Его руки сильно дрожали, когда он поднял их с колен, дрожь распространилась по всему телу, заставив стул затрещать под ним. Он позволил им ненадолго упасть ему на колени, прежде чем подняться и прикрыть глаза в попытке остановить поток, который начал пропитывать его рубашку.
Воздух сотрясался в его груди с каждым вдохом, а рыдания были подавлены и проглочены. Глотать было трудно. Из-за сухости во рту он слегка задыхался от сдавленных рыданий, а соленые слезы обжигали губы. Его желудок скрутило и вздуло, бабочки были раздавлены и поглощены внутренней бурей.
Перед ним лежала гарнитура.
Перед ним были врата к его счастью, к его побегу из клетки мучений, как свет, сияющий вокруг рамы затемненной двери; там он и сидел.
Как это работало, было выше его понимания, наука обо всем этом была на некотором расстоянии выше его понимания. Он был доволен тем, что не задавал этому вопросов. Они сказали ему, что это какая-то смесь виртуальной реальности и его собственного воображения.
“Колдовство”, - назвала бы это Рейчел.
Вспышка утешения улыбнулась ему, когда он подумал о ней, но накатившее горе снова заглушило его, как это бывало всегда.
Он страстно желал увидеть ее снова. Его грудь болела за нее болью более реальной, чем сама жизнь. Месяцы казались вечностью, в которой не было ничего, кроме мучительного горя за компанию. Забавно, как горе идеально заполнило пустоту, которую она оставила после себя.
И перед ним лежало решение.
Почему его охватил такой страх? Почему он не мог заставить себя войти в этот мир вместе с ней?
Был ли это страх, что это не сработает, мучительное разочарование от того, что я больше не увижу ее?
Он снова опустил мокрые ладони на колени и уставился на наушники перед собой.
Его желание увидеть ее разгорелось подобно огромному пламени и поглотило его страх, его безжалостный дым рассеялся перед ним.
Его руки все еще дрожали, но он схватил наушники и прижал их к глазам. Его окружала тьма, нарушаемая лишь слабым гулом.
Вспышка света пробудила его к новой реальности; вот он сидит на поросшем травой берегу, откуда открывается вид на омываемые морем скалы, где они с Рейчел проводили вместе лето.
Его чувства были в огне.
Он слышал, как вода разбивается о скалы перед ним, он видел, как брызги блестят в солнечном свете, когда они пытаются вырваться из моря, он вдыхал соленый воздух, который приносил слабейший бриз, и он чувствовал тепло солнца, сидящего в своей собственной синеве. океан улыбается этой паре сверху вниз.
Ибо он был не один.
Рядом с ним на траве сидела Рейчел.
Его сердце бешено заколотилось в груди навстречу ей, его кожа наэлектризовалась и покрылась мурашками с головы до ног. В горле у него встал комок, и глаза снова наполнились слезами.
Вздох - это все, что он смог выдавить из себя.
Она молча улыбнулась ему и, подняв руку, провела ею по его волосам.
Он закрыл глаза и наклонился к ней, слезы тихо падали ему на колени. Он хотел остаться в этом моменте на всю вечность. Если рай и существовал, то он его нашел.
”Рейчел...."
Больше он ничего не мог сказать.
Он представлял себе этот момент тысячу раз, это была его последняя мысль перед сном и первая после пробуждения. Он репетировал слова, которые он скажет, свою любовь, которую он озвучит, но теперь - ничего. Ничего, кроме ее имени.
Но этого было достаточно.
Она притянула его к себе и держала, пока он рыдал. Ее запах наполнил его, и электричество снова пробежало по его коже.
Она обнимала его и успокаивала. Ее голос, нежный, как пчелиное крылышко на лепестке первоцвета, обвевал его.
Они вдвоем сидели на травянистом берегу, как одно целое, и только солнце было наблюдателем.
Он поднял голову и посмотрел на нее.
Ее глубокие сине-зеленые глаза впились в его. Ее безупречное лицо, обрамленное темными волосами, выделялось на фоне неба. Ее красота очаровала его.
“Я люблю тебя”, - прошептал он, не смея отвести от нее глаз.
“Я тоже тебя люблю”, - сказала она и улыбнулась, снова запустив руки в его волосы.
Ее губы из лепестков роз такие мягкие. Он наклонился вперед и поцеловал ее, фамильярность была почти невыносимой.
Море, солнце, грохот скал - все исполняли свои роли, как актеры на сцене, не пропуская ни одной реплики.
Пара разговаривала. Они говорили и говорили, минуты превращались в часы, а часы таяли.
Он был счастлив. Он был счастлив впервые с тех пор, как она оставила мир позади, с тех пор, как она оставила его с миром, и ничто в этом мире, действительно, ничто во вселенной не могло сравниться с ней; нет зрелища, которое он предпочел бы видеть, чем ее лицо, нет звука, который он предпочел бы услышать, чем ее голос, нет духи он предпочел бы нюхать, чем ее запах, нет вкуса, который он предпочел бы попробовать, чем ее поцелуй, нет обладания, которое он предпочел бы держать, чем ее руку.
Они говорили и говорили. Они говорили о своей совместной жизни, о счастливых днях, которые прошли между ними, о моментах, которые они разделили. Каждое мгновение переживалось заново; они снова стояли на Елисейских полях, они снова обедали в тени Колизея, они смеялись среди битвы красок в своей спальне, он снова перенес ее через порог их дома. Каждое мгновение переживается заново.
Солнце начало спускаться к ее кровати за горизонтом и начало опускать ее веки.
Хотя это было так же незаметно, как закат солнца, внутри него прокралась пустота.
Черты ее лица были идеальны, ее голос принадлежал ей, ее прикосновения были такими же мягкими, как и раньше, ее запах был таким же пьянящим, ее поцелуй был тем, в который он влюбился.
Но краснеющее солнце над морем показало правду.
Это была не она.
Это было просто воспоминание о ней, то, что его разум скрыл со временем, как будто снежинки его самого падали на ее образ, пока она не скрылась совсем.
Этот образ перед ним был знаком только ему самому.
В этом образе не было ни капли ее правды, ни ее грубости, ни ее раздражения, ни ее коварства;
Ничего от ее непохожести.
Ничего от нее.
Моменты, проведенные вместе, тоже были искусно закрашены, не было видно ни единого изъяна. Ни резких слов, ни разочарования, ни истинной реальности там не было.
Потому что на самом деле ее там не было.
Это был просто его образ, одетый как она, пустой и лишенный ее истинной красоты.
Она сидела перед ним, как темный силуэт на фоне солнца; видимый только в общих чертах, невыразительный и тусклый.
“Ты не она”, - тихо сказал он.
Изображение запнулось, потому что его собственное воображение не могло ухватиться за его собственное понимание.
Его палец нашел кнопку на гарнитуре, и экран потемнел.
Какое-то время он сидел в этой темноте, коктейль из горя и вновь разбитого сердца опьянял его.
Его руки снова сильно затряслись, когда он снял наушники и положил их перед собой.
Свет больше не сиял вокруг двери, потому что теперь все было темно, его пламя надежды погасло.
Пошатываясь, он поднялся на ноги и направился к своей кровати.
Он лежал один. Теперь он всегда был один и ненавидел это. Он прижал к себе ее подушку. Ее запах был намного слабее, чем в том, другом мире, но, по крайней мере, это было реально.
Его телефон зазвонил, еще один доброжелатель проверял его. Он хотел, чтобы они оставили его в покое.
Побыть одному в компании, это было бы лучше всего, подумал он.
Он ненавидел, когда люди упоминали ее, и ненавидел, когда они этого не делали. Вечный парадокс, в центре которого он сам оказался в одиночестве.
Он еще раз вдохнул в себя подушку.
Утешение и пытка ее запаха бушевали в нем.
Он снова столкнулся со знакомой долиной своего горя. Он бродил по всем его холмам, и каждый поворот открывал ему один и тот же пейзаж.
И все же над ним все еще сияло солнце, ибо оно напоминало о том, что он любил Рейчел, а она любила его. Это было по-настоящему. И там он нашел утешение у небольшого ручья, который протекал через его долину скорби, когда солнце отражалось в его струящихся водах.
Он был рад, что у него есть возможность жить среди холмистых полей ее утраты, а не в холодном городе, где он ее не знал.
Если понадобится, он останется в этой долине до конца своих дней. Потому что его горе теперь было частью ее и частью его. Это была связь, которая все еще держала их вместе. То, что заменило узы, которые он все еще носил на пальце.
Но нет, подумал он. Это не заменило этого. Это был просто еще один шаг на их совместном пути; предпоследний шаг перед тем, как они снова будут связаны друг с другом, чтобы никогда не расставаться.
Он еще раз глубоко вдохнул ее аромат и погрузился в сон.