Да, подкачало нас нынешнее лето. Видать небесная канцелярия за что-то наказать решила дачников-огородников. Жара стоит ужасная. Ну а какие могут быть садово-огородные дела в такое пекло? Ведь этак можно запросто инсульт или инфаркт словить. Ну или в качестве альтернативы – тепловой удар. А кроме того, дождей нет и не предвидится. Нет, поливать-то мы поливаем, конечно, вот только дождевую воду никакая другая не заменит.
А вчера я на похоронах был. Ходил прощаться с Владимиром Петровичем – моим однокурсником. До ухода на пенсию, заведовал он медико-криминалистическим отделением областного бюро судебно-медицинской экспертизы. Специалистом был экстра-класса. Но потом вынужденно на пенсию ушёл. Ведь у него один глаз почти ослеп, а на другом зрение ухудшилось. И если бы он дальше продолжил в микроскоп смотреть, то вообще бы зрения лишился.
Устроился Владимир Петрович на высокоинтеллектуальную работу сторожем. Пару смен отработал, как вдруг инсульт его сразил. Нет, руки-ноги не отказали и в лежачего инвалида он не превратился. Просто речь нарушилась, да с памятью были проблемы.
Время от времени, звонил Владимир Петрович на свою бывшую работу. Ведь был он снедаем тоской и чувством собственной бесперспективности. Надеялся, что общение с бывшими коллегами хоть на какое-то время принесёт облегчение.
Вот только всё не так получилось. Его преемник Евгений Геннадьевич, повёл себя до безобразия бестактно. «Петрович! Ты в запое, что ли? Каждый раз пьяный сюда названиваешь! Нет уж, ты сначала протрезвись и тогда поговорим!» ─ сказал он. И сие хамло не пожелало услышать, что речь нарушилась не от алкоголя, а от инсульта. Хотя, как врач, он должен был это понять безо всяких объяснений.
И накрыла Владимира Петровича тягчайшая депрессия. Стал он недвусмысленно озвучивать свои намерения добровольного ухода из жизни. А у него ещё с давних лет, когда он даже и не помышлял ни о каких болезнях, была одна любимейшая тема. Утверждал он, что лучше всего расставаться с жизнью путём самоповешения. Ну и в конечном итоге, избрал он именно этот способ. Супруга следила за ним, да вот, не уследила. Ужасно всё это. Нет, не надо никаких «лёгких» способов. Вообще не надо. Ведь если за границей земной жизни, есть жизнь вечная, то такой поступок непременно будет наказан.
Дворник Саша трудолюбиво мёл территорию «скорой», вздымая клубы пыли. Видимо просто полить из шланга, Великое Провидение не позволило. Нет, не стал я ничего говорить. Ведь господин Александр – человек с тонкой душевной организацией и чрезвычайной ранимостью.
Конференцию объявили. Ну и как всегда, ничего нового не услышали. Нет, был ещё краткий доклад главного фельдшера Андрея Ильича про обезьянью оспу. Но ничего интересного он нам не сказал. Зато теперь, руководство поставит себе жирную галку о проведении учёбы.
Фельдшер Анатолий на больничном. Травмировался он, перелом большеберцовой кости заполучил. На мотоцикле ехал и в ДТП попал. Чёрт их дери, эти мотоциклы! Вместо него – медбрат Виталий Рогозин, ранее работавший на фельдшерском «общаке». Некоторые почему-то удивляются, мол, разве могут работать на «скорой» медбратья-медсёстры? Могут, разумеется. Но только не самостоятельно, а под руководством врача или фельдшера. На нашей бригаде Виталий никогда не работал, но уверен я, что всё будет хорошо. Ведь паренёк он толковый, спокойный, рассудительный.
Первый вызов прилетел, как всегда, в десятом часу. Поедем на ранение ноги к мужчине тридцати одного года. Пишут, что он нас в гараже дожидается. Нет, я уже не возмущаюсь непрофильными вызовами. Ибо смирился, как с неизбежным злом.
Возле открытого гаража, нас встретил молодой, встревоженно-испуганный мужчина.
─ Здрасьте! Порезали его, в живот! Там кровищи немерено!
─ Не понял, а у меня написано ранение ноги?
─ Не, какой ноги, он ему в живот засадил!
Вот <циничная, грязная нецензурная брань>! Это в каком же состоянии они вызовы принимают, что живот с ногой путают?! Ладно, сейчас не время рассуждать и разборки устраивать. Хотя и после вызова скандалить не буду. Я всю диспетчерскую молча поубиваю к такой-то матери.
Пострадавший лежал на каком─то безобразном тряпье. К счастью, он был в сознании.
─ Здравствуйте, уважаемый! Что случилось?
─ Да вот, порезали меня… <Фигово> мне что-то, башка кружится, тошнит…
Чуть выше пупка – небольшая колото-резаная рана. Давление девяносто на шестьдесят, пульс частит, далеко за сотню. Понятно, что шок у него из-за кровопотери. Ну бляха-муха, ведь надо же, чего всучили! Ладно, лишь бы только живым довезти. Стали щедро лить растворы с вазопрессором. Давленьице до ста десяти поднялось. Всё, выше уже никак. Но и это неплохо. Несмотря на улучшение состояния, инфузию нельзя ни на минуту останавливать, ведь давление только на ней и держится. К великому облегчению, довезли без приключений.
Всё, теперь можно спокойно выдохнуть. Нет, не стал я ни звонить, ни по рации говорить. Всё потом, при личной встрече.
Теперь поедем на психоз к девушке двадцати лет.
Только подъехали, как к нам подошла пожилая женщина и заполошно закричала:
─ Ой, тут такое страшное дело случилось, уж даже и не знаю с чего начать. В общем, у Маринки опять психоз начался! Она своей бабушке топором голову пробила! Пойдёмте, она сейчас у меня!
─ А «она» это кто? Бабушка или Маринка?
─ Ой, ну бабушка, конечно! А Маринка сейчас дома.
Бабушка была в сознании и прижимала к голове какую-то тряпку. Хотя, эту моложавую, ухоженную женщину, у меня бы язык не повернулся назвать «бабушкой».
─ Слушайте, она хоть и на учёте стоит, но раньше я никогда её такой не видела! Сегодня ни с того ни с сего, вдруг как заорёт: «Ты – людоедка, такая-сякая!», забежала в другую комнату, взяла топор и меня по голове рубанула! Удар вскользь пришёлся. Ой, как я выбежала, даже и не помню!
─ Так почему же вы не сказали, когда вызывали, про травму головы?
─ Как это не сказала, вы что?
─ Хм, странно, мне ничего про это не передали.
«Ну-ну, дайте мне только приехать!» ─ злорадно подумал я, предвкушая страшную месть.
В височной области – весьма обширная скальпированная рана, но кровотечение почти остановилось. Нет, нашей бригаде не разорваться. Сразу двоих в разные больницы, мы везти никак не сможем. А это значит, что надо вызывать на себя.
─ А Марина сейчас где?
─ Должна быть дома. Ой, вы уж туда не суйтесь, вызывайте полицию!
─ Ладно, сейчас разберёмся. А вы с ней только вдвоём живёте?
─ Ну получается так. Мать её в Москве работает вахтой. Господи, как я с ней измучилась! Ничего ей не помогает, никакое лечение. Хотя, плевать она хотела на это лечение. Последний раз и на укол не пошла и таблетки пить перестала.
Понятно, что пострадавшую мы без помощи не оставили, всё, что положено сделали. И лишь после того, как передали её фельдшерской бригаде, стали заниматься «нашей» пациенткой. Ну как заниматься? Вызвали группу быстрого реагирования. Да, с недавнего времени, наша «скорая» заключила договор с частным охранным предприятием. Они, в отличие от полиции, приезжают намного быстрей и действуют не менее эффективно.
Ну вот, через семь минут, прибыли трое парней. Больная открыла сразу, в руках у неё ничего не было.
─ Здравствуй, Марин, что случилось, зачем ты бабушку ранила?
─ Она мне больше не бабушка! И матери у меня больше нет! Они – людоедки! Бабушка сегодня суп сварила из человечьего мяса!
─ А с чего ты так решила?
─ Так я же как увидела, сразу поняла, что это человеческое мясо! Мать его из Москвы присылает через водителя, а бабушка готовит. Я теперь вообще не смогу есть ничего мясного!
─ Всё понятно. Давай, Мариночка, собирайся и в больницу поедем.
─ Да я же должна в полицию идти!
─ Марина, в полицию мы сами сообщим. А тебе на первое время нужно спрятаться в больнице.
─ Ну да, правильно. Поедемте.
Нарисовал я острое бредовое расстройство. А уж точный диагноз в стационаре выставят.
Ну а теперь поедем на эпиприпадок у женщины шестидесяти одного года.
Встретил нас сын больной, который весьма буднично рассказал:
─ Опять у неё припадок был. Два раза в месяц, как по расписанию. Короче, допилась она. У неё же это всё от бухла началось. Только сегодня что-то долго она в себя не приходит.
Нет, в себя она уже никогда не придёт, ибо мертвее мёртвой.
─ Всё, умерла она, ─ сказал я сыну.
─ Да блин! – воскликнул он. – Ведь мне же послезавтра надо на вахту ехать, в Нефтеюганск! Ну как же так-то? Всё, теперь по новой надо работу искать! Вот, блин, зараза!
Нда, реакция сына на смерть матери, была, мягко говоря, необычной. Я даже и не нашёлся, что ответить. В общем, рассказал я ему, как нужно действовать, и отчалили мы восвояси.
Следующим вызовом был психоз у женщины шестидесяти четырёх лет.
В прихожей нас встретила дочь больной.
─ Слушайте, давайте уже, делайте с ней что-нибудь! – возмущённо сказала она. Ведь так дальше не может продолжаться! Она уже все мозги пропила, ни черта не соображает! Её же вообще нельзя без присмотра оставлять! Пойдёмте на кухню, я вам покажу. Вот, смотрите!
Дааа, больная проделала филигранную работу. Внутреннее стекло в окне было разбито и все осколки вынуты, а наружное – целёхонько!
Тут появилась сама мастерица со следами хронического алкоголизма на лице.
─ Видите, как я сделала? – гордо спросила она.
─ Ах ты умница, дочкина помощница! – ответил я. ─ Она, наверно, за тобой, как за каменной стеной?
─ Ну дык, ёпт! – самодовольно сказала она и расплылась в улыбке.
─ Юлия Андреевна, а какое сегодня число?
─ Дык а что мне число-то, мне ведь не на работу идти.
─ А месяц-то хоть какой?
─ Нууу… весна вроде.
─ Понятно. А кто наш президент?
─ Ну этот, седой-то… Ельцин.
Да, видно невооружённым взглядом, что у больной слабоумие. Причём яркое, цветущее махровым цветом. Вот только не нуждалась она в экстренной госпитализации. Ну откуда тут экстренности взяться? Ведь эта болезнь неизлечима и необратима. Хотя, при сосудистой деменции можно частично отвоевать оккупированные мозговые структуры, восстановив адекватное кровоснабжение. Вот только у Юлии Андреевны деменция не сосудистая, а вызванная токсическими веществами. И в данном случае, отвоёвывать что-либо, бессмысленно. Так что, если и потребуется госпитализация, то только плановая. В общем, объяснил я всё это дочери и порекомендовал обратиться в психоневрологический диспансер.
Всё, разрешили обед, наконец-то! Сразу, как вернулись на Центр, пошёл я в диспетчерскую. Жажда мести отодвинула на задний план голод, потребность в никотине и, простите, желание посетить туалет.
─ Здравствуйте, девушки! А скажите, пожалуйста, кто принимал вызовы на Крымскую к Прохорову в гараж и на Оружейную к Сметаниной?
─ Я принимала оба вызова, ─ ответила совершенно мне незнакомая блондинка средних лет. – А что не так?
─ Всё не так! Вот давайте, для начала, по Прохорову. У меня написано «ранение ноги». А по факту, там проникающее ранение брюшной полости с шоком.
─ Ой, да он сказал так невнятно…
─ Пусть невнятно, а что, переспросить было нельзя?
─ Нет, а чего переспрашивать-то, вы же приехали и разобрались!
─ При чём здесь разобрались? Такой вызов надо было передавать БИТовской, ну в крайнем случае, общепрофильной бригаде, но уж никак не психиатрической! Так, теперь по Сметаниной на Оружейной. Там оказалось, что кроме психоза, очень серьёзная рана головы. Почему вы ничего про неё не сообщили?
─ Нет, а зачем сообщать, если вы приехали и сами всё увидели?
─ А затем, что нам не разорваться! Как вы себе представляете госпитализацию разных больных в разные стационары?!
─ Да что вы на меня кричите-то?
─ Хорошо, я не буду кричать, а просто молча напишу докладную и добьюсь вашего увольнения! На «скорой» вам делать нечего!
Не стал я дальше препираться и пошёл к старшему врачу смены Александру Викентьевичу.
Оказалось, что дамочка эта всего третью смену у нас работает, а до этого трудилась медсестрой в поликлинике. Да обошёлся бы я безо всяких докладных, если б она адекватно отреагировала на мои замечания. Викентич сам с ней попытался по-хорошему поговорить, но тоже безрезультатно. Упёрлась так, что не свернёшь. Долго ли, коротко ли, дошли мы аж до главного. Однако её поведение так и не изменилось. В общем, она сама, первая, изъявила желание уволиться. И никто ей в этом не препятствовал.
Да, надолго мы зависли в административном корпусе. Дай бог поесть успеть, а уж про «поспать», я даже и не мечтал. Но нет, пообедал, а потом всё же прилёг. И что? А ничего, никто нас не тревожил. Лишь около четырёх дали вызов. Поедем на психоз к мужчине тридцати семи лет.
Возле подъезда «хрущёвки», к нам подошла дама сердца болезного. Госпожа с плохо осветлёнными грязными волосами, выглядела весьма непрезентабельно. Но, судя по всему, собственный имидж её полностью устраивал.
─ О, ни фига себе, сколько вас! – удивлённо воскликнула она. – А вы чё, сейчас на него смирительную рубашку наденете, что ли?
─ Да, ─ говорю, ─ а заодно и смирительные трусы напялим. Что случилось-то, рассказывай!
─ Гыыы, ну а чего, «глюки» у него, какая-то ерунда мерещится. Скачет, как дурак, по всей квартире, ловит кого-то. Я предлагала ему, похмелись, говорю, и сразу отпустит! А он не может, сразу блевать начинает! <Замучилась> я уже его блевотину убирать!
Больной с худощавым, небритым лицом и безумным взглядом, встретил нас безо всякого удивления.
─ Что случилось, уважаемый?
─ Да ко мне сейчас трое спецназовцев с потолка спрыгнули! Вон, там в углу люк был, и они из него прямо так шустро попрыгали!
─ Ну а где же сейчас этот люк? На потолке-то нет ничего.
─ Да чёрт его знает, дело не в этом. Главное, они где-то здесь замаскировались! Ну вы же знаете, как они могут! А потом вылезут и нам бошки поотрезают!
─ Так, Вова, паспорт у тебя есть?
─ А вот, все документы! Вот, смотрите, тут и паспорт, и военник и моя трудовая.
Но вместо документов, он протянул мне грязную, смятую, засаленную газету
─ Всё, Владимир, собирайся и поедем в больничку.
─ Дык мне надо домой собираться, меня машина ждёт!
Сожительница, до этого стоявшая молча, не выдержала:
─ А где же ты сейчас находишься, придурок?! Ты чё буровишь-то?!
─ В Старосельском, у Гусевых. Меня Сашка отвезти обещал.
─ Ой, <распутная женщина>, как всё плохо-то! – сокрушённо сказала сожительница.
Вот он, классический алкогольный делирий! В наличии не только обманы восприятия, но и нарушение ориентации в окружающей обстановке. И свезли мы болезного в наркологию.
Только освободился, сразу вызов кинули: болит шея у мужчины шестидесяти одного года. Ну правильно, япона мама, общепрофильные бригады, видать, повымирали, и осталась только одна психиатрическая.
Встретила нас супруга больного.
─ Ой, слушайте, с ним вообще чего-то непонятное творится. Он прямо какой-то сам не свой!
Больной, чуть полноватый, с почти седыми волосами и бледным лицом, лежал на неразобранной кровати.
─ Даже и не знаю, что со мной такое. Шея так разболелась, что спасу нет. Уж чего только не пил, всё бесполезно, ничего не помогает. А теперь ещё и одышка привязалась, как будто я бегал.
И закралось в меня нехорошее предчувствие. Обречённо жду, когда вылезет лента ЭКГ. Ну точно, <распутная женщина>, что и следовало ожидать. Сразу бросились в глаза подъёмы сегментов ST. Да, эту мерзость ни с чем не спутаешь. Инфаркт. Замаскировался, падлюка, под дорсопатию. Обезболили мы его наркотиком, всю остальную помощь оказали, как положено. Несмотря на протесты больного, снесли его на носилках. Пока ехали, весь издёргался я. И только после того, как сдали его в приёмнике, позволил себе расслабиться.
Теперь следующий вызов с отвратительным поводом: в троллейбусе – мужчина пятидесяти лет без сознания. Да в конце концов, они надо мной издеваются, что ли?!
─ Центральная – шестой!
─ Слушаю!
─ Надежда, ты мне сейчас дала «без сознания». Ну это что такое-то? Неужели больше некому?
─ Юрий Иваныч, ну не ругайтесь, пожалуйста! Это же совсем рядышком с вами. Вы – ближайшая бригада, мне больше некого туда направить!
─ Ладно, Надежда, не могу я на тебя злиться!
─ Спасибо, Юрий Иваныч!
Мужчина, опрятно одетый, сидел, прислонившись к окну. И по лицу было сразу видно, что он, к сожалению, мёртв. Одним словом, это уже не мужчина, а лишь бездыханное тело. И тем не менее, уложили мы его на пол и записали ЭКГ. Как и ожидалось, на ленте – ровная линия. Проводить реанимацию бесполезно, ведь в наличии признаки биологической смерти. В частности, симптом «кошачьего глаза» или по-другому симптом Белоглазова. Проверяется он достаточно просто: слегка сдавливаем зрачок. В результате, он принимает узкую форму и становится похожим на кошачий. Такой симптом возникает уже через пятнадцать минут после наступления биологической смерти.
Документов при нём никаких не было. Нарисовал я смерть по неизвестной причине. Киношный врач, думаю, прямо сходу докопался бы до истины. Но, поскольку я работаю не на киностудии, а всего лишь на «скорой», то и чудесными способностями не обладаю. Но, так просто мы не могли уехать. Ведь надо было полицию дождаться. Долго они не ехали, не меньше тридцати минут мы прохлаждались в ожидании. Но вот, наконец-то, они прибыли, а мы, соответственно, убыли.
Вот и ещё вызовок. Плохо женщине пятидесяти восьми лет. В примечании написано, что в глазах двоится и голова кружится. Да, симптомы нехорошие. Радует только то, что «скорую» она сама вызвала, значит уж не совсем всё плохо. Ладно, приедем – разберёмся.
Больная удивлённо рассказала:
─ Я даже и не знаю, что со мной творится! Какое-то интересное состояние. Всё как будто плавает, колыхается. В глазах двоится. В зеркало смотрю, а у меня четыре глаза: два на своём месте, а ещё два – на лбу! Никогда такого небывало! Может я с ума сошла?
─ Нет, с умом у вас всё в порядке. Давайте-ка я вас посмотрю.
Ну что, очаговая неврологическая симптоматика налицо. Угол рта слегка опущен. Носогубная складка с одной стороны немного сглажена. Высунутый язык отклоняется в сторону.
─ Наталья Фёдоровна, нужно ехать в больницу. Обязательно. У вас – острое нарушение мозгового кровообращения.
Да, я умышленно не стал произносить слово «инсульт», дабы лишний раз не пугать больную.
─ Ой, да ведь у меня же огород! Там же всё засохнет! Это получается, что все мои труды насмарку? Нет-нет, никуда я не поеду, вы смеётесь, что ли?
«Ну нет, так и придётся запугивать», ─ подумал я.
─ Нет, Наталья Фёдоровна, смех здесь неуместен. Давайте называть вещи своими именами. У вас – инсульт. Если вы сейчас откажетесь от госпитализации, то можете на всю оставшуюся жизнь распрощаться с огородом.
─ Инсууульт?! Да вы что меня так пугаете-то? Ведь у меня же руки-ноги не отнялись!
─ Параличи и парезы при инсультах не всегда бывают. Наталья Фёдоровна, давайте не будем терять драгоценное время и поедем в больницу.
─ Ладно, поедем. В общем, придётся распрощаться мне с огородом…
На компьютерной томографии, ишемический инсульт подтвердился.
И, как оказалось, этот вызов был последним в моей смене. А профильных вызовов было всего лишь два.
На следующий день, поехали мы на дачу и там я, как и всегда, поливальщиком работал. Но в лес я, конечно же, сходил. А там сушь страшная. Ручеёк, который я всегда только с палкой переходил, пересох полностью. Нашёл только пару подосиновиков. Ну а все подберёзовики, вид имели совершенно непотребный. Этакие грибы-бомжары.
А со второго июля, меня ждал отпуск. А заодно и дача, на которую я временно переселюсь.
Все фамилии, имена, отчества, изменены.
