оглавление канала
Я смотрела на Сашу, а в голове у меня, царапаясь занозой, возникла мысль. А ведь ты, парень, врешь! Ладно, если бы только мне. Ты ведь и себе врешь! Не в руководителе дело, и даже не в ревности. А тогда в чем?? Чувствовалось в нем что-то затаенное, невысказанное. Как будто застарелая детская боль или обида на какую-то несправедливость, которая проржавевшей проволокой шла через его душу с самого детства по сегодняшний день. Может быть, я бы этого и не почувствовала. Уж больно незначительны, неясны были эти признаки. Только какая-то затаенная тоска, спрятанная на самом донышке его глаз, даже, когда он смеялся, или может быть, легкая скорбная складка возле губ, делающая его лицо намного старше, и возникающая только тогда, когда он думает, что его никто не видит. Возможно, я бы никогда этого не поняла, если бы сама не испытывала подобных чувств, невысказанной печали, которая все еще временами давала о себе знать горьковатым вкусом поздней осени на губах.
Но, спасибо тебе, Господи, у меня была моя бабушка, и есть мой дед, который окружил меня своей все понимающей, беззаветной любовью, заменив мне всех, и отца, и мать. А вот у Саши, видимо такого в жизни не было. Поэтому, и дает о себе до сих пор знать эта боль, проецируя собственную детскую «недолюбовь» на всех, кто рядом, заставляя остро реагировать на каждое проявление невнимания, или, спаси, Бог, пренебрежения. Вот же, еще, наказание мое! Мало мне всяких загадок! Так теперь еще и эту разгадывай. А главное, я хотела понять, почему Саша мне врет? В чем главная причина? Конечно, если я не ошиблась в своей оценке ситуации. А интуиция моя, как назло, молчит, словно кто ее по башке шибанул, и она скоропостижно скончалась!
Я ничего не отвечала, пребывая в размышлениях, а Саша тоже не проявлял желания говорить и дальше на эту тему. В конце концов, затянувшееся молчание стало тяготить обоих. Саша предпринял первым попытку «спасти» наш разговор «по душам». Он посмотрел на меня изучающе, и спросил:
- А он тебе нравится?
Я даже сразу не сообразила о ком это он спрашивает, так далеко меня увели мои рассуждения. Глянула на него с непониманием и неким изумлением. Его взгляд был напряженным до предела, словно, от ответа на этот вопрос зависела его дальнейшая судьба. Я пожала плечами:
- Я не люблю «красавчиков», которые только и делают, что любуются собой, демонстрируя всем окружающим, какой он весь прекрасный, эксклюзивный, неповторимый и прочее, прочее, прочее. Список сам можешь продлить. Если ты о Вальдисе.
Мне перестал нравиться наш разговор, и я собралась уже произнести дежурную фразу, на тему «поздно» и «завтра рабочий день», как Саша опять спросил, видимо, ободренный моим ответом.
- Тогда скажи, зачем тебе все ЭТО надо?
Я про себя хмыкнула. А вот это уже было интересно. Внешне же, постаралась не показать, как меня эта тема заинтересовала. Слегка кося под наивную дурочку, задала вопрос:
- Прости, не поняла. Что ты имеешь в виду под словом «ЭТО»?
Саша слегка прищурился, стараясь быть похожим на проницательного Штирлица. Получалось плохо. Скорее при этом он походил на старичка Мюллера. Он проговорил, немного переигрывая беспечность, небрежным голосом.
- Ну, ты же поняла, что я имел в виду?
Я глянула на него небесно-синим чистым детским взглядом (при том, что глаза у меня карие), и хлопнула пару раз ресницами.
- Представления не имею. – Прочирикала я, стараясь сохранить выражение легкой озадаченности на фоне детской наивности.
Конечно, будь на его месте Флора, она бы мгновенно раскусила все мои манипуляции. Но, слава тебе, Господи, Саше было до Флоры, как мне до ученой степени, поэтому, похоже он купился на мой небольшой спектакль, и принялся терпеливо объяснять, вновь превратившись в обычного нормального парня, каковым, собственно, и являлся на самом деле.
- Ну, я имею в виду все, что здесь с тобой происходит. Знакомство с этим Вальдисом… А потом, ведь, насколько я понимаю, Флора тебе совсем посторонний человек. А ты живешь в ее квартире, готовишь каждый день для нее еду и бегаешь потом с кастрюльками в больницу. Жила бы в свое удовольствие, ходила бы на свои курсы, в кино, по выставкам в свободное время. Вот, я и хочу понять, зачем тебе ВСЕ ЭТО?
Я слегка выдохнула с облегчением, и про себя подумала, слегка расслабляясь: «Ах, это…». Пожала плечами, не зная, как бы ему коротко и доходчиво объяснить, что самое страшная черта в человеке для меня – это его равнодушие, и лицемерие, чего я категорически не приемлю, ни в каком виде и ни под каким соусом. Собравшись с мыслями, я коротко ответила:
- Наверное потому, что одинокий пожилой человек, проживший трудную и тяжелую жизнь, оказался в непростой ситуации. Практически, один на один со своими проблемами. А с Вальдисом меня мало что связывает. Мы просто были попутчики в поезде. Только и всего. А что, это в твоем понимании как-то необычно?
Мой вопрос его смутил. Он опять уставился на фонарь, словно ища у него подсказки. Честно говоря, мне эти «психологические тренинги» слегка поднадоели. Я поднялась со скамейки, подумав, что банальной отговорки, что «завтра рано вставать, так как начинается рабочий день» не избежать. Саша с готовностью соскочил со скамейки тоже, и высказал желание проводить меня до дома. Я пожала плечами, и выразила, не без ехидства, надежду, что сегодня у него нет встречи с куратором по поводу его кандидатской.
Он хмуро глянул на меня, но ничего не ответил, и мы медленно пошли по бульвару рядом, и как бы, порознь, каждый погруженный в свои собственные мысли и проблемы.