Прежде всего, спасибо, друзья, за комментарии. Приятно знать о том, что у нас общие и, надо признать, теплые воспоминания о Москве стройбатовской. Ага. У Есенина была Москва кабацкая, а у меня с вами - стройбатовская. Эх, какими же молодыми, отвязными и хорошими мы были!
Но приближалась буря. Советский Союз трещал по швам. Руст уже припарковал свой самолет у Собора Василия Блаженного, в Чечне заговорили о Дудаеве.
Помню, Хасан мне с гордостью заявлял:
- Есть у нас один генерал-чеченец. Представь себе: чеченец и генерал!
М-да. У нас это с трудом укладывалось в голове. Ведь в части служили чеченцы – крепкие, здоровые, несудимые ребята, которые попали в стройбат только лишь по национальному признаку.
Кажется, из-за Руста Соколова сменили на Язова. Но это уже не могло остановить брожения в армии.
На «Комсомолке» была щель в заборе, через которую можно было попасть на территорию соседней воинской части, где солдаты носили красные погоны. Мы таскали им мастику, обменивали ее на новую форму и сапоги.
Я ходил к ним в умывальник, где была горячая вода. И присутствие там постороннего воина не рассматривалось, как что-то из ряда вон выходящее. Главное – не попадаться на глаза офицерам.
Там было много мест, где можно было спрятаться и поспать. Имелся хороший военторговский магазин. Я там покупал молоко, мармелад и батон. Забирался на какие-то трубы, укутанные мягкой изоляцией, пировал и читал привезенную из части книжку. Кстати именно в армии я прочел полное собрание сочинений Джека Лондона, по-настоящему открыв для себя этого великого писателя.
Вспоминаю один курьез. Был там объект какой-то важной связи. Серьезная охрана и всякие прибамбасы. Но один прибамбас «секретчики» не учли – на крышу объекта можно было взобраться по пожарной лестнице. Что мы и делали. А оттуда уже, абсолютно свободно, попадали в святую святых.
А еще там был один объект, который обслуживали два прибалта. Стройбатовцы, но образованные. Были они, по-моему, КИПовцами и сидели в чистеньком, уютном помещении, где стояли какие-то холодильные агрегаты. Я часто ходил к ним в гости, чтобы смыться со своей стройки. Мы там пили чай, болтали о том, о сем.
Один прибалт, по имени Гинтерас, носил на гимнастерке значок Народного Фронта.
А у нас в части был один литовец, моего призыва. Ходил он вечно грустный, а потом и вовсе пропал. Благодаря этому случаю я впервые побывал на ночном Арбате. Нас отправили искать пропавшего литовца. Парня мы не нашли, но славно погуляли по столице.
А где-то через полгода стало известно: литовец этот спрятался под мостом и вскрыл себе вены. Его с трудом спасли. Документов при нем не было и до тех пор, пока солдат не пришел в сознание, никто не знал, что он из нашей части.
Парня отправили в клинику Кащенко и комиссовали. Обычно, если устанавливался факт членовредительства, солдату грозил дисциплинарный батальон. Но этот литовец не прикидывался, а действительно хотел умереть.
Не все, ой не все уже тогда пылали желанием служить в непобедимой и легендарной.
А я вот как-то приспособился. Влюбился в Москву, где можно было с легкостью попасть на концерты групп, о которых в Могилеве можно было только мечтать.
Наряды вне очереди не могли остановить меня, если в Лужниках выступали «Алиса» или «Телевизор». Знал, прекрасно знал, что за самовольную отлучку мне влетит по самые помидоры, но игра стоила свеч. Когда со сцены пели «Твой папа фашист» забывал о том, кто я и где нахожусь.
Начальником штаба был у нас майор Либерман. Страстный поклонник «металла», он коллекционировал диски западных групп, а поскольку на бушлате у меня была надпись «Металлика», нарисованная красными и синими чернилами, майор знал о моих музыкальных предпочтениях.
И вот 1989-й год. Лето. Построение на плацу. Либерман что-то говорит, потом видит меня и с удивлением восклицает:
- Антонов, ты еще здесь? Разве не в курсе, что в Москву «Скорпионс» приезжает?!
Продолжение следует.