Наверное, никто из ныне живущих не мечтает стать кондуктором. Но для отвода глаз и просто от безделья даже этот вид деятельности сойдет себе вполне за приличную работу. Изначально идея «кондукторствования» должна была прожить вместе со мной два месяца моих летних каникул на пути к светлому будущему в строительном колледже. Однако, так получилось, что скромный, но хоть какой-то заработок – дело разум отравляющее. И к нему быстро привыкаешь, также как и к фактическому безделью.
Вот уже и первое сентября пролетело мимо. Разом пролил октябрь. Снежок успел запорошить улочки, а я все катал на своем рогатом. Бесцельно и бездумно. Замаячившая на горизонте повестка в армию, разбилась о глыбу нашего Минздрава, где подтвердили мой врожденный зоб. По причине которого многое в моей жизни и протекало так бездарно спокойно.
Я был обычным парнем, который закончил обычные одиннадцать классов. Семья у нас уверенно занимала позицию в категории «под средним достатком». Я бы может так и сидел на шее у родителей после получения своего «полного среднего», потому как тягу ни к чему мне в жизни не привили, все берегли от нагрузок и перегрузок и кормили витаминами. Так слова «полезно» и «йод» давно не вызывали ничего кроме отвращения. А в какой-то момент я понял для себя, что ничего и никогда не было мне по-настоящему интересно. Ходил я в сад, в школу, теперь вот на троллейбусе катался. И все это я делал по инерции.
В школу перед выпускным пришла какая-то тетя с «ярмаркой вакансий» для летней подработки «особо нуждающимся», и оказалось, что в нашем городишке никто не хочет быть кондуктором. Ни бабули, ни дедули, ни прожжённые мадамы с экзотическим макияжем, как это принято в лучших традициях. А я вот согласился. Деньги не деньги, по городу покатаюсь, подумаю о смысле жизни пока тут со строительным прояснится. Не то чтобы мне туда очень хотелось. Надо же было делать хоть что-то. Но теперь на пути этого чего-то стоял троллейбус номер «7».
Работать кондуктором на троллейбусе не пыльно. Мне нравилось. Накатываешь круги, билетики отрываешь, иногда ругаешься с пассажирами, отбиваешь королевский трон кондуктора. Скучно? Бывало. Но час-пик и пролетающие мимо ушей сплетни и городские новости с лихвой это компенсировали.
На троллейбусе была определенная форма профессионального поведения кондуктора: отстранено-величественная; существовали категории пассажиров: студенты, бабули, работяги, скромняги. Особо могу выделить группу пассажиров из категории: «Я учусь на права и это последний раз, когда я еду на этом вонючем троллейбусе». Кого-только мы не возили на своем рогатом.
Сезонность в общественном транспорте – тоже тема особенная. Зимнее утро - время школьников, студентов и работяг. Маршрут у них один. Потому как улицы в городе две, и они параллельные. От» Губернского рынка» и до «Металплощадки» – это улица по которой ходит наш троллейбус номер «7».
Позднее зимнее утро всецело принадлежит чудо-бабулям. У всех у них льготные проездные и все они едут на такой-же чудо-губернский рынок. Виной всему разница в пять-десять рублей. Хотя я подозреваю, что истинная причина кроется в нехватке общения и желания ощутить себя живыми, проделав этакое сафари до захолустной окраины города с сосестрами и собратьсями по пенсионному удостоверению.
Вечером же на транспорте разъезжает разносол. Бывало, попадались весьма интересные экземпляры. И посмеешься, и поплачешь. То под колеса к нам кидались брошенные девицы, то дедули лупили костылями о лобовое стекло в знак протеста недождавшемуся троллейбусу.
Я никогда не считал себя плохим человеком или хамлом. Все ведь познается в сравнении. И если сравнить мою личность с некоторыми из пассажиров на тот момент, я был почти святой, который переродился из другого святого в прошлой жизни. Маты, оскорбления, нежелание уступать беременным и гражданам в возрасте, агрессия этих граждан с возрастом и без. По поводу и без него. Наработано было не так уж и много. Но повидать удалось всякое.
Это был месяц февраль. Сибирь - матушка решила добить нас танцем и термометр каждое утро радовал чем-то между тридцатью и тридцатью пятью градусами. Свежо. А нам и не привыкать. На своих конях в такую погоду жалко. Да и на такси не накатаешься. Народа с ура на тралике было не протолкнуться.
Он зашел на остановке «Областная библиотека». Я поймал себя на мысли, что не знаю, пользуются ли люди этим чудным заведением в наше время. Я вот лично не бывал. Но остановка с традиционным названием осталась. Названия остановок раньше, видимо, отмечали значимые места на карте города: Цирк, Библиотека Парк имени того-то, Завод такой-то, Больница такая-то. Теперь, когда столько лет спустя я проезжаю мимо этой остановки, я всегда вижу его бледное лицо.
Одет он был как все. Ничем не примечательный паренек в серо-синих тонах. Держался может немного пришиблено. Ссутуленный на правую сторону и волочил за собой ноги. Я на автомате оторвал ему билетик и думать забыл о странноватом пассажире, разглядывая двух девчонок в ярких пуховиках, они весело щебетали и стирали иней с пушистых шарфов. Вышли девчонки через три остановки. Стало скучно.
Дорога была пустая. Городок зажелтел фонарями. Холодина такая, что на улице от мороза звенело и в воздухе стоял неповторимый для нашего индустриального ада, смог из замерзших частиц газа и прочей гадости, скопившейся в воздухе.
Я в те дни был упакован по полной программе: три пары носок, две шерстяные кофты. От «трона кондуктора» далеко не отходил, под ним, чтоб вы знали, есть печка. Вот так «троллейбусопроектировщики» заботятся о кадрах.
Мы уже подъезжали к конечной. Смена показалась долгой и нудной. Я как-то выдохся. Потому как особо интересных личностей не было, а вечером так вообще полупустые гоняли. Перекусить по-человечески в обед не успели, потому что застряли в дороге из-за неполадки на линии. Тогда я к тому же основательно задубел. Холод выматывает. Я был голодный и злой также как и Петрович, наш асс-водитель. Всю дорогу в полупустом троллейбусе мы громко обсуждали еду и то как сочувствуем голодающим детям Африки, войдя в их положение в прямом смысле.
Мы подъехали к конечной «Металплощадка» и уже пошли на разворот в депо, а там и на последний круг. И тут я заметил, что в троллейбусе остался один пассажир.
- Конечная! - почти кричу я. – На выход.
А он все сидит. Примерз он что ли, мелькает у меня в голове, и я уже на нервах прохожу в конец троллейбуса.
- Уважаемый, приехали! – резко объявляю я.
Паренек нахохлившийся как птица на холоде отмирает и как-то неловко улыбается, подняв на меня большие карие глаза.
- Это конечная, мы на депо. Вы бы вышли уже что ли, - грубо кидаю я.
Он явно смутившись зашевелился, но как-то вяло. Точно замерз. А может обкуренный. Молчит и улыбается. Все реакции заторможенные.
- Васька, что ты там с ним беседы ведешь. – крикнул с водительского Петрович. - На выход – значит на выход. Тащи его на остановку. Может хоть теперь перекусим чего.
Остановка «Металплощадка» была почти в чистом поле, на границе города и частного сектора. Поэтому народа никакого в вечернем полумраке не наблюдалось. Я довел странного типа до дверей и начал выталкивать по ступенькам. Паренек пытался что-то сказать, когда я его выпихивал из троллейбуса. Но я не услышал и не хотел я тогда слышать. Еще он пихал мне в руку что-то и чуть слышно бубнил себе под нос. Какая-то конфета блеснула оберткой.
- Да не надо мне, - только и выдавил я раздраженно. Двери закрылись.
«Еще один круг по маршруту, и мы свободны» - только и вертелось у меня в голове. Желудок урчал в предвкушении ужина. И вот уже опять мы подъехали к остановке с надписью «Металплощадка».
Он лежал в сугробе около остановки. Когда я подбежал, лицо его уже побелело. Ресницы покрылись инеем и слиплись. Я испугался. Кричал, тормошил его. Звал Петровича на помощь, просил вызвать скорую, которая подоспела уже через пятнадцать минут. Благо ехать бригаде было не далеко. Паренек даже на какое-то время пришел в себя. Шевелил губами, пытаясь что-то сказать, но получалось лишь глухое сипение. Я поехал с ним в больницу. Было страшно и стыдно. Звали его Андрей Краснов, в кармане мы нашли его читательский билет «Областной библиотеки». В больнице я просто сидел в коридоре и ждал сам не зная чего.
В отделение приехала мать Андрея. Она молча со смиренным и понимающим лицом прошла в палату, не обращая на меня никакого внимания. А на выходе бросила в мою сторону усталый взгляд, полный боли, разочарования в этой жизни и людях. Она что-то протянула мне.
- Он дал тебе шанс. Ты слышишь? Он так решил, - сказала она мертвым голосом.
Я опустил взгляд на свою раскрытую ладонь, не зная что говорить или как себя вести. Как просить прощенья. А она и не стала ничего от меня ждать. Поспешно удалялась прочь, в то время как я не понимая разглядывал карамель «барбарис» на моей ладони. Отмерев через какое-то время я просто пошел домой, положив карамель в карман.
Ночью не спалось. Так и лежал в темноте, а в груди словно разрасталась дыра. Потом меня поласкало. Ни от страха (дело ведь уголовно наказуемое) и ни от раскаяния. Меня тошнило от самого себя и от того, кем я был и как я решил тогда судьбу ни в чем не повинного человека. Андрей Краснов умер. Нас с Петровичем ни в чем не обвинили.
Андрею было восемнадцать лет. У него был ДЦП с рядом серьезных осложнений. На холоде и без того вялая моторика почти отказывала. Бывает ведь, что так замерзнешь, что и слова сказать не можешь от какой-то странной разом навалившей усталости и губ не разомкнуть. А для человека, который и так борется за каждый шаг это было настоящее испытание. Он пытался мне сказать. Но я не слышал. Он пытался уйти в сторону домов. Но тело его предательски подвело. В тот день он просто проехал свою остановку, потому что не успел выйти. А мать Андрея, всегда встречающая его из библиотеки, куда он часто ездил, немного опоздала.
Вера Ивановна Краснова меня простила. Со временем, но простила. Как-то я спросил ее о «барбарисе». Оказалось, что Андрей, услышав наши разговоры с Петровичем о еде и крайней стадии оголодания, пытался отдать мне карамель, которая была припасена у него в кармане на случай головокружения, когда резко падал сахар. Ненадолго придя в сознание в больнице, он очень просил её передать мне карамель и никого ни в чем не винить. Таким Человеком был Андрей Краснов.
Иногда бываю в гостях у мамы Андрея, рассказываю о своих орлах. Больше всего горжусь Стасом Горным, он поступил в университет, на исторический. Бился как тигр. У него почти не работают фаланги пальцев рук и очень слабое зрение, поэтому все под запись диктофона и на голосовых командах. Он почти с первого раза запоминает двухчасовую лекцию. Вот это желание учиться, я понимаю. Орел.
После смерти Андрея, я не ударился в бога и не искал смысла жизни, но четко понял, чего хочу - стать медицинским работником. В нашей области около двадцати тысяч инвалидов с разными патологиями. Это целый мир. Мир борьбы, мир боли, а еще мир добра, мир настоящей дружбы и очень сильных духом людей. Ничего и никогда я так не хотел, как поступить в медицинское училище. Мое желание всем показалось странным. Но меня это мало интересовало. Я выучился, подрабатывая ночными дежурствами. Прошел специальную подготовку. И в итоге после всего меня взяли медбратом в Центр Реабилитации для больных с Детским Церебральным Параличом, где я нужен моим ребятам, а они нужны мне. Страшно об этом думать, но если бы не Андрей Краснов – моя жизнь так и стекала бы каплями в таз с мутной бессмысленной жижей.
Конечная остановка Андрея по каким-то неведомым мне причинам стала отправной точкой в моем жизненном пути. Прошло уже много лет с того зимнего дня. Но я себя так и не простил. Часто вижу во сне его большие карие глаза, он улыбается мне. А на полке в моей комнате лежит та самая карамель.
Автор: Лена Варол
Источник: https://litclubbs.ru/articles/3130-konechnaja.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#кондуктор #конечная
