Укрывается кудрявыми шапками сирени моя Большая Кудьма, тянутся ввысь узорные кисти соцветий, сливаясь в единое пёстрое полотно, дремлют дома и дворы в акварельном мареве оттенков, волнами плывёт над землёй тонкий аромат, успокаивая и баюкая тревожное сердце...
Сколько их было перебрано в детстве, сколько желанных пятилистников съедено, сколько наивных детских просьб было адресовано этой красавице, знающей мечты тех, кто не поленится и отыщет тот самый заветный крошечный цветочек с пятью лепестками.
Мы знали сказания о цветущем папоротнике и четырёхлистном клевере, городские легенды про "счастливый билетик", но ни за колдовским цветком, ни за подарком лепреконов мы не гонялись так отчаянно, как за сиренью, исполняющей желания.
Билетики - да, ели, но скорее, как дань традиции, а сирень - это совсем другое, незатейливая природная магия в чистом виде, до того простая, что трудно не поверить. А детям обязательно надо во что-то верить... Во что-то волшебное.
Я пробираюсь через заросли цветущей сныти и крапивы, привычной тропинкой сбегая к озеру, позади слышу голос брата: "Какими же длинными эти дорожки казались в детстве..."
А дорожки-то всё те же самые, это просто мы выросли... Выросли, но вросли корнями в эту землю, выросли, но не перестали верить в чудеса.
Молча глядят нам вслед дома, отражая закатное солнце в радужках окон. Знаете, есть такие старики, тонкие, прозрачные до звона, а глаза - яркие, живые, смотрят на тебя, и словно насквозь разливается эта невероятная лазурь и бирюза, и ты стоишь перед ними, дурак дураком, со всеми твоими бедами, хоть и взрослый и серьёзный, а голенький, как младенчик, под этим взглядом.
Накрепко срослись деревенские дома со своими стариками, уходят хозяева и складываются, словно бумажные, эти вековые избы, вынянчившие не одно поколение, ветшают на глазах, утратив своего человека.
А те, что продолжают жить, защищать и согревать своих хозяев - уже видятся настоящим чудом, словно незыблемые опоры, которые стоят, и выстоят, несмотря ни на что.
Моя Большая Кудьма... Сколько обнимающе-нежного женского в этом слове, и в то же время сколько историй, сильных, пронзительных до боли, хранит эта земля. Здесь ждали мужей, отсюда, не дождавшись их, пропавших без вести, уходили строить город, теряли детей в холодных бараках, или, наоборот, оставшись в деревне, держали на хрупких женских плечах всё хозяйство и быт, но сохраняли жизнь своим детям и, старея, нянчили внуков.
Для меня до сих пор непостижимая загадка, как здесь соседствуют мои тёплые, сладкие, питающие душу детские воспоминания и глубокие печали, тянущиеся веками.
Как здесь в моё воплощённо-девичье, в женскую родственную заботу, в запах пирогов из печи, в солнечное утро, в плеск озёрной воды и в тёплый ветер по коже, вдруг, пройдя через много поколений, и так и не утихнув, осколками впиваются воспоминания женщин моего рода. Сколько историй моих бабушек и прабабушек здесь мной записано и сколько ещё дозволено будет записать.
Из года в год я еду сюда, из года в год я тяну и тяну этот колючий клубок, разматывая ниточку, то с благодарностью, то с ужасом расплетая всё то, что было передано через поколения, обнаруживая поразительную синхронность судеб, характеров, трагедий, семейных историй, все те сценарии, которые помогли когда-то выжить им, но совсем не работают сейчас.
Я еду сюда, чтобы эти истории были услышаны, то, что некому уже поведать - расскажет земля.
Я смотрю туда, куда страшно смотреть. Я читаю истории в пустых окнах обветшалых домов, в мраморных плитах со звёздами, в согнутых тяжёлым трудом и одиночеством спинах деревенских бабушек, и я бесконечно верю в то, что когда-нибудь этот клубок станет легче.
Нет, он не закончится, чтоб он закончился - меня одной не хватит, но он станет легче. Легче настолько, чтобы хотя бы своим детям не передавать трагические семейные сценарии. Надо как-то умудриться.
Я еду сюда из года в год, и, нисколько не отрицая важность серьёзной психотерапевтической работы, я по-прежнему, как в детстве, ищу пятилепестковую сирень. Мне просто очень надо, чтоб моё желание исполнилось, потому что уже мои дочери бегают по этой земле и я хочу, чтоб они были счастливы.