Здравствуй, родная.
Прошло пять лет, но я каждый год приезжаю сюда, к морю – каждый год из пяти, что тебя нет со мной, Ленка. Брожу, тревожа туристов своим неприкаянным видом и ранней сединой, наблюдаю, как Верочка играет в песке, деловито таскает воду в зеленом пластиковом ведерке, купает куклу, полощет лопатки. Подбегает ко мне, улыбается, обнимает и убегает обратно к своим куличикам. Ей скоро шесть. Я научился заплетать косички, печь оладьи и делать домашний йогурт. Она обожает Мумми-тролля, терпеть не может рыбу и томатный сок, а когда волнуется, накручивает край футболки на палец — совсем как ты, Ленка. В доме много твоих фотографий, она знает, что «это мама», но совсем тебя не помнит. А я смотрю на нее и думаю о тебе – каждый божий день.
Я чертов мазохист, Ленка. Снова и снова мне нужно пройти по нашим тропам, среди берез и сосен, пропитанных северным солнцем, вдоль неторопливой реки и выйти на берег там, где самое устье, где земля отдает свою силу морю и желтые дюны ласковым мокрым носом тычутся в холодную морскую синеву и ветер шепчет старые сказки на мудреном наречии.
Это был Наш Пляж, ты помнишь?
Здесь все по-прежнему — бледное незабудковое небо и море цвета спелой голубики со смеющимися бликами солнца, белые яхты, белые чайки – все такое же, как всегда и как тогда.
Ты носилась на скутере – такая сильная и живая — взрезая густые темно-синие волны. Ты смеялась и кричала, что счастлива, что летишь — отпустила руль, раскинула руки-крылья.
Я бежал вдоль берега. Ветер сорвал с тебя косынку, а потом… Скутер налетел на отмель, прыгнул, захлебнулся. Удар вышиб тебя из седла.
Твой последний полет.
И несколько секунд спустя ты лежала переломанной мертвой птицей в розовых от крови прибрежных волнах. А я кричал и все бежал-бежал-бежал к тебе, и никак не мог добежать.
Время идет, но я и сейчас бегу, Ленка, от себя к тебе, и никак не могу приблизиться. Я увяз здесь, Ленка, а ты все дальше и дальше.
Моя храбрая белая чайка.
Я надеялся, ты осталась на этом берегу, и он хранит частицу нашего счастья, тех дней, когда мы были вместе, и когда у нас появилась Вера. Я надеялся, это место даст мне покой – хоть на день, хоть на миг.
Но тебя нет нигде. И здесь тоже.
Есть небо, безмятежные дюны и море, которому Лиелупе несет соки земли.
А тебя нет, Ленка. И меня почти нет.
В этот мелкий желтый песок, в огромные неостановимые и безжалостные песочные часы — кап-капля за каплей — утекает моя любовь, радость, надежда — капля за каплей — утекает моя жизнь.
У меня нет тебя. Не осталось почти ничего, Ленка. Только наша маленькая Вера.
Если ты здесь, Ленка, дай знать. Дай знак. Хоть что-нибудь. Дай. Что все это не напрасно. Что через миллион волн я снова обниму тебя. Поглажу твои волосы. Почувствую твое тепло.
Если ты помнишь нас, если тебе дорого то, что с нами было, Ленка, дай знак. И тогда я все смогу. Дойду, дождусь, доживу. Я не сдамся, Ленка. Только и ты не сдавайся.
Вернись. Я буду ждать, сколько нужно. Только вернись. Как сможешь. Вернись. Я буду ждать, Ленка.
— Папа! Папа, смотри, я кормлю чайку! Папа, смотри!
***
🔆Ида Кнайбо | ✍️Надя Азоркина