Святитель Григорий Нисский о музыке писал немного, но его соображения о ней весьма ценны – особенно для христиан и христианских философов.
Почему псалмы, рассуждает отец Церкви, и псалмопение приносят нам такое несказанное и божественное наслаждение? – можно сказать, что виновник этого – благозвучный переход речи в напев. То есть святитель Григорий говорит здесь о гармонии меж речью и напевом, так что в сущности псалмопение превращается в «полуречь» и «полупение», а именно в протяжное чтение, сохраняющее равным образом и пение, и речь, то есть вместе с гармонией необходимо присутствует и некая середина, а значит, и мера.
Но этим нельзя закончить рассмотрение вопроса, ведь он представляется более глубоким, поэтому рассуждение продолжается. Святитель Григорий апеллирует к такому, например, понятию, родившемуся в античной философии (Демокрит, Гераклит, Аристотель, стоики), как «микрокосм». Итак, человек есть микрокосм, он является свёрнутой, или малой, Вселенной. Порядок Вселенной (уже макрокосма) есть некая музыкальная гармония (весьма похоже на пифагорейство), «подчинённая некоторому строю и ритму» и «созвучная себе самой вечно». Звуки этой мировой музыкальной гармонии не могут быть одинаковы, иначе бы мелодия и не могла возникнуть: без различия невозможна полифония. Поэтому «пёстрое смешение вещей в мировом целом, повинуясь некоему стройному и нерушимому ладу и согласуясь само с собой чрез соподчинение частей, творит вселенскую мелодию».
Но этой мелодии может внимать лишь обращённый к Богу, ничем не развлекаемый и не увлекаемый, не парящий ум, поднявшийся горе, чтобы слушать напев небес, глаголющих о славе Божией. И конечно же, таким умом свт. Григорий называет святого псалмопевца, царя и пророка Давида.
Почему речь идёт о напеве небес? Почему небеса? Потому что небеса есть явленный образ всеобщей и чудной музыкальной гармонии; они являют собой удивительное смешение покоя и движения, так что в силу особой упорядоченности в покое проглядывает движение, а в движении – покой (такой диалектический характер мысли помогает увидеть во взаимопроникновении движения и покоя явленность космической мелодии: равномерное движение небес в своей «строгой последовательности пребывает неподвижным и неизменным»).
«Итак, - заключает свт. Григорий Нисский, - сочетание движения и покоя, осуществляющее себя в стройной и нерушимой упорядоченности, есть некая музыкальная гармония, из которой рождается многосложное и непостижимое славословие Той Силе, Которая всё это поддерживает». Вот что такое подлинная первозданная музыка. И теперь, когда воздвигнуто строение музыкального мироздания, пора обратиться от космологии к человеку, потому что человек есть часть сего мироздания.
А поскольку человек есть часть целого (космоса), то он как часть однороден целому в отношении музыкальности. И это доказывается, по мнению святого каппадокийца, телесной конституцией человека, которое искусно приспособлено к музыкальным действиям: гортань он уподобляет флейте, работу языка, щёк и губ – игре плектра на струнах. Отсюда епископ Нисский заключает о том, почему Давид использовал музыку для наставления в добродетели (игра на псалтири): раз всё соответствующее природе доставляет радость, а музыка сродни природе человека, то потому и произошло такое совмещение как акт объединения двух соприродных начал – стремления к добродетели и музыкальности. И если музыка как символ есть добродетельная жизнь, то всякая немузыкальность есть уклонение от неё, а стало быть, и грех; таким образом, свт. Григорий говорит, что жизнь человека должна быть музыкой во уши Богу, быть славословием Ему: «Бог повелевает, чтобы твоя жизнь была псалмом, который слагался бы не из земных звуков (звуками я именую помышления), но получал бы сверху, из небесных высот, своё чистое и внятное звучание».
Человеку, прежде чем стать как бы самой музыкой, необходимо усвоить себе небесные помышления благодаря покаянию (смене жительства греховного на жительство по заповедям Евангелия, как сказал бы свт. Игнатий Брянчанинов), которое явится виновником поселения и утверждения музыкальной гармонии в человеке.
