— Валера, и зачем?..
Сидящий напротив него Сергей Николаевич то и дело потирал глаза после бессонной ночи.
Валера ничего не отвечал, уставившись в потолок.
— Дело, конечно, твое, но, понимаешь ли, я никогда не видел... — продолжал врач. — ... чтобы после такой аварии от людей вообще что-то оставалось. А ты жив... Более того, можешь мыслить и разговаривать. Тебя спас самый главный, ну, который там наверху. А это что-то да значит. Он дал тебе шанс, еще один. Ну и опять же работа Олега Александровича... Это же просто ювелир. Ты попал к лучшему из нейрохирургов. Он оперировал тебя семь часов ночью. Семь часов! Ты можешь себе это представить? После тяжелого рабочего дня сложнейшая операция почти всю ночь. И ребята из реанимации... Да что я говорю! Сколько людей каждый день трудятся, чтобы поставить тебя на ноги. А твои близкие? На самом деле ты им должен... Ты о них-то подумал? Перед тем как... Я понимаю, когда люди живут так годами, и в какой-то момент, уже от бессилия у них руки опускаются. Но когда вот так сразу, без малейшей борьбы...
Валера издал какой-то невнятный звук.
Сергей Николаевич подождал и продолжил со вздохом:
— Не ценишь ты свою жизнь. Наверное, слишком все легко давалось... Ведь еще ничего не потеряно. Даст бог, вернешься совсем в прежнюю жизнь. У моей жены вот не было никаких шансов выжить, когда она в аварию попала... — он отвернулся в сторону. — Ну что, Валерий, придется добавить тебе препараты, которые будут несколько тормозить твое восстановление. Что поделать... Через две-три недели переведем тебя в реабилитационный центр.
Валера, продолжавший все это время смотреть в потолок, перевел на него тяжелый взгляд.
— Зачем вы это делаете? — процедил он сквозь зубы.
— Что?
— Зачем не даете мне умереть?
— Валера, вы сами не...
— Конечно, вы делаете со мной все, что хотите, потому что я беспомощен и не могу сопротивляться, но кто дал вам право продлевать мою никчемную жизнь?.. Зачем вы делаете это помимо моей воли?
— Послушай...
— Меня кто-нибудь хоть раз спросил, хочу ли я, нуждаюсь ли? Вы все тут носитесь со мной, как курица с яйцом, а мне всего-то и надо, чтобы вы отстали и дали мне спокойно уйти.
— Валерий, уйти вы всегда успеете. Но лучше, если вы это сделаете на своих ногах, не так ли? — Сергей Николаевич улыбнулся ему, и Валера нахмурился еще сильнее.
"Он шутки со мной шутить вздумал, что ли? Гадкий докторишка. Или он имеет в виду, что ему эти неприятности в больнице не нужны? Мол, выпишись и тогда уже полезай в петлю, дружочек. Отца боится".
— Валера, поверь мне, если захочешь, то сможешь ходить. Все, что тебе сейчас нужно, — это вера и труд. Дай себе время. Чудес не бывает, и, разумеется, твое исцеление займет месяцы, а может, и годы. Просто попробуй посмотреть на все это под другим углом. Не всем даруется возможность жить дальше такую "никчемную", как ты выразился, жизнь. Подумай над этим, — врач поднялся и вышел из палаты.
Спустя две недели
Стоял прекрасный солнечный день. У Маши был день рождения. Дима купил огромный букет красных роз, корзину с фруктами и поехал к жене.
Впервые за долгое время она стояла у окна, высокая, с еще более хрупким станом. Светлые кудри спадали на тонкие плечи. Диме захотелось подхватить ее на руки и закружить по комнате, но он тут же мысленно одернул себя.
— Любимая! Как я счастлив, ты встала... С днем рождения, мой ангел! — Дима поставил цветы и корзину на стол и подошел к Маше, чтобы обнять. Маша протянула руки, и они нежно обнялись.
— Пойдем погуляем, — тихо проговорила она, коснувшись губами его щеки. Дима был тронут, но старался скрыть волнение, чтобы оно не передалось ей. Они долго гуляли по территории клиники и разговаривали.
Их жизнь наконец-то возвращалась в прежнее русло.
Дима уже знал, что будет дальше. Он увезет ее так далеко, чтобы никто и ничто не могло пробудить в ней страшные воспоминания и вернуть болезнь. Он больше никогда не позволит этому ужасу повториться.
Они обязательно будут счастливы. Он сделает для этого все возможное и невозможное. Единственное, что мешало ему сосредоточиться на этих планах, — это здоровье Валеры.
Дима и так чувствовал себя виноватым в том, что случилось, жалел, что не рассказал ему про Машу сразу. Но ведь он и предположить не мог, что Валера, без одной минуты женатый человек, потеряет голову от его жены и попадет в беду.
А после того случая, когда он по чистой случайности спас его в больнице, Дима не мог избавиться от чувства тревоги. Что, если бы его не оказалось рядом?.. Да и зная упрямый характер друга, он не мог быть уверен, что та попытка была первой и последней.
Слава богу, Олег Александрович согласился с ним, что об этом не стоит рассказывать родителям Лерыча, лучше поберечь стариков. Дима очень боялся за Ирину Геннадиевну, которая тяжелее всех переносила случившееся.
Дома у Бондаренко и вправду царила очень гнетущая атмосфера из-за того, что Ирина Геннадиевна сильно переменилась. Она почти не выходила из своей комнаты, постоянно плакала, винила себя во всем.
Ее всегдашнее добродушие и веселый нрав резко исчезли, что пугало домочадцев. Андрей Петрович не знал, что сделать, чтобы вернуть жене былое спокойствие духа.
Оказалось, что все в доме прежде держалось на ней, поэтому теперь никто не находил себе места, даже прислуга.
Несколько раз в неделю они вдвоем ездили к Валере, — чаще он не позволял, — но общались очень мало, больше решали хозяйственные вопросы.
Аня, переживающая за бедную женщину, решила для себя, что побудет у них еще месяц-полтора, а затем уедет к сестре. Та с мужем достроили дом и выделили Ане отдельную большую комнату, чтобы она могла чаще приезжать к ним.
Про ребенка она решила не говорить никому, иначе это свяжет их на всю жизнь.
Она понимала, что это жестоко по отношению к Ирине Геннадиевне и Андрею Петровичу, но она не сможет жить с Валерой после всего, что между ними было, а добрые старики никогда не позволят ей остаться одной с ребенком, тем более с их внуком.
К Валере она испытывала противоречивые чувства — с одной стороны, она его бесконечно жалела и иногда в этой жалости ей мерещилась прежняя любовь. Но она уже поставила окончательную точку в их отношениях, а менять решения было не в ее правилах.
После того визита, когда Валера был не в себе, она еще всего один раз приходила к нему, без родителей. Он дремал, а она стояла у двери, боясь и в то же время мучась желанием разбудить его.
Пусть связь между ними оборвалась, но он был все еще родным и казался таким несчастным, что ей захотелось прижаться к нему и орошить его окаменевшее тело своими горячими слезами.
Слезами обманутой, но все еще любящей женщины.
Но стоило войти худенькой медсестре со светлой копной волос, как в ней вспыхнула прежняя обида и она быстро ушла. Он не жалел ее, хотя она уже тогда носила под сердцем его ребенка.
Ее мучила мысль, а что, если бы она узнала об этом раньше? И если бы он узнал... то выбрал бы ее?
Валеру перевели в реабилитационный центр. Он стал намного спокойнее или делал вид. Там он познакомился с 18-летним парнем Васей, который родился с ДЦП.
Вася оказался на редкость весельчаком, его все любили. Это сперва даже шокировало Валеру. Как можно радоваться при такой жизни?
Валеру поражала его простота и жизнелюбие: казалось, он просто не умел злиться и впадать в уныние. Он даже умудрялся флиртовать с медсестрами.
Во время очередного их разговора Вася сообщил, что его уже выписывают. Хотя Валера помнил, что парень намеревался продержаться дольше на восстановительной терапии.
Через врача Валера выяснил, что у Васиной семьи закончились средства, собранные родственниками на лечение. В тот же вечер Валера сказал парню, что даст ему денег на лечение столько, сколько понадобится.
Вася не сразу согласился, но не мог скрыть радости от предложенной помощи, ведь этот курс лечения был ему необходим. Но еще более счастливым себя почувствовал Валера, потому что наконец почувствовал свою нужность.
Через месяц Васю выписали, и Валере стало одиноко. В этом несчастном юноше было столько жажды жизни, что Валера поневоле почувствовал себя неблагодарным за то, с какой небрежностью и данностью относился ко всему.
Конечно, Вася такой родился и другой жизни не знал. Но удивительнее всего было то, что он никогда не роптал. Более того, находил откуда-то силы смеяться над самим собой.
В себе Валера пока не находил сил даже для того, чтобы разговаривать с родителями. Но после встречи с Васей ему захотелось предпринять хоть какие-то шаги. Он перестал гневаться на судьбу, но еще не был готов смириться.
Через несколько дней после последнего визита к сыну, Ирина Геннадиевна почувствовала себя лучше и с утра поднялась к Ане. Та с утра мучилась тошнотой и решила отсидеться взаперти.
Ирина Геннадиевна постучалась в дверь.
— Анютик, все в порядке? Ты не спишь?
— Ирина Генна... Мама, мне не очень хорошо, я выйду к тебе чуть позже.
— Ладно. Тебе ничего не надо, может, лекарство какое? Или Людмилу Михайловну позвать?
— Нет-нет...
Аня только успела добежать до раковины, как ее стошнило.
Ирина Геннадиевна, уже собиравшаяся отойти от двери, снова прильнула к ней.
— Анютка, тебя вырвало там? У тебя живот болит?.. Открой мне, доченька! Я же волнуюсь...
Наспех приведя себя в порядок, Аня открыла дверь.
Едва завидев ее желтое лицо, Ирина Геннадиевна помогла ей дойти до постели.
— Бедная моя, ты заболела? Что ж такое, а... Что-то мы все расклеились. Ну, что ты? Дать тебе чего-нибудь? Может, врача вызвать?
Снова почувствовав тошноту, Аня зажала рот ладонью.
Гладя ее по руке, Ирина Геннадиевна обвела взглядом комнату.
— Душно тут у тебя...
Заметив лежащую на постели книжку, она машинально взяла ее.
— Анечка... Анютка, а что это? Подожди... ты беременна, что ли?
Ссылки на предыдущие серии:
Красиво жить не запретишь ч.10
Красиво жить не запретишь ч.11
Красиво жить не запретишь ч.12
Красиво жить не запретишь ч.13