Как-то в журнале «Литература» мы опубликовали два сочинения, прошедших на медаль и получивших от медальной комиссии пятерки. Мы попросили коллег оценить эти сочинения так, как если бы мы только решали, подавать их на медаль или нет (игра-эксперимент). Проверить, поставить отметку и подчеркнуть в тексте то и так, что и как коллеги привыкли подчеркивать. И написать короткую рецензию. Причем специально оговорили, что проверить надо только «литературу», а «русский» мы уже сто раз проверили, там все нормально. (Если кто не знает, раньше за сочинение была двойная отметка – за «литературу» и за «русский»).
Результат был весьма показателен.
Во-первых, нам в каждой работе нашли до пяти ошибок в русском. Вариативные запятые, стиль, речь – везде глаз проверяющего готов усмотреть непорядок и классифицировать его именно как ошибку, а не как допустимый вариант. И тут же снять балл.
Во-вторых, оба сочинения набрали у разных проверяющих весь спектр отметок – от 3 до 5 (двойки на экзаменах ставили редко, тройка была провалом). То, что одни проверяющие считали плюсами, другие воспринимали как минусы. Автор сочинения говорит «я считаю» – здорово, это личностная позиция – ужасно, это выпячивание себя.
В-третьих, во многих рецензиях проверяющие допускали речевые, стилистические, грамматические ошибки, которые сами, уверен, подчеркнули бы у ученика. Просто потому, что порождающий речь человек и человек в режиме проверки – разные люди.
Но для меня самое главное в-четвертых. 90 процентов проверяющих нацелено на поиск ошибок. То есть проверка – это минусование отметки. Не сбор того, за что мы можем наградить, а прицел на то, за что мы можем наказать. Буквально несколько человек готовы были писать в рецензиях что-то типа «автор сделал понятной мысль о том, что...», «к несомненным удачам относится...». В основном рецензии были о том, что не удалось.
Как мне кажется, именно в оценивании работ так выпукло проявляются карательные черты нашей педагогики, носителями которых мы являемся и которые сами в себе не распознаём. Это психологически интересная ситуация вывернутой наружу легализованной агрессии – ее исследование дало бы многое нам самим. Если бы мы осознали, что это свойство – наша серьезная профессиональная и личностная деформация, с которой надо работать, но редко когда получается.
Все эти размышлизмы пришли мне на ум, когда я увидел, что целых четыре грамматические ошибки учителя словесности готовы увидеть и отметить в следующем фрагменте из егэшного сочинения: «Каждый занимался своим делом и не мешал другому. Дети читали и делали уроки, а взрослые сапожничали, шили, готовили». И нет, это не слово «сапожничали», оно взято из исходного текста. Ребенку снизили балл – но потенциально могли снизить несколько. Потому что разные проверяющие видят ошибки в разных местах. А если бы они объединились, у ребенка не осталось бы шансов. Наверное, надо радоваться, что балл отняли только один...
Кажется, у наших детей не может не сложиться ощущение, что писать по-русски – это как ходить по минному полю. С виду нормальные русские предложения. А на самом деле там на каждом шагу мина – и, с точки зрения учителей словесности, здесь все надо править.
Лучше уж молчать...