ему из Киева: «Сынок, не бросай это дело, люди не простят тебе. Я тебя благословляю» – и подпись.
А. В.: Для меня в этой передаче удивительным было то, как у Заволокина на экране профессиональными музыкантами становились трактористы, врачи, пенсионеры…
А. З.: Папе Бог искорку кинул, а он ее поймал, лелеял, берег, задарма никому не отдавал. Он мгновенно находил с человеком общий язык, видел людей лучше их самих. Вот сидим мы в зале, на сцене гармонист – «пилик-пилик» себе, видно, что тушуется человек. Папа ему: «А вы плясать умеете?» – «А что, можно?» И как пойдет откаблучивать! Или вышли бабушки петь: в кокошниках, румянах, но скучно все – невозможно… Отец вдруг: «Бабушки, а зачем вам эти сарафаны? Оденьтесь вы как дома, как в магазин ходите, вы и так красавицы, милые мои: и цветные!» Наденут они свои белые платочки, кофточки симпатичные поудобнее – и запоют…
А. В.: В «Играй-гармони» всегда много очень «живых» натуральных съемок…
А. З.: Помню в Вологде снимали сюжет «Пляска под драку». Там у нас и частушки пели, и плясали, и в шутку друг другу давали тумака. Отец в самый разгар этой «драки» вдруг свою рубаху снимает и бросает ее в самый круговорот, и еще больше кураж идет. Для кадра ему было ничего не жалко. А как он уговаривал толпу зевак в одной новогодней передаче подкинуть вверх шапки! Помню, мороз, а он носится, вест взмыленный, с этим мегафоном, – и уговорил ведь: толпа в 500 человек разом подбросила шапки, да еще «ура» крикнула!..
А. В.: Для телевидения того времени это было все большой редкостью.
А. З.: А сейчас что? Не редкость? «Играй, гармонь!» как была, так и осталась не похожей ни на что, к ней всегда относились свысока: а, лапотники там всякие, гармонисты… У передачи всегда были проблемы с деньгами. Когда в начале 90-х телевидение раздробилось и редакция народного творчества закрылась, папа начал снимать все на свои. Сам находил операторов, технику, летал за 3 тысячи километров в Москву монтировать программы, пока не устроилась собственная студия в Новосибирске. Спонсоров он, по правде говоря, не ждал и не искал.
Не пить, а петь!
А. В.: Благодаря передаче возник и ансамбль «Частушка»…
А. З.: Да, отцу стало ясно, что передаче нужен музыкальный спутник, этакая концертная бригада, которая будет ездить с ним на съемки и по ходу ситуации сможет придумать частушки в тему или ввернуть что-то из своего богатого песенного репертуара. Отец же с братом Александром в свое время ездили в фольклорные экспедиции, насобирали частушек тысячи и тысячи…
А. В.: Среди них, наверное, и не вполне приличные попадались…
А. З.: Ни одной! Отец на дух не переносил, когда при нем говорили, что матерщина – это народное. Народ этого стыдился всегда. Я много езжу по нашим городам и знаю, что говорю. Нам гадких частушек никто не поет, зато поют и казачьи, и военные, и «девичьи-парнячьи», и духовные, и двустрочные, и частушки-наскладухи по 8 строк… Все это до сих пор живет в деревнях. Тут ведь дело в том, что в частушках искать и как копать: глубоко копнешь, так клад нароешь, а по верхушкам поскачешь, так и насобираешь дешевку…
А. В.: А вот эту вам пели: «У милашки бани нету…
А. З.: …ходит парится ко мне, пока шаркаю ей спину – все худое на уме». Это же наш частушечник Володя Егошин с Вятки поет! Вот тут-то весь смак частушки, что она говорит обо всем остро, смешно, идешь по краешку, но никого не задеваешь! Вот еще егошинское, «с картиночкой»: «Я в Иваново приехал, полюбил тут рыжую, приезжал совсем здоровый, а уеду с грыжею». Это, согласитесь, и детское ухо может послушать, и в эфир можно дать.
А. В.: И за столом под рюмочку пойдет…
А. З.: Отец за столом старался больше петь и красивые длинные тосты говорить, а не пить. Я его никогда пьяным не видела, у нас даже игра с детства была, когда папа изображал, что будто пришел домой пьяным, и всё спрашивал: «Вот как вы меня, дети, будете спать укладывать? Приду я, буду с ног валиться…» – и сам падает то на меня, то на Захара, а мы его по комнатам таскаем, хохочем, переваливаем друг на друга…
А. В.: И погиб потом из-за машины с пьяным водителем за рулем.
А. З.: Я с тех пор терпеть не могу пьяных. А у отца с его интуицией было явное предчувствие смерти. Он же меня буквально за час до этой поездки спросил: «Ну что, дочка, будешь мое дело продолжать?» Я в это время готовила, что-то ему рассеянно отвечала…
От двух до ста
А. В.: Трудно везти отцовский воз?
А. З.: Трудно. Я и его ошибки повторила, и своих «насажала». Но если что-то по-настоящему любишь и идешь от сердца, с неподдельным чувством, то все переживается легче. Мы едем по стране, мы знаем Россию настоящую, а не подкрашенную, не гламурную, или наоборот оболганную, очерненную… На наши съемки и концерты в разных городах собираются люди от двух-до столетнего и все улыбаются, радуются, поют, пляшут. Кажется, это режиссер Сергей Соловьев сказал, что нормальные лица, из жизни, сегодня можно увидеть только в передаче «Играй, гармонь!».
А. В.: Я что из заволокинского просят сегодня спеть? Все ту же «Ветку сирени»?
А. З.: Иногда просят и «Ветку сирени»… Больше скажу – громче меня подпевают. У нас много самых разных песен, отец оставил из порядка шестиста. Он и сейчас пишет для нас: я ведь раньше песен не сочиняла, а когда отец погиб – вдруг что-то произошло… Мне кажется, мои сегодняшние песни – это от отца, это и его труд…
