Алексей Хотеев
http://naukaverakuljtura.com/унизительное-положение-униатского-д/
Брестская уния декларировала согласие с католическими догматами при сохранении восточных обрядов. Казалось бы, создавались условия для межконфессионального примирения. Однако кроме внешнего согласия, прописанного в документах, необходима также и приязнь, внутреннее расположение. Католики обоих обрядов (латинского и униатского) теперь должны были относиться друг к другу как братья, чтобы славить Бога «едиными усты и единым сердцем». Но на деле все вышло далеко не так гладко, как декларировалось на бумаге.
Еще на подготовительной стадии, когда в сентябре 1595 г. в Варшаве видные представители польского духовенства изучали условия унии, представленные западнорусскими владыками, прозвучали требования католических духовных лиц, чтобы единение было закреплено принятием григорианского календаря, чтобы священники обоих обрядов могли свободно служить в храмах друг у друга, чтобы униаты при этом принимали в костелах причастие под одним видом по западному обыкновению. Эти условия клонились к тому, чтобы уния закреплялась более действенным и зримым образом, чем только декларациями на письме.
В дальнейшем история унии показала, что оба обряда далеко не одинаково воспринимались в обществе, что обряд латинский выглядел более предпочтительным для людей знатных, чем униатский. Латинство ставилось выше, было престижнее. В полемическом сочинении, направленном против унии, а именно во «Фриносе» Мелетия Смотрицкого перечисляются более сорока родовитых фамилий, представители которых к началу XVII в. перешли в католичество из православия или протестантства, минуя при этом унию (Вишневецкие, Масальские, Чарторыйские, Тышкевичи, Хрептовичи, Глебовичи, Сапеги и другие)[1]. Знатные люди, стремившиеся к государственным должностям, старались сделать карьеру при дворе, переходя на польский язык и принимая католичество латинского обряда.
Прошло со времени заключения унии почти тридцать лет, а холодность к ней со стороны поляков заставила униатского митр. Иосифа Вельяминова-Рутского направить в 1623 г. в Рим жалобу на местных католиков, которые все еще питают «застаревшую ненависть и презрение к русским»[2]. Аналогичная жалоба от лица высшего униатского духовенства поступила в Рим и в 1747 г. Церковная уния не могла залечить этническую рознь народов Речи Посполитой, различающихся не только по обрядам вероисповедания, но и по языку и культуре. Униатские епископы и сам митрополит так и не попали в государственный сенат, где на самых первых местах всегда заседали латинские бискупы. Даже в обращении к униатским владыкам не употреблялись почетные титулы, свойственные при обращении к епископам католическим. Все это заставляло униатов почувствовать свое второстепенное положение. В 1624 г. папа Урбан VIII в ответ на жалобы униатских епископов издал декрет, в котором запрещался переход из унии в латинский обряд. Но его действие распространялось только на духовных лиц, мирянам это было покамест не запрещено. В то же время монашествующие из латинского духовенства могли свободно переходить в унию и занимать ключевые должности в униатской иерархии. Это создавало далеко не равные условия для карьеры латинского и униатского клира: духовные лица латинского обряда могли продвинуться по служебной лестнице не только в латинской, но и в униатской иерархии, чего не скажешь об униатских священниках и монахах, которым путь в латинскую иерархию был закрыт.
Спорным пунктом во взаимоотношениях между униатским и латинским духовенством была практика взимания десятины. Этот обычай утвердился на западе задолго до унии, и католические епископы старались вводить его во всех зависимых областях, даже если они не были населены одними католиками. Первыми это почувствовали православные жители Холмщины и Галиции вскоре после присоединения этих областей к польскому королевству. Уже в первой половине XV в. сбором церковной десятины здесь стали заведовать назначаемые королем старосты-католики. В начале XVI в. Львовские католические епископы отняли это право у светских правителей и требовали вносить десятину уже в свою пользу. По примеру бискупов поступали и католические настоятели приходов (парохи). После заключения унии такая практика стала широко распространяться во всех униатских епархиях. Это вынудило униатских епископов посылать жалобы в Рим с объяснениями, что униаты должны давать десятину только своим униатским священникам, а не латинским. Холмский епископ Яков Суша даже выхлопотал в 1665 г. у папы специальное запрещение по этому поводу. Но, несмотря на римские декреты, латинское духовенство продолжало вести себя в Речи Посполитой по-хозяйски, произвольно требуя от униатов внесения десятины.
В областях со смешанным населением из латинян и униатов возникали сложности не только из-за церковных даней. Поскольку римские папы неоднократно подтверждали униатам неизменность сохранения восточных обрядов, латинское духовенство на своих Соборах запрещало священникам латинского обряда допускать униатов к совершению униатских служб в костелах. По той же самой причине в случае брака между лицами двух обрядов венчание требовалось совершать только в костеле. Детей в таких семьях тоже, как правило, крестили в костеле, а не в униатской церкви. Таким образом число исповедующих латинский обряд прибавлялось за счет браков с униатами.
При этом нужно учесть, что в разное время латинские священники старались переводить униатов в латинский обряд миссионерскими способами с помощью проповеди, действуя то явно, то скрытно, что всегда вызывало ропот и недовольство униатского духовенства. Все это приводило к взаимным обвинениям, подозрениям и спорам.
Соглашение о церковном единстве было трудно реализовать на деле. Чтобы избежать упреков и добиться большего уважения со стороны господствующего сословия (шляхты) униатские священники усваивали себе вид ксендзов: носили такие же одежды, брили бороды, говорили на польском языке.
Постепенно и сами униатские храмы внутри стали походить на костелы, искажалось восточное богослужение и т.д. Латинский обряд считался более «чистым», «правильным» католичеством, а униатский даже открыто иногда назывался «схизматическим». Уния занимала неустойчивое положение, воспринималась католиками как временное, переходное состояние.
Иллюзорность единения и согласия вынудила униатского Львовского епископа Леона Шептицкого († 1779) сказать в частном разговоре с православным Могилевским епископом свт. Георгием (Конисским): «Мы (униаты) за вами (не-униатами) еще живем; когда вас католики догрызут, тогда примутся и за нас; да и теперь в ссорах называют нас, равно как и вас, схизматиками»[3].
[1] Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. – М. : Издательство Спасо-Преображенского
Валаамского монастыря, 1996. – Кн. VI. – С. 229.
[2] Крачковский Ю.Ф. Очерки униятской церкви // Чтения в Императорском бществе истории и древностей Российских. – 1871. – Кн. 1. – С. 33.
[3] Бантыш-Каменский Н. Историческое известие о возникшей в Польше унии.- М., 2001. – С. 358-359.