Одним теплым майским утром, из дверей советского посольства в Париже вышел щеголеватого вида молодой человек: бежевого цвета костюм-тройка от Brioni ладно сидел на его спортивной фигуре, белоснежной треугольник рубашки разделял пополам узкий сиреневый галстук в косую полоску, на ногах блестели лакированные оксфордские ботинки на толстой подошве, а голову украшала серая фетровая шляпа. В руках он держал бумажный пакет, обвязанный розовой шелковой лентой, и ключи от новенького Citroën’а, который ждал его на стоянке у ворот посольства. Проходя мимо будки охраны, он слегка махнул головой на прощанье скучавшему за стеклом жандарму, который, впрочем, его не заметил. Подойдя к машине, молодой человек привычным движением открыл дверцу автомобиля, и положив пакет и шляпу на соседнее сиденье, сел за руль. Когда Citroën двинулся с места и, ускоряясь, покатил по чисто выметенной дворником мостовой, он достал из бардачка и одел солнцезащитные очки: яркое майское солнце уже взошло над крышами древнего города на Сене и на широких улицах светило водителю прямо в глаза.
На улице Гренель, где находилось здание посольства, как всегда было немноголюдно, как и вообще в Париже в этот час, когда ночная жизнь только закончилась, а дневная еще только начиналась: продавцы цветов выставляли свои пестрые оранжереи на мостовую, за столиками уличных кафе редкие посетители пили утренний кофе. И только возле ларьков, торгующих печатными изданиями можно было увидеть небольшую очередь, состоявшую в основном из мужчин среднего и пожилого возраста. Все было как обычно в этот час в этом старинном городе, где даже колокола средневековых соборов звонили после мессы так же, как и вчера, и месяц, и год, и столетия тому назад. Проезжая мимо одной из таких церквей, с острыми готическими шпилями по бокам от западного фронтона, молодой человек с удовольствием прислушивался к мягкому монотонному звону, но все мысли его сейчас были сосредоточены на предстоящей работе: молодой советский дипломат должен был встретиться с вдовой великого русского писателя Ивана Алексеевича Бунина, Верой Николаевной Буниной (Муромцевой), и постараться уговорить ее передать рукописи писателя в СССР, для последующего их издания на родине.
Ошибка разведчика
Молодого человека звали Борис Батраев. Но было у него еще одно имя, а вернее оперативный псевдоним – Тим. Официально он занимал должность атташе Посольства СССР по вопросам культуры. Но дипломатическая должность была всего лишь прикрытием для основного его вида деятельности – разведывательной. Несмотря на довольно молодой возраст, Борис-Тим-Батраев уже имел за спиной опыт работы в отделе технической разведки в Риме, где в 1947-1948 годах он жил и работал вместе с супругой, Зинаидой, штатной сотрудницей разведуправления СССР. Работа в Италии шла хорошо, и, казалось, ничто не предвещает перемен в жизни семьи разведчиков. Но перемены пришли откуда на ждали: Борис Батраев был срочно отозван в Москву, для проведения внутреннего расследования.
Дело касалось одного факта из его биографии, который он утаил при поступлении на работу в Первое управление НКГБ, а именно – наличия среди близких родственников классово чуждых советскому строю элементов. Как оказалось, родной дед разведчика, Алексей Архипович Батраев, был до революции не сельским учителем, как указал в своей анкете сам Батраев, а священнослужителем Русской Православной Церкви. И хотя в послевоенные годы маховик репрессий по отношению к Церкви в СССР был приостановлен, замалчивание столь важного момента биографии могло стоить Батраеву не только карьеры разведчика, но и свободы, а может быть и самой жизни. Чтобы избежать столь мрачной перспективы, Батраев чистосердечно раскаялся в своем поступке, и рассказал все, что он знал про своего деда.
По словам Бориса Батраева, его дед по отцу, Алексей, действительно был сельским учителем и в этой должности оставался до преклонного возраста. Но однажды в селе, где он жил и работал, умер батюшка и народ, посовещавшись на сходе, обратился к учителю Батраеву с просьбой занять место приходского священника. Алексей Батраев согласился и некоторое время до своей кончины действительно служил в сельской церкви. Следствие посчитало объяснение удовлетворительным, и в 1951 г. Борис с супругой вернулись к своей работе, но уже не в Италии, а во Франции. И вот теперь разведчик Батраев должен был выполнить одно из самых необычных заданий в своей жизни – вернуть архив писателя Ивана Бунина на родину.
Два Парижа
Уже несколько раз он посещал дом на улице Жака Оффенбаха, где за чашкой чая беседовал с женой и приемным сыном писателя, и, своими манерами и обходительностью, успел расположить их к себе. Узнав, что Вера Николаевна нуждается в деньгах, разведчик Батраев выхлопотал для нее от Союза писателей СССР пожизненную пенсию – 80 тысяч франков в месяц…
Глядя на шпили Собора Парижской Богоматери, попавшие в поле его зрения на одном из поворотов дороги, Борис в очередной раз мысленно поблагодарил Бога за то, что он сохранил ему жизнь, дал возможность послужить своей стране здесь, в легендарном городе Париже, имя которого ему было знакомо с раннего детства. Дело в том, что дед его был родом из Парижа, но не того, по улицам которого сейчас проезжал его внук, а Парижа уральского, - старинного села, основанного в 1842 г. казаками-нагайбаками. Здесь жила вся его родня, в гости к которой отец, Никодим Алексеевич, привозил его еще ребенком из соседней Требии. Семья Батраевых поселилась в Требии с тех пор, как дед Бориса был рукоположен во священники к требиатской церкви. Здесь, в 1926 г., родился Борис, здесь прошли его детство и отрочество. Закончив среднюю школу в Магнитогорске, он поступил в МВТУ им. Баумана, откуда, впрочем, скоро был переведен по комсомольской путевке на факультет иностранных языков высшей школы НКГБ СССР.
От своего отца Борис узнал историю поселка Париж, названного в честь далекого европейского города, в окрестностях которого в 1812 г. их предки, казаки-нагайбаки, громили конницу и пехоту Наполеона. И о тех славных временах в уральском Париже знали не только деды, сидевшие на завалинках, но и каждый мальчишка. Знали и рассказывали, каждый на свой лад и на двух языках: нагайбакском и русском. Так уж сложилось, что каждый нагайбак с молоком матери впитывал это двуязычие: исстари нагайбакские казаки на службе говорили по-русски, а в кругу семьи – на родном языке. В казачьих школах, благодаря просветителю российских инородцев Н.И. Ильминскому и его ученикам, преподавание шло на русском и на нагайбакском. Служба в нагайбакских храмах также была двуязычной – на клиросе и в алтаре свободно пели и читали и нагайбакские и церковнославянские молитвы. Может быть поэтому так легко давались курсанту Батраеву европейские языки: английский, французский, итальянский.
Но все же родным языком Бориса был русский. Еще его дед, о. Алексей, желая дать детям высшее образование, в быту и в семье говорил исключительно по-русски. Благодаря хорошему знанию русского языка, двое его детей, Наталья и Прокопий, в 1913 г. уже работали учителями начальных школ. Младшие, Павел и Никодим, учились один в Оренбургской духовной семинарии, другой – в Оренбургском духовном училище. Некоторые из детей о. Алексея так привыкали к русскому языку, что забывали родной, нагайбакский; составители отчета Оренбургского Православного Миссионерского Общества жаловались на учительницу Требиатской миссионерской школы: «Очень жаль, что Батраева, дочь ногайбака, слабо владеет татарским языком».
В годы советской власти, объявившей войну Церкви и духовенству, отец Бориса, Никодим, вынужден был скрывать свою принадлежность к духовному сословию. В графе о происхождении он обычно писал: «Из интеллигенции». В графе о национальности – «Русский». Русским по паспорту был и его сын, Борис. Но Борис всегда помнил о своем нагайбакском происхождении. Накануне поездки во Францию, он получил письмо от родного дяди, в котором тот просил племянника не забывать о том, что он – из славного рода казаков-нагайбаков. И Борис не забывал. Да и как тут забудешь, когда судьба привела его именно сюда, на улицы Парижа, где век тому назад на своих гнедых и вороных гарцевали его славные предки!
Не забывал он и про своего деда, о. Алексея Батраева, фотокарточку которого Борис бережно хранил в своем семейном альбоме. Но, в связи с обстоятельствами жизни и службы, как и его отец, он вынужден был скрывать некоторые подробности биографии своего предка. И когда начальству стало известно, о том, что дед разведчика Батраева был священником, Борис не стал отпираться и рассказал все, как было. На его счастье, ему поверили. А как все было на самом деле никто выяснять не стал.
На самом же деле, история с приглашением деда послужить сельским священником на старости лет оказалась еще одной легендой разведчика Батраева. Обычно легенда помогала разведчику стать своим среди чужих. Но эта легенда была нужна, чтобы не стать чужим среди своих. От всевидящего взора НКГБ она скрывала жизнь и служение выдающегося сына нагайбакского народа, педагога, священника и миссионера, сотрудника христианского просветителя нагайбаков о. Игнатия Тимофеева, Алексея Архиповича Батраева.