В каком-то смысле император на протяжении своей жизни относился к Пушкину ровно, т.е. без особых изменений — большой любви не испытывал. Чего не скажешь о Пушкине, для которого отношение к личности нового царя легло на невольное соотнесение-сравнение с его оценкой личности Александра I. На многочисленных пирушках в компаниях Александр Сергеевич непременно провозглашал тост за здоровье императора. Осенью 1827 года сыщик М.Я. фон Фок информировал А.Х. Бенкендорфа:
«Поэт Пушкин ведёт себя отлично в политическом отношении. Он непритворно любит Государя и даже говорит, что ему обязан жизнью... — и далее добавлял: — ...хвалили Государя откровенно и чистосердечно. Пушкин сказал: меня должно прозвать Николаем или Николаевичем, ибо без него я бы не жил. Он дал мне жизнь, и что гораздо больше — свободу: виват!»
Даровавший ему свободу Николай I, обещавший избавить от придирок цензуры, объявивший себя «единственным цензором» поэта, первоначально воспринимался Пушкиным с долей радужной надежды на взаимопонимание. Однако пройдёт немного времени, и у Пушкина возникнут разочарования, обиды и раздражения, касающиеся не только тем, что царь фактически отдал его под внешне вежливую, но унизительную и придирчиво-враждебную опеку Бенкендорфа. Вместо «обещанной» творческой свободы Александр Сергеевич получил в качестве цензора литературной деятельности шефа жандармов, который к тому же осуществлял полицейский надзор за его личной жизнью до самой его смерти.
Однако находятся и те, кто отношения царя и поэта сравнивают с отношениями строгого отца и блудного, но очень одарённого и непредсказуемого сына.
Среди своих близких «блудный» Пушкин иногда тоже позволял себе высказаться откровенно о «строгом отце». Сестра Ольга Павлищева в середине августа 1831 года делилась с мужем, что, гуляя как-то по Царскому Селу, Пушкин встретил коляску с Николаем Павловичем. Царь приказал остановиться и, подозвав к себе Пушкина, очень ласково поговорил с ним о том о сём. Прямо с прогулки Александр Сергеевич зашёл к А.О. Смирновой-Россет, и та, всматриваясь в его лицо, спросила: «Что с вами?» Пушкин рассказал ей о только что случившейся встрече с царём и прибавил: «Чорт возьми, почувствовал подлость во всех жилах». Позже И.С. Аксаков напишет об этом писательнице Н.С. Соханской (Кохановской), с которой у всех братьев Аксаковых были длительные творческие и дружеские связи, и добавит: «Я услышал это от самой Смирновой».
Наконец, Николай I, отличавшийся, по мнению многих женщин, чувственным нравом и привлекательной внешностью, снискал репутацию дамского угодника и коронованного Дон Жуана. На этом поприще они с Пушкиным стоили друг друга. У каждого был свой «манок»: один — император, царствующий в реальной жизни, другой — гений, царствующий в мире поэзии. Не удивительно, что нередко и женщины у них были одни и те же. В каких-то случаях «первым» оказывался Николай I, в каких-то — Пушкин.
Как и о Пушкине, об императоре можно написать объёмную книгу «Николай I и женщины».
Так как до 1820-го года даже не предполагалось, что третий сын Павла I взойдёт на престол, то время юных лет царевич и Великий князь Николай Павлович тратил не на подготовку к будущему царствованию, а на воспитанниц Смольнинского института благородных девиц. Первые свои победы на ниве любострастия он совершал вместе с лучшим другом юности Владимиром Адлербергом, чья маменька, графиня Юлия Фёдоровна Адлерберг (урожд. Анна Шарлотта Юлиана Багговут), родная сестра министра двора Владимира Фёдоровича Адлерберга, была почётным членом при Управлении женскими учебными заведениями и главною начальницею Воспитательного Общества благородных девиц. Как могла, она облегчала своему сыну Владимиру и его лучшему другу цесаревичу их победы над своими воспитанницами института благородных девиц. (Впоследствии товарищ детства великого князя Николая Павловича станет его адъютантом, позже генерал-адъютантом и главноначальствующим над почтовым департаментом. Кстати, это ему Россия обязана появлением почтовых марок.)
Два закадычных друга и женились практически одновременно. В один день обе свадьбы решили не играть, из желания каждого из них быть свидетелем на свадьбе у другого. Развели свои свадьбы по времени: сначала Николай взял в жёны Александру Фёдоровну, затем его адъютант, поручик лейб-гвардии Литовского полка, Владимир Фёдорович Адлерберг бракосочетался с Марией Васильевной Нелидовой, фрейлиной императрицы Марии Фёдоровны. Обряд совершался в дворцовой церкви. Великий князь Николай Павлович и двоюродный брат невесты, Кирилл Александрович Нарышкин, были посажёнными отцами, великая княгиня Александра Фёдоровна и тётка невесты, статс-дама Мария Алексеевна Нарышкина, — посажёнными матерями новобрачных. Венец над невестой держал её родственник, готовившийся поступить юнкером в кавалергарды, Аркадий Аркадьевич Нелидов (брат Варвары Аркадьевны Нелидовой). Варвара Аркадьевна была многолетней фавориткой императора Николая I и родной племянницей Екатерины Ивановны Нелидовой, фаворитки его отца Павла I. А отец Варвары Нелидовой, Аркадий Иванович — это родной брат Екатерины Ивановны. Тут главное, не перепутать, кто чья фаворитка. Но в любом случае это были «свои люди».
А далее, как и следовало ожидать, похождения обоих молодых людей: Николая Павловича и его адъютанта, вернулись на круги своя. Но даже о серьёзных отношениях, сложившихся у императора с Варварой Нелидовой, говорить было не принято. Наоборот, принято было очевидное отрицать.
Дочь Николая I и императрицы Александры Фёдоровны, жена Карла I, короля Вюртембергского, ни в коей мере не желала верить в интимную связь отца с фрейлиной и в своей книге «Сон Юности» писала:
«На одном из этих маскарадов Папа познакомился с Варенькой Нелидовой, бедной сиротой, младшей из пяти сестёр, жившей на даче в предместье Петербурга и никогда почти не выезжавшей. Её единственной родственницей была старая тётка, бывшая фрейлина Императрицы Екатерины Великой, пользовавшаяся также дружбой Бабушки. <…> То, что началось невинным флиртом, вылилось в семнадцатилетнюю дружбу. В свете не в состоянии верить в хорошее, поэтому начали злословить и сплетничать. <…> Папа женился по любви, по влечению сердца, был верен своей жене и хранил эту верность из убеждения, из веры в судьбу, пославшую ему её, как Ангела-Хранителя».
Писательница А.И. Соколова, автор исторических романов, известная до революции под псевдонимом «Синее Домино», та и вовсе в своих «Воспоминаниях смолянки» писала:
«Больших и особенно знаменательных увлечений за императором Николаем I, как известно, не водилось».
Действительно, всё ведь зависит от того, что считать «большим», что «особенным», что «знаменательным» увлечением. Рассказывали, что когда очередная любовница императора оказывалась в положении, то жена П.А. Клейнмихеля* — графиня Клеопатра Петровна (урожд. Ильинская), — имитировала беременность, постепенно увеличивая объём талии подкладными подушечками и поясами, пока не происходили роды у пассии Николая Павловича. Тогда и Клеопатра Петровна оповещала о том, что родила, и демонстрировала обществу очередного сына или очередную дочь, давая им фамилию своего мужа, хотя у неё самой своих детей не было**.
* Пётр Андреевич Клейнмихель — государственный деятель, известный как беспрекословный исполнитель воли Николая I, за что пользовался его особым доверием и расположением. Получил прозвище «Клейнмихель-Дворецкий». На гербе Клейнмихеля был начертан девиз: «Усердие всё превозмогает».
** Историк-архивист князь П.В. Долгоруков, один из крупнейших специалистов по русской генеалогии, составитель «Российской родословной книги», изданной в 1855 году, указал в ней только отца, мать и трёх сестёр П.А. Клейнмихеля, отказывая ему в более старинном благородном происхождении, а о нём самом сказал лишь, что ныне он генерал от инфантерии, генерал-адъютант, главноуправляющий путями сообщения и всех российских орденов кавалер, возведённый в графское Российской империи достоинство 26 марта 1839 года. Ни о жене его, ни о детях Долгоруков даже не упомянул. Это объясняется одиозным происхождением его «сыновей» и «дочерей», которых Долгоруков, как учёный, не мог признать потомками Клейнмихеля, хорошо зная, что все они вовсе не его дети.
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования «Как наше сердце своенравно!» Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1 — 75) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!»
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 40. Мне, признаюсь, жаль, что у них не сложилось
Эссе 41. У любви не может быть причин