Павел вернулся домой из Германии уже после Гражданской в 1922 году, он был в плену с самой Первой Мировой. 8 лет держали его там, последние годы работал у бауэра, это их зажиточный крестьянин.
Кормили хорошо, но с хозяевами за стол не сажали, приходилось питаться в сарае. Павел, приученный с малых лет к крестьянскому труду, пришёлся там ко двору. У этого хозяина работали двое пленных.
А дома Пашу ждали трое сыновей, когда уходил на войну им было от роду год, два и три. Сейчас они вполне уже могли помогать матери Лукерье с хозяйством. Старый солдат зашёл домой и сразу заметил, что в хате было уютно и чисто. Лукерья была замечательной хозяйкой, дети её слушались и помогали во всём.
Павел бросил свой, видавший виды, вещмешок в угол и сел на лавку. К нему сразу выбежала девочка лет двух, переваливаясь на босых ножках с боку на бок. Павел уставился на неё в раздумьях:
-откуда ребёнок, ведь меня 8 лет не было?-
Вслед за ребёнком вышла его жена, виновато отводя взгляд.
-Значит, тут кто -то другой потрудился,- спросил Павел.
Жена промолчала. Лушу не сломил тяжёлый труд, это была ещё молодая женщина, стройная невысокая с тёмными глазами и волосами.
Вдруг девочка бесстрашно подошла к Павлу, и забравшись к нему на колени, прижалась к его груди. Сердце солдата оттаяло.
-Как тебя зовут?- шёпотом спросил девчушку он.
-Маса,- ответила она, ещё не выговаривая букву «ш».
По натуре он был добрый и не стал раздувать скандал. Тут с улицы забежали ребята и бросились к отцу обниматься, только Данилка, младший, стеснялся.
Вечером с соседями сидели за накрытым столом — праздновали возвращение. Табачный дым стоял коромыслом. Паша выпил уже достаточно, скулы, обтянутые загоревшей кожей, покраснели. Кудрявый русый чуб свесился на одну сторону, светлые глаза осоловели. Он чем то стал похож на казака, особенно, когда запел:
-чёрный ворон, что ж ты вьёшься надо мной? А ты добычи не добьёшься! Черный ворон, я не твой!-
В крепком подпитии хозяин кричал:- возношуся -а! Возношуся-а!- Так ему было хорошо дома, что казалось, что он возносится в небеса!
Ночами, лёжа у него на груди, Лукерья каялась:
-мне приходилось очень туго с ребятами, особенно, когда родители ушли в мир иной, друг за другом. Помощи ждать не приходилось.
Тут погодился пленный немец, этот Ганс был очень трудолюбивый, всё в руках у него кипело. Он рубил дрова, таскал воду, копал огород, делал все мужские дела по дому, даже крышу перекрыл, а то в дождь приходилось подставлять тазы и вёдра.
Сейчас его выслали на Родину, но звал меня с собой, видно, любил.-
-Я вижу, какую мужскую работу он любил больше всего,-заметил, с иронией муж.
В основном, Паша молча курил и слушал. Не будет же он рассказывать Луше, что в плену не был монахом. Когда хозяин уезжал по делам, его жена Эльза ночами приходила к Павлу. В постели она была большая фантазёрка.
Потом у немца-хозяина родился кудрявый сынишка, он был только рад, ведь у этой пары не было детей. У нас, у русских, есть такая поговорка:
-чей бы бычок не скакал, а телёночек-то наш!-
Окончательно мир наступил в этой семье, когда у Лукерьи округлилась талия.
Пожизненным напоминанием Павлу о пребывании в плену была невыносимая боль в ногах по ночам, в четырнадцатом году их немцы долго держали по колено в ледяной воде. От немцев не приходится ждать ничего хорошего. Так и жили...