Общеизвестно, что власть эксплуататоров во все времена зиждется на двух столпах — силе оружия и силе невежества, причём последняя является определяющим и, соответственно, более действенным инструментом поддержания системы угнетения. Следует отметить, что вопреки собственным интересам, удовлетворяя свои паразитические потребности, как, например, потребность в создании бессмысленных, но грандиозных с точки зрения архитектуры храмов, эксплуататоры так или иначе способствовали развитию научного мышления и поэтому вынуждены были менять способы и формы надувательства эксплуатируемой массы. Так, в классовых обществах разработка и внедрение алогизмов, то есть оболванивание, превращаются из случайного полустихийного процесса в отдельное высокооплачиваемое ремесло. В разные времена над производством идеологий трудились жрецы, служители религиозных культов, философы и прочие мыслители. Историю философии, таким образом, необходимо рассматривать как историю развития эксплуататорских идеологий.
Уже в античной Греции можно выделить две противоположных линии миропонимания. Идеализм — эксплуататорская идеология, объясняющая всё промыслом потусторонних сил, или, попросту говоря, чудом. И материализм — взгляд на мир таким, какой он есть сам по себе. Идеалистическое мышление уводит познающий субъект в сторону от реальных связей и закономерностей объективной действительности, заменяя их сотнями тысяч сортов вымысла. Поскольку научное мышление развивалось не обособленно, а всегда в рамках эксплуататорских идеологий, в неразрывной связи с идеализмом, постольку материализм был не до конца последовательным, а значит, и сам страдал от искажений. И лишь к середине XIX века, когда прикладные науки накопили достаточно багажа, в учении Маркса материализм достиг вершины своего развития, став последовательно научным мировоззрением. Материализм Маркса выделил из идеализма единственно ценное его зерно — диалектику, поэтому его принято называть диалектическим материализмом.
Марксизм стал мощнейшим противоядием, реальной панацеей от идеологических иллюзий эксплуататоров, которое необходимо соединить с реальным движением эксплуатируемых масс. А завоевание научного авторитета у наиболее прогрессивной и сознательной прослойки наемных рабочих является одной из ключевых задач марксистов в текущий момент.
Однако опыт ведения пропаганды показывает, что убеждение в научной неоспоримости марксизма встречает сильное сопротивление со стороны пролетариев, особенно в инженерно-технической среде. Причиной являются антинаучные установки по наиболее общим вопросам мировоззрения, насаждаемые так называемой «научной картиной мира». Дело в том, что современного рабочего, служащего, технического или творческого интеллигента уже не так просто убедить в непогрешимости наёмного рабства посредством, скажем, учения Аристотеля, одного из главных идеологов античного рабовладения. И даже традиционные религиозные конфессии уже не вполне справляются с этой задачей, в особенности в отношении научно-технической интеллигенции. Пусть читателя не смущает количество функционирующих храмов, если заглянуть внутрь, можно обнаружить, что паства заметно поредела по сравнению с XIX и XX вв. Да и насколько искренна и последовательна может быть вера в бога в эпоху спутников, самолётов, интернета, бионических протезов и прочих достижений науки, ещё под большим вопросом. Если средневекового крепостного можно было «усмирить» простой и даже наивной христианской мифологией, то современному пользователю высокотехнологичных гаджетов необходимо внушать алогизмы более изощренного характера. Авторитет прикладной науки стремительно растёт, в то время как доверие к религии неуклонно падает. Буржуазия первой из эксплуататорских классов взяла этот факт на заметку и стала использовать уже науку в качестве идеологии. Вот почему, несмотря на кажущуюся образованность, наемные работники продолжают мыслить идеалистически, регулярно становясь жертвами разного рода мошенников, в том числе политических.
Тот факт, что мейнстримная наука выступает крупным рассадником заблуждений, встречает глубочайшее непонимание даже в среде марксистов. Мол, как это так, наука служит истине, она, дескать, движитель прогресса. Однако подобные высказывания не имеют ничего общего с марксизмом. Во-первых, марксистская методология предполагает классовый анализ общественных явлений. Как и религия, право или философия, наука является предельно партийным институтом, а значит, стоит на службе у господствующего класса. «Если бы геометрические аксиомы задевали интересы людей, они бы опровергались». Это буквально азы марксизма. Только в головах идеалистов существует некая «чистая» наука, свободная от классовых противоречий, которая якобы является главной созидающей силой в обществе. В реальном же мире прогресс осуществляется посредством социальных революций, то есть коренных изменений в общественных отношениях, в процессе которых революционные классы используют науку в качестве орудия преобразования. А «чистая» наука, как это показывает история, создавала не только пенициллин и интернет, но также и орудия массового убийства, способные в считанные минуты испепелить целые города. Во-вторых, любая частная наука исследует свой предмет не беспорядочно, а по определенным правилам, руководствуется конкретными ориентирами, чтобы не сойти с материальной почвы объективного мира в дебри фантазий. Эти правила и ориентиры принято называть МЕТОДОЛОГИЕЙ, или логикой познания. Именно для оболванивания образованной и думающей части населения, в противовес марксизму, буржуазные идеологи выдвинули идеалистическую, квазинаучную (маскирующуюся под науку) методологию — позитивизм.
Позитивизм структурно состоит из двух составляющих: теории познания и логики. В буржуазных учебниках истории философии ему дается примерно такая характеристика:
«…Основоположники позитивизма хотели освободить философию от непроверяемых спекуляций, типа рассуждений о том, существует или не существует объективный мир, и базировать её исключительно на позитивном, проверяемом на опыте знании».
На первый взгляд получается красивая картинка, где наука очистилась от метафизики и вымыслов и вообще «сама себе философия». Может даже показаться, что позитивизм не противоречит марксизму, ведь последний в определенном смысле тоже «отрицает» философию. Позитивисты действительно умело маскируются под материалистов. Но принципиальная разница заключается в том, что марксизм утверждает всемогущество разума и безграничность его познавательной способности, в то время как позитивизм устанавливает границы и «компетенции» мышления.
При том, что различные школы позитивизма могут сильно отличаться в частностях, к слову сказать, на основании которых они друг друга регулярно опровергают, они всегда согласны в главном. Во-первых, единственным источником истинного знания признаётся только эмпирический опыт в виде экспериментов, поставленных представителями профессионального научного сообщества. Во-вторых, теоретическое исследование (философия) низводится до второстепенной роли классификатора информации, полученной из ощущений, а конкретнее: из эмпирического, экспериментального опыта. В-третьих, поскольку мы имеем дело только с эмпирикой, то есть данными наших чувств и наблюдений, фактически отвергается возможность адекватного познания объекта, в лучшем случае предлагается некая принципиально неточная его «модель». Позитивистская теория познания — это мешанина из эмпиризма, скептицизма и агностицизма, то есть категоричное непризнание способности разума к отысканию истины, которая неизбежно приводит к субъективному идеализму, как это случилось с Махом или его русскими последователями. Для обоснования субъективно-идеалистических позиций буржуазные идеологи выдумывают ложные критерии истины, как то: «фальсифицируемость», «изящество», «влияние наблюдателя». Вместо научной, то есть материалистической, оценки тех или иных явлений, на основе фундаментальных категорий бытия, в развитии и во взаимосвязи со всеми другими явлениями позитивизм абсолютизирует один лишь эмпирический опыт, вгоняя себя в ловушку субъективизма. Ещё одной характерной чертой позитивизма является математизация, абсолютизация понятий и методов математики в естественных, технических и социально-экономических науках, которые выхолащивают содержание, фокусируясь лишь на количественных определённостях и закономерностях.
Таким образом, научной теорией в позитивизме считается не проверяемое практикой отражение окружающей действительности в виде объективных истин, а основанная на данных ощущений, приблизительная, принципиально неточная модель возможно существующего, возможно несуществующего мира, выдвинутая и признанная в рамках профессионального сообщества учёных. Чем эта модель «изящней» описывает наблюдаемое явление, тем проще «наблюдателям» достигнуть конвенции. Нет ничего удивительного в том, что в современной науке царит огульный плюрализм, выражающийся в ожесточенном противостоянии гипотез разной степени АБСУРДНОСТИ. Соответственно, вопрос об истине подменяется разговорами о «приближенных моделях», «наиболее изящном описании» и т. п. В качестве примера плюралистической неразберихи можно вспомнить дарвиновскую теорию полового отбора, которая долгое время отвергалась научным сообществом и даже почти забылась, пока следующими поколениями биологов не были разработаны «ясные» и «убедительные» математические модели. Но если завтра другие биологи разработают новую модель, опровергающую прежнюю теорию, псевдоинтеллектуалы, научпоперы и прочие профессиональные кретины из научного сообщества лихо переобуются и начнут писать «научные» диссертации… до следующего опровержения. Подобный подход с марксистской точки зрения не является научным, а представляет собой продукцию буржуазной теории познания, применяя которую к естествознанию в качестве методологии, позитивисты лепят Франкенштейна под названием «научная картина мира».
В качестве системы правил оперирования мыслями позитивизм использует так называемую формальную логику. Традиционно авторство классической логики приписывают Аристотелю, хотя сам термин «логика» был введён стоиками, выделившими под этим названием лишь ту часть его философии, которая согласовывалась с их собственными представлениями о природе мышления. На самом деле то, что сейчас принято называть формальной или классической логикой, по своему предмету ближе к грамматике или риторике. Характерно, что именно эту дисциплину в буржуазных ВУЗах подают как «науку о законах правильного мышления». Очевидно, свои гонорары современные идеологи отрабатывают плохо, ведь даже прародитель позитивизма И. Кант пришёл к выводу, что
«общая логика не содержит и не может содержать никаких предписаний для способности суждения, кроме как умения подводить под правила, т. е. различать, подчинено ли нечто данному правилу… или нет».
Только и всего. Формальная логика — это дисциплина, занимающаяся в лучшем случае анализом структуры высказываний и доказательств, обращающая основное внимание на форму, отвлекаясь от содержания. Её компетенции весьма ограниченны, а правила таковы, что она обязана любой нелепице вынести логическое оправдание, лишь бы нелепица не противоречила сама себе. Именно в силу этой её особенности средневековые схоласты окончательно превратили логику в простой инструмент ведения словесных диспутов. Для многих обывателей и сегодня доказательства бытия бога Фомы Аквинского звучат «логично» и убедительно. Практически любой учебник по формальной логике начинается с «учения о понятии», в котором дается дефиниция и несколько примеров, затем идёт «учение о суждении», построенное аналогичным образом, и т. д., таким образом, логические фигуры рассматриваются в их застывшем состоянии, как априорные формы мышления, то есть выясняется не сам ход научного исследования, а лишь его результат, и то неполно и искаженно.
Разумеется, формальная логика отражает некоторые закономерности мышления, но все её выводы — это очевиднейшие банальности. Законы действительного мышления можно понять только на основе фундаментальных категорий бытия, так как мышление и есть отражение бытия. Но большинство логиков так и не научились отличать «общее» от «единичного» и «особенного», несмотря на огромное количество «трудов» по формальной логике. Краеугольный камень формалистов — «закон тождества», или, что то же самое, «запрет противоречия», — гласит А=А, что означает, что предмет, о котором мы мыслим, не может иметь противоречащие искомому понятию предикаты. Но в действительности тождество не существует без различия. Конечно, А равно А, но А так же и не равно А, как минимум потому, что это уже другое А. Формальный подход по сути есть консервирование творческой способности разума к выходу за рамки уже познанного. Неудивительно, что Декарт, Бэкон, Локк, Гоббс и многие другие крупные мыслители признавали формальную логику непригодной в качестве «органона» действительного мышления.
Вполне закономерно, что мышление, руководствующееся «законами формальной логики», приходит в теории познания к агностицизму и плюрализму. Так, разговор об объективном, существующем вне головы тождестве различных и противоположных единичных явлений, позитивизм благополучно сводит к разговору о формальном единстве, то есть о чисто внешнем сходстве эмпирически данных единичных фактов, формально подводимых под «понятия». Исходной точкой оказывается не «тождество и единство явлений», а именно «разнообразие и множество» единичных фактов, существующих якобы сначала совершенно самостоятельно и лишь затем чисто формально объединяемых «единством понятия». А сами понятия, согласно «логике» позитивизма, являются лишь иллюзиями, создаваемыми субъектно-предикатной структурой речи. А что есть на самом деле, независимо от наших иллюзий, знает один лишь бог. Поэтому нет ничего удивительного в том, что все позитивисты отрицают не только познаваемость общества, но и объективность мироздания.
Надо сказать, что и в Советском Союзе имелись вредные заигрывания с формальной логикой, что в итоге вылилось в тотальное проникновение данного методологического аппарата в советскую науку. К сожалению, советские марксисты не смогли подняться даже до высоты Канта и разглядеть в формальной логике основу «интеллигентского» оболванивания.
Без последовательно МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ методологии любая частная наука превращается в простой регистратор различных явлений, которые можно интерпретировать как душе угодно. Вот и получается, что вроде как материалисты слепо верят всему, что говорит «наука», как например: зарождение и расширение вселенной, параллельные миры, искривление пространства-времени, и прочие чудеса, которые всего несколько веков назад в несколько ином виде распространяла церковь и с которыми настоящие учёные боролись порой ценой собственной жизни. Сегодня в марксистской пропаганде данной проблеме практически не уделяется внимания. Леваки ограничиваются в своей агитации жиденьким обличительством капитализма, а в плоскости философии в лучшем случае идёт перепев советских оппортунистов. Поэтому в левое болото стекаются преимущественно инфантильные, оболваненные капиталистическим бытием обыватели, но никак не дисциплинированные, способные компетентно руководить интеллектуалы. Единственным коллективом, всерьез взявшимся за рассмотрение проблем методологии, является редколлегия журнала «Прорыв».
Настоятельно рекомендую всем сознательным пролетариям прочитать работы А. Редина «О теории познания» и А. Иванова «О формальной логике и метафизике».
____________________________
Уважаемые читатели!
Заносите в закладки и изучайте наши издания:
I. Общественно-политический журнал «Прорыв»
Поддержите редакцию:
III. Заказ нашей брошюры почтой с автографом автора
IV. Заказ нашей книги "Жизнеописание красного вождя"
#марксизм #наука #философия #материализм