Бывало, выйдет дряхлая старушка, Надежда Андреевна, сядет за завалинку своего старенького деревенского дома. В ногах, как всегда, пристроиться верный друг и отменный мышелов в прошлом, кот Василий. Правда теперь он такой же немощный, как и его хозяйка.
Оглядит она своим потухшим взглядом каждый уголок своей ограды и тяжело вздохнет.
Здесь прошла её долгая и нелёгкая жизнь. Когда-то двор был полон скотины. Огород, почти пятьдесят соток, был старательно засажен овощами и обработан. В избе всегда пахло вкусной стряпней, которую так обожали её дети. Бельевые верёвки прогибались от настиранного вручную белья, которое трепыхал бережно ветер. Крепкий дом, баня сложенная из цельного кругляка, стайки, конюшня, коровник. Где это все?
Надежда Андреевна снова вздохнет.
Давно все поросло крапивой и репейником. Хозяйственные постройки со временем пришли в негодность и развалились. Забор, что непреступной стеной отделял двор от внешнего мира, весь сгнил и местами упал. Даже черемуха, что цвела каждый год под окном, нынче не порадовала хозяйку своим платьем невесты.
Когда-то дом старушки стоял на самой окраине деревни. Можно было выйти из дома и вот тебе лес, где полно и грибов и всяких ягод. А сейчас вокруг понастроили дач, коттеджи и усадьбы. Машины модные по улицам гоняют, от которых пыль стоит столбом.
А ведь сколько раз Надежде Андреевне предлагали продать её землю? И не сосчитаешь уже. Место хорошее, рядом дубрава колышется, а немного подальше, речка. Да разве можно память придать? Ни за какие деньги старая женщина с этим местом не проститься. Да и куда ей идти? К детям?
Старшенькой Галочки, почитай тридцать лет уже нет. Рак-падлюка забрал у старушки кровиночку. Да и две внучки, что от дочери остались, рядом с матерью на погосте пристроились.
Вторая дочка Валюшка, как в молодости в город подалась, так там и осталась. По-первости ездила к матери за продуктами, а как мать обессилила, так и дорогу забыла. Иногда правда бывает, что внучка с маленькой правнучкой заезжают мимоходом в гости. Да только посидят чуток и проститься торопятся.
Третий ребёнок старушки, Василий - Василек, Василечек, как на пьющей соседке женился, так изменился до неузнаваемости. Придет бывало к матери пьяный, все что съестного найдёт, все выгребет. А потом пенсию отнимет, мать в сердцах ударит и поминай как звали. И молчит Надежда Андреевна, слезы свои утирает. И боится, что до сына младшего дойдёт.
Санька, хоть и был младше всех, да мать всегда с ним строга была. Некогда было ей ласку да тепло свое дарить. Утром за светло приготовить все нужно, где-то состирнуть, где-то погладить. Затем на дойку бежать, после в доме хлопот ни в проворот. Вот и рос Сашка сам по себе. В школе заядлым двоечником слыл и разгильдяем. Вызовут женщину на ковёр к директору, а та только руками разводит.
А потом и вовсе его из школы исключили, и было бы за что.
Как-то на общешкольной линейке, мальчишку отчитали за то, что он немецкий не учит. А Сашка взял тогда и нагло во всеуслышание заявил - не буду я вражеский язык учить, тех, кто отца моего погубил.
Ох, и кричал тогда директор, пожилой мужчина из бывших военных, - что же ты, Саша, мамку позоришь? Война в каком году закончилась?
Заулыбался ехидно Сашка, - в сорок пятом.
Директор пунцовой краской залился, - а ты в каком году родился?
- В пятьдесят пятом.
После этого, жизнь его пошла под откос. Сколько у неё с сыном разговоров было, и по-доброму с ним она и по-плохому. Только без отца, которого после рождения ребенка и след простыл, вышел из Саньки отъявленный разбойник. С малолетства по тюрьмам, да СИЗО кочевал. Думала, старушка, пропадёт сынок. А он нет, остепенился. Женщину достойную нашёл, на которой впоследствии женился. Двух детишек народил, на работе его хвалят. Только беда одна, далеко живёт, но зато каждое лето к матери приезжает.
Сноха, Вариса (Лариса), все старушку к себе зовет, - мама, вы бы к нам переезжали. Ну, что вы здесь одна?
Да неудобно старушке сына с семьёй обременять, вот и коротает свой долгий век в стареньком доме.
***
Встанет Надежда Андреевна с завалинки. В дом войдёт, сядет за стол.
С последней пенсии для внучат конфет прикупила, сосалки-карандаши разноцветные. Да подальше их убрала, чтобы Василий не приметил.
- Не забыть бы куда, - думает про себя старушка.
Самовар вскипятит, чаю из листьев смородины заварит. Достанет из чулана сахар-кусковой и будет пить, коротая время.
Что-то в большой русской печке загудит, забрякают крынки.
- Ты ли снова, Егорыч, шалишь? - спросит старушка в пустоту, - не ищи ничего, не топлю я печь эту давно. И как же ты не привыкнешь?
Затем закончит чаевничать, уберёт со стола. Понюхает табачку ядреного, прочихается. Ляжет на кровать свою и будет вспоминать, когда же она, Егорыча, своего заприметила.
Не вспомнит конечно ни года, ни времени. В памяти, как яркий эпизод, только первая их встреча.
Выйдя однажды по утру во двор, увидела она на одной из кадки, которая стояла возле дома, бородатого старичка. Ох, и удивилась же Надежда, глаза стала протирать. Оглянулась, ан нет никого.
- Фу, померещилось мне, - решила тогда девушка Надя.
За заботами и хлопотами забылся ей этот случай. А потом, как снег на голову, перед самым Новым годом, затеяла она пирогов напечь. Стала пораньше, еще до петухов, тесто поставила. И пока оно подходило, печь стала растапливать. Заслонку у русской печки убрала, а там, из темноты, на нее два глаза пялятся. С испугу Надежда даже вскрикнула. Проморгалась, к темноте привыкая. И видит, сидит на горше со вчерашней кашей, старичок и водит длинными сухими пальцами по своей косматой бороде.
Старичок был настолько стареньким, что до этих пор, Надежда таких и не видела. Одет он был в какую-то ветошь, словно и не в одежду, а в старые мешки из-под картошки, драные и пыльные. Сразу и не поймешь, то ли рубаха на нем со штанами, то ли старичок просто завернут в какие-то обрывки, похожие на женские платья. И если бы не борода, то Надежда запросто могла его принять за старушку.
Его лицо настолько было сморщено, что походило на сквашенную репу. И только глаза у него были огромные, живые и даже с какой-то искринкой.
- Такие глаза, - подумала тогда Надежда, - подошли бы нашей лошади, потому, что на его лице им явно очень мало места.
Ротик у старичка совершенно провалился, да так, что губ было совсем не разглядеть.
- Наверное, и зубов у него не осталось, - снова подумала девушка.
Лоб весь был собран морщинками, а на почти лысой голове, кое-где кустиками торчали седые волосы.
С тех самых пор домовой, а это был именно он, стал неустанным спутником нашей Надежды. Где, что девушка не успеет, все поправит Егорыч. Все в доме на своих местах, все в ограде в порядке.
И вот теперь от девушки Нади осталась только имя - Надежда. За годы, что провел Егорыч с ней бок о бок, она ему безмерно благодарна. Если б не он, кто знает, что с домом и с нею бы стало.
Вот и сейчас, Надежда Андреевна, прикорнув на кровати, будет слышать сквозь беспокойный сон, как шепчет ей на ухо Егорыч, - потерпи немного, родная, скоро кончится твоя земная жизнь. А пока ты здесь и я с тобой, на этом дом твой и держится.