Добрый день, дорогие друзья! Сегодня мы с вами поговорим про роман Евгения Германовича Водолазкина "Авиатор". А точней - про поселок Сиверский. Вдруг вы не слышали про такое место? Сам Санкт-Петербург прекрасен, но и его окрестности тоже не менее красивы.
![Водолазкин, Евгений Германович (1964-). Авиатор : роман / Евгений Водолазкин. - Москва : АСТ : Редакция Елены Шубиной, 2021. - 410, [2] с. ; 21 см. - (Новая русская классика). - 5000 экз. - ISBN 978-5-17-096655-4 (в пер.) : 619.84 р. - Текст : непосредственный.](https://avatars.dzeninfra.ru/get-zen_doc/4004066/pub_62bd373500e1f05368063fc0_62bd382e7ad65e278fa17bf4/scale_1200)
«Авиатор» — роман цельный, живой и правдивый, хотя в основе сюжета история подчеркнуто нереальная, будто бы на живую нитку собранная из обрывков воспоминаний. Главный герой — «ровесник века» Иннокентий Платонов приходит в себя на больничной койке в 1999 году. Он мало что о себе помнит и не представляет, что происходит вокруг. По предложению своего лечащего врача Гейгера Платонов начинает ежедневно записывать воспоминания-видения в попытке восстановить собственную историю. И по мере того, как к герою возвращается память - обнаруживается очень много интересных деталей. Но! Не будем тут светить спойлерами - если захотите по читать, приходите за книгой в городскую библиотеку №1 города Пугачёв (находится в здании клуба "Железнодорожный").
Мы же хотим рассказать вам о поселке Сиверский (в дореволюционные время это поселение называлось "станция Сиверская"). В XIX веке живописная местность Сиверской стала настоящей дачной столицей для состоятельных петербуржцев и творческой интеллигенции. Может, поэтому Евгений Германович решил связать детство Иннокентия Платонова с этим местом?
Сиверский - Русская Швейцария или Северный Крым
Большое значение имеет умеренно-влажный микроклимат Сиверской. Густые смешанные леса, в которых преобладают хвойные породы деревьев, защищают дачный поселок от холодных ветров. Поэтому даже по сравнению с Петербургом здесь всегда больше солнечных дней. Береговые красные пески, содержащие в своем составе, кроме радия, такие ценные элементы как железо, калий, натрий, кальций, серебро и даже золото, вместе с довольно плодородными почвами, создают такие замечательные условия для роста растений, что некоторые деревья в Сиверской достигают гигантских размеров (до 33 метров), а отдельные экземпляры папоротников бывают выше роста человека. На оредежских берегах встречаются всевозможные ботанические редкости. Где ещё, как не Сиверской, можно полюбоваться крымской сосной или сибирским кедром?
Ещё одно немаловажное отличие сиверской земли от других регионов — отсутствие болот, а это благоприятно сказывается на летнем отдыхе дачников: здесь нет ни комаров, ни мошек. Сиверская и её окрестности расположены на высоте около ста метров над уровнем моря. Самая высокая точка на территории посёлка имеет отметку 107 метров и называется «Сиверской горой». Есть здесь и другие возвышенности, например, «Баронская гора» в районе железнодорожной станции. Для сравнения можно вспомнить, что высота знаменитой Пулковской горы под Петербургом всего 75 метров. Холмистая местность делает Сиверскую очень привлекательной. Эту немаловажную особенность ещё в прошлом и позапрошлом веках отмечали многие дачники. Гостивший в деревне Старо-Сиверской летом 1884 года поэт С.Я. Надсон в послании некой NN писал: «Шуму здесь нет… Место очаровательное, стоит Швейцарии по удивительной красоте».
Происхождение названия Сиверский
Первое документальное упоминание о Сиверской содержится в Новгородской писцовой книге 1499 года. Здесь среди сёл и деревень Водской пятины в Никольско-Грязненском погосте значится «сельцо Сиверско Старое» и «сельцо Сиверско Новое». По сию пору существует версия, связывающая топонимику Сиверской со старорусским названием северного ветра «Сиверко».
Мыза «Сиверская» появилась на карте во времена Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны. Название ведет свое начало от «Сельца Северско-Старое и Сельца Северско- Новое на реке Оредежи», упомянутых в переписной книге конца 15 века. Села эти располагались в северной части Новгородских земель, поэтому и назывались «Северскими». В 1796 году император Павел I подарил эти села воспитательнице Воспитательного дома Марии Дешан, которая создает усадьбу, назвав её «Мариенгофская». В 1810 году усадьбу покупает барон Черкасов П.Ф. Он расширяет, украшает и называет её «Сиверская», так как рядом находилось красивейшее место «Сиверская гора». В 1856 году сюда проложили Варшавскую железную дорогу, и станция стала называться «Сиверская». Огромное количество родников, дающих начало р.Оредеж, леса можжевельника в окружении благоухающего разнотравья, реликтовые цветущие орхидеи и т.д. были привлекательны для представителей царской династии Романовых, особенно любил приезжать сюда император Александр III. Здесь до сих пор водятся медведи, кабаны, лоси, а в реке Оредеж можно наловить форели. Чем ближе от истоков реки к Сиверской, тем меньше становится глухих лесов и топких болот, по берегам появляются роскошные старинные усадьбы с великолепными в прошлом садами и парками. Это бывшие усадьбы Батово, Рождествено, Выра, Сиверка, Белогорка. Искусственно посаженные липы, дубы, лиственницы и пихты, сирень и акация сохранились до сих пор. Развитие Сиверской как дачной местности следует отнести к началу 1870 года. И, как счастливое исключение, первыми в этом были люди — истинные ценители и любители красоты природы, деревенского уединения, прекрасных видов тихо струящейся реки.
А теперь... Цитаты из романа:
"Запах цветов в Сиверской. Их выращивали на многих дачах. Снимая дачу, городские особо оговаривали наличие клумбы, и цветы благодарно благоухали. По вечерам, когда стихало малейшее дуновение ветра, воздух превращался в нектар. Его можно было пить – что мы и делали, сидя на открытой веранде, любуясь пронзительным закатом (ближе к концу лета – в полумраке, со свечой)".
"Дачники любили хризантемы – особенно после того, как Анастасия Вяльцева спела о них романс. Пела здесь же, в Сиверской, в усадьбе барона Фредерикса, а я стоял на другом берегу Оредежи и слушал ее голос. Этот голос свободно летел по воде, сопровождаемый огнями усадьбы, я же на своем берегу ловил каждую ноту. Приходил в отчаяние, когда налетевший ветер шумел листвой, дрожал от ночного холода и переполнявших меня новых чувств".
В Сиверской было место, которое называлось Жаркие страны. Пляж на Оредежи под красным глиняным обрывом. В этих местах всё было красным, и, кстати, красный конь Петрова-Водкина родом именно отсюда. Другой конь был бы здесь просто невозможен. Это был цвет жарких стран – у Робинзона, я думаю, всё было таким. Ну, может быть, еще голубым и зеленым, но эти цвета, если разобраться, были и в Сиверской. Загорая в Жарких странах, думал о необитаемом острове. Ощущал щекой горячий песок.
Снимали дачу в Сиверской. Приезжали по Варшавской железной дороге во втором классе, в клубах дыма и пара. Поезд шел около двух часов, останавливался четыре раза – в Александровской, в Гатчине, в Суйде и, конечно же, в нашей Сиверской. Это первые мои на свете названия, первые признаки обитаемого мира вне Петербурга. Я еще не подозревал о существовании Москвы, о Париже ничего не знал, а о Сиверской – знал. И станции по Варшавке объявлял с двух лет – так мне говорили родители.
А вот Сиверская, дорога от мельницы, начало века. Господи, ведь именно по этой дороге мы всякий раз поднимались! Там, на фотографии, заметен кто-то – уж не мы ли? В пятницу вечером ходили на станцию встречать отца после рабочей недели, а воскресным вечером провожали.
"Была в Сиверской длинная такая Церковная улица, шла от мельницы, мимо церкви Петра и Павла, до дальнего мостика через реку. Поднималась от Оредежи и спускалась к ней же, сделавшей крюк. По этой дороге маршировал наш отряд. Небольшой был отряд, но вполне боевой и отлично экипированный. Впереди – знамя с двуглавым орлом, за ним – горнист с барабанщиком, а уж следом сам отряд. Бо́льшая часть дороги была ровной, на ней хорошо получалось чеканить шаг. Знамя развевалось, горнист трубил, а барабанщик, соответственно, барабанил. Так вот: этим барабанщиком был я. Для сиверских маршей папа купил мне барабан – настоящий, обтянутый кожей. В отличие от игрушечного, он издавал протяжный, звенящий и в то же время глубокий звук. И так хорошо, так сладко мне тогда барабанилось: трам-тарарам, трам-тарарам, трам-тарарам-пам, трам-пам-пам. Заслышав нас, к заборам своих дач подходили отставные генералы. Они отдавали нам честь. На этот случай у генералов имелись выцветшие фуражки с кокардами, к которым они прикладывали руку. Всё, что ниже – стеганые халаты, вязаные жилеты и прочее невоенное имущество, – скрывалось за забором. Генералы долго смотрели нам вслед, потому что перед ними проходила их молодость. В их глазах стояли слёзы".
"Река выбрасывала мне навстречу изгиб за изгибом, и всё не кончалась, и всё выше поднимались над ней красные утесы. Я шел, и чувство обладания этой прекрасной землей переполняло меня. Непредсказуемость Оредежи, свежесть ее ветра, колыханье трав у воды – всё это принадлежало мне одному. Я обходил свои владения, которые (стук дятла по сосне) прекрасно знали, что никто ими больше не владеет, что власть моя весьма условна. На всю реку и на все леса я был один, и ничто им с моей стороны не могло угрожать. Я же устраивал им смотр и проходил мимо них, как проходит командующий на параде – неестественно вывернув голову, временами останавливаясь и приветствуя. Что-то откликалось мне – махало ветками, свистело, каркало, а что-то и не откликалось, оставалось даже не замеченным мной. Но каждое мое наблюдение имело первостепенное значение, потому что теперь я был единственным, кто обладал полнотой этого знания".
