Ещё шаг... И тут она открыла глаза.
- Катя! - промямлила паучиха и попыталась приподняться на кровати. В глазах её отразился животный испуг.
- Не надо! Пожалуйста! Катя! Катя!
Она всё повторяла, как заведенная, моё имя, а я стояла, как дура, с подушкой, не зная, куда её девать. Весь пыл мой угас при виде испуга на её морщинистом лице. И руки эти, руки, беспомощно вытянутые, с дряблой сетчатой кожей... Сердце сжала муторная слезливая жалость, я аккуратно положила подушку на край кровати и развернулась чтобы уйти. Уже на пороге обернулась: паучиха так быстро и тяжко дышала, что я испугалась, не стало ли ей плохо. Но нет, она просто смотрела на меня и мелко вздрагивала. Из блеклых глаз катились слёзы. И такой она мне показалась жалкой и обездоленной... Совсем как те бродяжки у церкви, мимо которых мы с девочками проходили, стыдясь за собственную сытую жизнь, стесняясь своего крошечного подаяния, золотистых десяток, зажатых в потной ладошке...
- Доброй ночи, Ольга, - хрипло сказала я. - И в самом деле, спасибо вам за всё. Как бы это не звучало, спасибо.
И с того момента всё изменилось.
Я вообще по природе никогда не была злой. Вспыльчивой, резкой - да. Но сознательно причинить кому-то зло - нет, это не моё. Мне нравилось делать добрые дела, чувствовать себя хорошей. Покопавшись в себе, я поняла, что моя ненависть к Ольге в первую очередь от того, что из-за нее я потеряла эту возможность. Но ведь это был мой выбор, верно? Наверное, пора уже взрослеть и самой отвечать за свои поступки. Мы с паучихой в одной лодке, и у меня ровно столько же ног, сколько у неё.
И мы подружились. А что? Ольга была полезна и общительна. Здорово помогала мне с детьми и домашним хозяйством, права не качала. И к тому же с кем, как не с ней, я могла откровенно говорить? Она не осуждала меня никогда и ни в чём. А со временем я узнала и её историю.
Ольга рано вышла замуж, всю жизнь работала в больнице санитаркой. С детьми к неё не получилось, может, поэтому со временем муж нашёл себе моложе да плодовитей. Вышла из дома с чемоданчиком, а податься и некуда. Крошечная мамина однушка сестре осталась - у той ни кола, ни двора. Ольга-то благополучной считалась... А больше и нет особо никого. Сняла квартиру, жила тихо, вышла на пенсию да рассказывала соседкам небылицы про детей и внуков. Хозяйка её не тревожила, видимо, квартира ей была без надобности, и нам, недавно заселившимся, Ольга Петровна казалась неотъемлемой частью дома.
А у нас дни шли за днями. Тихо, спокойно. У девочек была отличная бабуля, у меня - старшая подруга, которая в чём - то, пожалуй, даже заменила мне маму. Воспоминания сглаживались, и если бы не редкие визиты свекрови, я бы почти и не вспоминала про Ваньку и не терзалась угрызениями совести. Лишь видя его маму, женщину с ввалившимися глазами и болезненно острыми чертами лица, я стыдилась. А так - нет. Больше того скажу - я расцвела. Записалась на танцы, как-то молниеносно без диет похудела. Мужики - так, для здоровья, походов в кабак и подарков... Не для переживаний. А ещё я смеялась, смеялась... Так хороша была спокойная жизнь в нашем бабьем царстве...
Кто там сказал - "на чужом несчастье"?... Бррр... Там говорят только те, кого этого самого счастья лишили... А в остальном, уж простите, моралисты, сам себя не накажешь - никто не накажет! Окромя УК РФ, которое, хвала создателю, миновало!
А вот вина бойтесь. Оно затуманивает сознание и развязывает язык... Вот однажды и Ольга Петровна, не будь она к ночи упомянута, разговорилась сверх всякой меры...
Финал