Расскажу-ка я вам смешную историю о любви, о лете, о городах и друзьях. Это сейчас она кажется мне забавной, а тогда…
Повеяло прохладой, аллеи украсились желтыми огнями, из-под горбатого мостика над прудом послышались осторожное лягушачье: «Ку-а-а-а? Куа-а-а-а?»
Лягушка словно спрашивала тоненький серпик в небе, пора ли гулять. Месяц безмолвно улыбался ей серебряным изгибом.
Я оперся на перила и огорченно глядел вниз, в темную воду. Мой друг Вася только что отказался ехать с компанией на море.
— Мне в Днепр нужно. Я документы подаю в универ, — пояснил он. — Разве что в следующем месяце на море и получится. Может быть.
Я вздохнул. Сам-то уже второй год был студентом и думал, что Вася тоже поступит в один из наших городских ВУЗов, а теперь вдруг понял, что все закончилось. Будет мой друг учиться далеко, у него появится новая компания, новые друзья… Даже это — наше последнее лето как-то внезапно оказалось миражом.
Отговаривать Ваську от жизненных планов я не имел права. Среднего роста, совершенно невзрачный парень с крупным носом на треугольном лице и вечно прищуренными глазами за толстыми стеклами очков был мягким, но упрямым. Он никогда ни с кем не ссорился, умел гнуть свою линию, и в том, что поступит на свою чертову авионику, сомневаться не приходилось.
Тонкий серпик луны заплясал по глади пруда — запоздалая уточка спешила домой.
— Будем ездить друг к другу в гости, — почуял мое уныние Васька, — тут же недалеко, автобусы каждые полчаса. Я тебя познакомлю с ребятами и с Таткой.
— О, у тебя там и девушка уже появилась? — Незнакомое женское имя. Я мгновенно насторожил уши.
На неприметного костлявого Ваську Семенова девушки не западали совершенно. Я всегда досадовал, что природа потопталась по другу, сделав откровенно некрасивым неловким растяпой — он очень хороший и надежный. Если у него, наконец, затеялись амурные дела, то это повод порадоваться!
— Нет, — смутился Вася. — Просто приятельница. Просто вас надо обязательно познакомить. Ты увидишь ее и поймешь, какая она замечательная.
Так-так, знаю я Ваську, он на кого-то запал по уши, а теперь стесняется!
— Тогда поехали вместе, — хмыкнул я. — Посмотрю на твою приятельницу, а то ты, лопух, свое счастье прохлопаешь.
А что? Раз море отменяется, а дома ничего особо не держит, то почему бы не погулять по другому городу, не развеяться? Я перебрал в уме тамошние знакомства и решил, что по мне в Днепре давно все скучают!
Сто раз уже встречавший меня вокзал Днепра не менялся. Вскинувшись от дремы в уютном кресле автобуса, я вывалился вслед за Васькой в неожиданно пасмурное утро. Рассветный холодок не желал уходить, с неба зачастила невесомая морось.
Я огорчился. В наших краях дождь летом редок, как улыбка декана. Иначе говоря, на такой каприз погоды я не рассчитывал. Если ты не Винни-Пух, то ходить в гости по утрам не стоит, а морось ставила под сомнение прогулку по любимым местечкам и улочкам. Я натянул на рюкзак защитный «мешок», накинул на голову капюшон футболки. Значительно более подготовленный к грядущему Васька суетился, выпутывая из недр сумки зонтик.
Я подхватил один из его пакетов и зашагал вслед за другом к трамвайной остановке. Ваську нужно было доставить к его тетке в одно из мрачных полуготичных зданий на проспекте Карла Маркса, известном среди студентов как «Карла-марла».
Днепровские трамвайчики едут медленно: тысячу раз тормозят на перекрестках, каждые пару минут — остановка. В покрытых потеками дождя окнах кривились потемневшие башенки и магазинные вывески, сгорбленные прохожие толпились на переходах и остановках. В этой отстраненности чужого города была своя прелесть. Трамвай свернул, огибая торговый центр, и Васька сказал:
— Почти приехали. Заходи, чаю попьешь.
Я покачал головой:
— Не, Васян, ты там разбирайся, а как освободишься, тогда и встретимся.
Ясное дело, человек приехал по делам, сейчас побежит в универ, а сидеть с незнакомыми Васькиными родственниками и этикетно гонять чаи я не хотел. И отступать от планов побродить из-за дурацкого дождика тоже не собирался
Когда на улице людей мало, ты словно остаешься один на один с городом. Вдыхаешь запахи, смешанные с ароматом дождя, вглядываешься в абрисы крыш и арок, вспоминаешь и ловишь новые впечатления — а город всматривается в тебя. Горячий чай в кафешке настроил на романтический лад, и я пошел дальше — по-летнему теплый воздух не давал замерзнуть во влажной на плечах футболке, морось касалась лица тысячами крохотных пальчиков.
На мосту над рекой никого не было — огромная конструкция тянулась к острову, затканному зеленым бархатом парка. Небо посветлело, дождевые тучи приобрели жемчужный оттенок. Я вспомнил, как сутки назад точно так же стоял на маленьком мостике над прудом в родном городе.
Вчера Днепр был картинкой в моем воображении, и вот теперь я здесь, и то, что было со мной вчера, стало, в свою очередь, картинкой. Может, все так и есть на самом деле, и есть только «я-сейчас» и картинки в голове?
Вернулся я на «Карлу-марлу» в романтическом настроении. Васька вытолкал меня из коридора на полутемную узкую подъездную площадку — вид у него был растерянный и бессовестно-довольный. Я уловил высокий возмущенный голос его тетушки перед тем, как дверь захлопнулась:
— Вот я матери позвоню!..
— Погнали к Татке! — Вася особым своим, знакомым жестом загреб и откинул назад челку, потянул меня по подъездным ступенькам вниз. — Это рядом! Там уже народ собрался, нас не хватает!
Я пожал плечами: тусоваться в студенческой компании всяко лучше, чем в тетушкиной, хотя с кормом традиционно хуже. А есть хотелось. Это не было проблемой, много ли человеку надо? Мы устремились вверх по «Карле-марле».
— Хе-хе! — потряс сумкой через плечо Васька, очки сползли, и он поправил их пальцем:
— Тетка засекла, что у меня с собой бухло.
— Потому и шумела? — засмеялся я. — Черт, мы ж в компанию идем, надо и мне что-то прихватить.
— Только быстрее, нас ждут, — закрутил головой Васька, кивнул в сторону: — О! Гастроном годится?
О вечере рассказать особо нечего: компания собралась небольшая, кроме нас с Васькой, человек шесть. Мы сидели в кухне — на деревянных табуретках и жесткой широкой тахте, накрытой клетчатым пледом. Курили в открытое окно, мгновенно проглотили купленные мной сосиски и по-честному разделили гадкое порошковое пюре, которое бесследно ухнуло в бездонные студенческие желудки.
И Таточка — о, она на самом деле была!
Когда Васька представил хозяйку квартиры, я испытал смешанные чувства: маленькая, как ребенок — полтора метра от пола до макушки, тоненькая, как стебелек одуванчика, с черной ленточкой, вплетенной в короткую косу из кудрявых волос цвета пшеницы. Она вскинула на меня голубые глазищи и улыбнулась.
Эти глаза… Я отчего-то сразу подумал, что именно такими глазами смотрела Тутта Карлссон из сказки про лисенка — наивный лучистый взгляд снизу вверх попадал в сердце и оставлял там странное чувство удивления и трепета. Не только у меня одного — все члены маленькой компании относились к Татке предупредительно и нежно, а она царила с самоуверенностью малолетнего деньрожденника.
Татка не курила и только чуть пригубила вина, счастливо смеялась от веселых песен и, сидя на тахте, беззаботно поджимала ножки с округлыми икрами танцовщицы.
— Ты мокрый! — заметила она сразу, как нас познакомили, и захлопотала. Схватила меня за руку, потянула за собой в комнату, заваленную какими-то коробками и барахлом. Татка полезла в старенький шифоньер, извлекла футболку:
— Держи! Это моего брата, его нет, он не обидится.
Я пожал плечами: забота смущала, но отказать ей не мог. Своеобразная благодарность есть уже в том, что ты принимаешь помощь. Я быстро стянул влажную от дождя футболку и натянул эту, незнакомо пахнущую. Татка смотрела, как я выныриваю из ворота, и улыбалась — тонкие губы изгибались лукаво, словно у ангелочка с рождественской открытки. Она провела пальцами по моей груди, расправляя ткань, кивнула:
— Как раз по тебе. Пойдем?
Я, связанный колдовством, последовал за ней, словно единорог за девственницей…
Мы кутили, и дым от сигарет уплывал в окно, потом одна парочка испарилась, на кухне задумчиво перебирал струны длинноволосый бард, ребята тихо переговаривались, а Васька растянулся на тахте и листал пожелтевшую книгу с ободранным корешком. Вообще я заметил, что край брошенного поверх клетчатого пледа обнажает сложенные стопками пыльные книги.
Татка училась в одном из Днепровских ВУЗов, а еще танцевала. По-настоящему. Она рассказывала удивительные истории о поездках труппы, махала руками, показывая, какой величины плюшевых мишек дарили ей в Японии, смеялась, а потом снова потянула меня за руку:
— Идем, покажу кое-что.
Девушка распахнула застекленные дверцы зала и прошла внутрь. Я остался в коридоре, но хорошо видел ее в неярком свете ночника — она резко встала на цыпочки и сделала изящное движение руками. Потом ухватилась за поручень. Только тут я заметил, что стену комнаты украшала труба в креплениях — я такие видел только в фильмах про балерин.
Татка не смотрела на меня — ее глаза были полуприкрыты, лицо светилось одухотворением человека, который летает во сне. Она отводила ножку, изгибалась, выпрямлялась, ее руки взмахивали, словно крылья чайки. Я смотрел на нее через стекло — пока она не замерла.
— Можешь войти, — сказала Татка и улыбнулась.
Двое суток пролетели незаметно: днем я проводил время с Васькой и с другими ребятами, вечера и ночи принадлежали нежной, как огонек свечи, Татке.
Я понимал, что Васька влюблен в нее тоже, видел, как он печально смотрит на нас. Друг совсем перестал шутить. Чувство вины поднималось в душе, но меня затянуло в водоворот чувств, и я окунулся в них с головой.
Меня тянуло в Днепр со страшной силой. Я забросил друзей, будто это я, а не Васька, нашел судьбу в чужом городе.
Я приезжал все лето, и мы с Таткой катались на лодках и каруселях, ходили на детскую железную дорогу и на разные выставки, устраивали пикники на острове и упоенно, наплевав на всех, целовались на рок-концертах или в кино.
Я приезжал по выходным и осенью. Нечасто, потому что Татка совмещала учебу, танцы и поездки с труппой. Ближе к зимней сессии со временем стало совсем туго. Я почти не звонил Ваське — он незаметно уходил из моей судьбы, и его нехватка рядышком потихоньку выцветала. У друга началась другая жизнь, и нам все реже удавалось найти общую тему для беседы. Я расспрашивал его о Татке, когда не мог с нею встретиться. Меня интересовало буквально все о ней. Самой Татке звонил часто и ждал зимних каникул больше, чем Нового года, чтобы, сдав последние зачеты, рвануть в Днепр.
Иногда задавал себе глупый вопрос: может, ее милый образ в моей душе — всего лишь картинка? И отвечал себе же: нет! Нет, она настоящая. Я приеду, и картинкой станет моя тоска по Татке.
Однажды Васька позвонил сам.
Стоял январь, наконец-то ударили морозы. Я стоял на кусачем ветру возле высохшего институтского фонтана, одной рукой обхватывал тубус с чертежами, а другой прижимал к уху телефон. Пальцы мерзли, я досадливо морщился — пусть бы уже потеряли чувствительность и не отвлекали.
— Извини, друг, — сказал в трубку Вася. — Я женюсь. На Татке. Понимаешь, так получилось, мы теперь вместе.
Я молчал. Внутри что-то вскинулось и удержалось, как комок плазмы внутри реактора, губы онемели и не хотели шевелиться. Что же случилось, пока меня не было? В голове проносились тысячи картинок лета, а я стоял и думал, что надо дышать. Есть только «я-сейчас» и картинки. И надо с этим жить.
— Извини, я не приеду на свадьбу, — сказал я окликающему меня Ваське. — За вас очень рад, Васян. Счастья и любви.
Я увидел Ваську и Татку еще раз, в августе — уже в своем городе.
В тот день брызнул дождь, сразу испарился и наполнил воздух духотой. Васька позвонил, сказал, что решает какие-то вопросы здесь, предложил встретиться в парке.
Маленькая Татка, больше не летучая, с круглым беременным пузиком, выглядела смешно. Она искренне мне обрадовалась. Пришлось наклониться, чтобы дать ей поцеловать себя в щеку. Васька еще не заметил меня — он покупал мороженое в ларьке под полосатым тентом.
— Татка, почему так? — спросил я тихо. — Почему Васька?
— Он очень хороший, — пожала она плечиками, ее ресницы быстро затрепетали. — На самом деле, очень. Лучшего мужа и пожелать нельзя.
Я не мог с ней поспорить. Тогда. Долгие годы потом я мысленно задавал Татке невысказанный в парке вопрос: чем же я плох? Позже, женившись, понял, дело не в «хорошести»: картинки, то есть восприятие мира не совпали. «Мы-сейчас» с Таткой не получилось. И слава богу, иначе я не встретил бы свою половинку…
Васька заметил меня и с веселым окликом поспешил к нам, сжимая два золотистых рожка.
— Прости, — прошептала Татка, вскинула чудесные цыпленковые глаза Тутты Карлссон и ухватилась за локоть подошедшего Васьки, как дети хватаются за руку родителя.
Все Васькино внимание было поглощено женой — он смотрел на нее с физически ощутимым обожанием и не замечал никого вокруг. Новоиспеченный семьянин был все тем же Васькой: немного неуклюжим, рассеянным, добрым, а теперь еще и счастливым, как пятьсот розовых слонов.
Как я ему и желал.
Рассказ опубликован в сборнике "Иди ты в отпуск"
#синий сайт #наши авторы #что почитать #повседневность #рассказ #литература
Подписывайтесь на наш канал, оставляйте отзывы, ставьте палец вверх – вместе интереснее!
Свои произведения вы можете публиковать на Синем сайте , получить адекватную критику и найти читателей. Лучшие познают ДЗЕН!