«Она обвязала запястье левой скрученной банданкой. Оно болело со вчерашнего утра и немного опухло. Бандана была яркая, бирюза с чёрным, но другой расцветки не имелось. А привлекать внимание — покраснением и припухлостью «в членах» и нервным периодическим растиранием — не хотелось. Она и так чувствовала себя аистом на фонарном столбе, посередь огромного неряшливого гнезда. Кто ни пройдёт — всяк поинтересуется потомством! Платочек был новый, ни разу не надёван. Оттого плохо складывался, вёл себя «колом» и натирал, и без того поверженную болезнью, кожу. На ночь она вмазала в лучезапястный масло какао с прополисом, вроде рассасывает. Но отёк не сошёл, зато запах остался. И примешивался к тонким — розового созвучия — духам. Шёл сплошняком, параллельно и звонко — рядом не выстоишь. «Ну и слава Богу!» — шелестела она самой себе, — «хоть что-то, в этом гр*баном мире..»
Юбилей тёк оглушительно и последовательно — поздравления, подарки, воспоминания. Потом — выпить, закусить, потрендеть о бренном. Далее, повтор, до посинения. Много селфи и групповых. Выходили поплясать, покурить, пощупаться, перетереть не общее. Она сидела с краю, позже переместилась на дальнюю скамью. Благо, справляли на воздухе. Дача и шашлыки! Она и вообще не собиралась ехать, тем более — рука. Настроения не было, аппетита тоже. Люди эти давно утомили, и всё расписано было до мельчайшего. Сначала напьются, далее станут выяснять. Отношения, подробности прошлой личной жизни, количество долгов и задолженностей, не учтённые успехи друг друга, не доданное уважение, изъятое незаконно достоинство. И прочая лабуда. Смотреть не интересно, слушать противно.
Кисть ныла, и выворачивало до слезы. «Зачем я тут!» — вертелось огненным колесом в висках. Она уже всё отпробовала и наслоила спиртного. По чуть-чуть, разненького. С повышением градуса. Голова гудела, хотелось спать и ругаться.
Прибыв днём на такси, она — «бриджит джонс»! — оказалась одна не «в карнавальном»! Гости вычудили нарядное, она проходное. Шорты джинсЫ синей, футболка с сочным пёстрым рисунком, босоножки на танкетке, шоппер, куртка джинсовая, на всякий случай. И присная ясно-голубая банданка. Последнее, почему-то, теперь выбешивало больше всего. Не коленки и ляжки загорелые, не обувь безкаблучная, не футболка на голый торс. Нет! А жёсткий платок на больной руке! Хотелось крикнуть всем этим ослам: «Чего выпялились! Живу я так!.» И, взвизгнув тормозами, сорваться в полёт, Геллой. Но она учтиво и вежливо таращилась в неприятные лица и часто посматривала на часы. Вот-вот и можно будет «тормозами»!
«Когда я смогу удрать, чтобы гости ваши эти меня не заклевали? И не заклеймили! Мне, конечно, наплевать. Но тебе выскажут. Так когда?» — узнавала при сборах. «Нууу.. После шести уже можешь намекнуть, что тебе очень надо.. После семи напомни. В девять получится уехать. Пироги лучше «на посошок», от доброты сердечной не брать — они у жены юбиляра часто не пропечённые.. Будет навяливать мясо — возьми, завтра съедим. Спасибо скажи. Она обидится а то..» И ещё какие-то ценные советы.. «Давай я не поеду! Сустав дёргает, собака. А там пить, есть и улыбаться надо. Перебьются без меня. А может и не заметят, что один..»
«Терпи. Шестьдесят — раз в жизни! Посидишь и свалишь. А дёргать он будет и дома..» В логике супругу не откажешь. Сунула серёжки лёгонькие в ушки, цепочку на шейку. Навела летнего мэйкапа. И, скрипнув зубами, отправилась на важный ДР. К персонам, имеющим общего с ней — ну, всё только паспортный возраст..»