На улице было безлюдно. Вторая половина рабочего дня явно подразумевала, что Алексей на работе.
Анна зашла в правление. В коридоре прохлада и тишина.
Бесшумно подошла к двери кабинета Алексея.
Тихонько постучалась.
"Быстрая речка" 100 / 99 / 1
Тотчас оттуда выпорхнула молодая девушка и громко крикнула:
— Селянин Ростиславович! Хватит спать, пришли!
Девушка скрылась за другой дверью.
Анна осталась в коридоре.
Заглянула в кабинет Алексея, там никого не было.
А сердце всё тревожилось.
— Чем могу быть полезен? — услышала Анна за спиной.
Обернулась.
В коридоре стоял Селянин: постаревший, с палочкой.
— Недавно споткнулся, — сказал он, оправдываясь, — теперь вот так. Ну здравствуй, Анна!
Голос Селянина дрожал.
— Здравствуйте! — ответила Анна. — А Алёша-то где?
Селянин махнул рукой.
— Да погодь ты со своим Алёшей. Пойдём в кабинет. Глядишь, и Алёша подтянется.
Селянин лукавил. Ох как лукавил.
Алексей уже и не работал с ним. После того, как Марфа родила дочь, Селянину из города прислали девчушку-секретаря. Она была такой молоденькой, но знаний, как говорил председатель, в неё вмещалось больше надобного.
Тараторила новая секретарь без умолку. Бывало, Селянин прятался от неё в запертом кабинете.
Председатель и не знал, как сказать Анне о том, что Алексей завёл себе другую семью.
Анна под руку довела Селянина до кабинета.
Присела там на стул.
Селянин ходил кругами и задумчиво всё смотрел на дверь.
— И как там? — спросил он вдруг. — В местах тех как тебе было?
— Веселья было мало, — Анна поднялась и стала ходить за Селянином.
— Сядь уже, — прикрикнул тот недовольно. — В ногах правды нет. Нигде её нет, когда человек гнилой изнутри. Когда прикрывается несчастным, а сам подлянку любую готов совершить.
Анна вернулась на стул.
«Что-то не то», — подумала она, но опасения свои не высказывала. Ждала, пока Селянин объяснит, что к чему.
Наступило долгое молчание.
Анна опять встала со стула.
— Пойду я к своим, — сообщила она. — А потом встретимся. Вроде как отбыла я свой срок.
Селянин тяжело вздохнул.
— Нет у тебя своих, — выпалил он.
Анна опустила голову.
— Ах вот как… — задумчиво произнесла она. — Ну я тогда обратно вернусь. Там можно за территорией жить. Посёлок вырос из семей бывших заключённых.
Она метнулась к двери.
Селянин выругался:
— Куда собралась? А ну, стой.
Анна остановилась. Селянин продолжил:
— Не хочешь ли узнать подробности?
— Ни к чему они мне, — прошептала Анна. — Пусть лучше останется всё в неведении. Так легче пережить, чем предательство.
— Да ты хотя бы на ребёнка поглядела! — воскликнул Селянин. — Дитё и без матери, и без отца… Листок на ветру: безжизненный и никому больше не нужен.
Анна с недоумением взглянула на председателя.
— Так чего это он не нужен? Большой уже.
— Кто? — спросил Селянин.
— Так Алёшка младший! Большой уже! Чего это он не нужен никому?
— Эх… Анна, Анна! Загубили твою жизнь эти нелюди. И знать не знаешь ничего.
— Ну так вы не загадки загадывайте, а по делу говорите. Три часа мусолим невесть что. Какой ребёнок?
— Твой! — крикнул Селянин. — Твоя кровиночка неизвестно с кем и где. А твой Алексей бесхребетный. Но он мне как сын! А так сучонок, каких свет не видывал.
Анна вернулась к стулу.
— Так умер же…
— Куда там! Жил! Но что-то с ним не то. Бабка за рекой ухаживала за ним. Катерина… Тебе ли о ней не знать.
Анна вдруг стала плакать.
Крупные слёзы катились по её щекам. Ей казалось, что слёзы эти выжигают раны на сердце. Чувствовала, как печёт внутри.
— Один Алёшка знает, кому баба Катя ребёнка отдала. С него теперь и спрос. Я туда не лез с расследованиями. Там цыганка обещала вылечить. А мне куда до них? Я не цыган и не колдун. Из травы делать душу не могу. Я председатель всего лишь. А приходилось мне и по ваши души всё решать. Ты вот что, Анна! Иди к своему Алексею и плюнь в харю его бесстыжую. Хочешь, я с тобой пойду?
Анна плакать перестала. Медленно покачивалась из стороны в сторону. Как будто убаюкивала на руках невидимого ребёнка.
— Не нужно со мной. Где Алёшу найти? Может он меня отведёт к той цыганке?
— Алёшка у меня живёт пока. Чего его искать?
Селянин пошёл к двери. Забыл свою трость и всю дорогу бранил сам себя. Анна шла за ним.
Алёши дома не оказалось.
— Ты же сам ему наказал людей искать! — возмутилась жена Селянина, когда тот спрашивал об Алёше. — Старый совсем стал. Не помнишь.
Анна стояла на пороге и не решалась входить.
Председатель тянул её за руку.
— Давай уже, заходи. Не на пороге же стоять.
Анна вошла несмело.
Жена Селянина всплеснула руками:
— Анечка, ох, горе-то какое!
— Где ты горе видела? — заворчал Селянин. — Стоит перед тобой живой человек, а ты: «Горе… Горе…», смотри не накличь беду. А то вы бабы странные, ведьмы все через одну и наоборот.
— Да ну тебя, — выругалась Паня, — несёшь чушь всякую. Ты лучше девчонке расскажи всё так, чтобы у неё сердце от горя не остановилось.
— Опять ты со своим горем! Тьфу на тебя! — Селянин разошёлся не на шутку, обернулся и обратился к Анне: — Как дома будь, иди, приляг. Всё равно идти тебе некуда. А я покумекаю, а потом решим, как быть.
Анна послушно кивнула и пошла вглубь избы.
На стареньком кресле, с облезшими подлокотниками, развалился рыжий кот.
Анна взяла его на руки, прижала к себе и прошептала:
— Сынок, сынок, я же знала, что ты жив! Обманули, оторвали от меня кусочек сердца. Загубили мою жизнь. Сынок…
Анна так и уснула, прижимая к себе кота.
О том, что Анна вернулась из ссылки знало уже, кажется, всё село.
Алёшка вбежал в дом с криком:
— Мамка вернулась! Мамка!
Он рыдал в объятиях Анны. Она трепала его взъерошенные кудри и рыдала вместе с ним.
Когда слезы уже были выплаканы все, Алёша сказал, что ребёнка зовут Максимом, и баба Катя отдала его цыганке-колдунье, которая зачем-то спрашивала, помнит ли Алёша своего отца и маму Клушу.
Алёша поведал, что не стал рисковать и обманул цыганку, сказав, что не помнит никого.
— Что у неё на уме? Кто она? Я не знаю. Слышал лишь, что она даже воробышка слабенького могла спасти. А Максимка наш как тот воробышек. Только в человеческом обличье.
Селянин такой подробный рассказ Алёши слышал впервые. Не стал, когда всё произошло, вдаваться в детали. А теперь всё удивлялся, какие повороты бывают на жизненном пути.
В дверь несмело постучали.
Жена председателя Паня открыла.
На пороге стоял Алексей.
— Мне бы Анну повидать, — еле слышно произнёс он.
— Анну повидать? Анну? — прикрикнула на него Паня. — Неужто Марфа своего ненаглядного выпустила на свет Божий? На кого ты похож, Алексей? Пьёшь, небось. Ну давай, давай, а то мало тебе горя.
Тут же подошёл Селянин.
— Да замолчи ты, ей-богу! Ну раскудахталась сегодня, сил нет. Ну баба, совсем от рук отбилась. Иди лучше на стол накрой. Как-никак человек из тяжёлых мест домой прибыл. Надо бы и радостью накормить, а то тут и с ума сойти можно. И гостя пригласи, пусть с нами радость разделит.
— Не буду я входить, — сказал Алексей. — Анну мне позовите. Не празднично мне.
— Ну так отчего было бы празднично, если ты таким гадом оказался. По-человечески не захотел! — Селянин двинулся на Алексея с кулаками.
А тот вдруг засмеялся и произнёс:
— Что-то ты старик геройствуешь нынче много.
От слова «старик» председателя передёрнуло.
— Да я тебя сучонка можно сказать от смерти спас! От ссылки неминуемой. А ты… Старик… Алёша, Алёша… Иди с Богом, пока лишнего не наговорили мы друг другу. Сколько ещё в одном селе жить, неизвестно. А вот так скажешь чего, потом жалеть будем оба.
Пока Алексей и Селянин участвовали в перепалке, к ним подошла Анна.
Алексей её не замечал, а потом вздрогнул и встретился с ней глазами.
Анна почти не изменилось. Только лицо выглядело уставшим, и уголки губ были опущены. Рядом с ней стоял Алёша и держал Анну за руку.
— Мамка твоя приехала, — как-то язвительно сказал Алексей. — Ну вот и хорошо! Бывайте! Я домой пойду.
И ушёл.
— Скатертью дорожка, — крикнул ему вслед Селянин.
***
Прошло полгода. Алексей всячески старался избегать встреч с Анной. Но, бывало, зайдёт во двор к Селянину, присядет на крыльцо и ждёт неизвестно чего. Никто к нему не выходил.
О том, что вернулась Анна, знали все. Но Марфа всегда ругалась так, словно это только произошло.
Алексей никак не мог унять дрожь.
Он пришёл на берег реки и сел у самой воды.
Зеркало реки отражало солнце и облака. Казалось, что облака спустились с небес поплавать, спастись от изнуряющей жары.
Алексей снял рубаху и лёг на песок. Солнце обжигало лицо и грудь.
Алексей щурясь смотрел на солнце и говорил громко:
— Господи, забери меня и не мучай больше. Не могу я больше ходить по этой земле. Если бы Анна знала, как мне хотелось встать перед ней на колени. Если бы она знала…
Продолжение тут