Эта статья полковника Е.Э. Месснера была опубликована в №261 русской эмигрантской газеты "Сегодня" (к слову, одной из самых популярных газет Русского Зарубежья), что выпускалась в Риге. Статья была написана во время Судетского кризиса в сентябре 1938 года.
Об авторе.
Евгений Эдуардович Месснер родился в 1891 году, в 1912 году окончил экстерном Михайловское артиллерийское училище, в 1917 - Академию Генерального Штаба. Воевал в Гражданской войне в Вооруженных Силах Юга России, был последним начальником штаба Корниловской дивизии, дослужился до полковника. Эмигрировал. В эмиграции обосновался в Белграде, после Второй Мировой войны переехал в Буэнос-Айрес, где умер в 1975 году. С 1922 года до самой смерти вёл активную публицистическую и военно-научную деятельность, писал о геополитике, военной стратегии и военной психологии. Стал автором концепции "мятежевойны" - новой формы войны с активным использованием террора, партизанства, подрывных элементов на территории врага, методов психологической войны. В 2005 году сборник трудов Месснера "Хочешь мира, победи мятежевойну" был издан уже на Родине (кстати, рекомендую, книга крайне интересная и многое им написанное о мятежевойне и психологии "в точку" даже сейчас).
Политика – это реализм. Идеалы и принципы служат лишь гарниром к этому реализму. Такое утверждение можно считать печальным утверждением; можно его считать и аморальным, но полностью его опровергнуть трудно. Когда политика упрется в безысходность, начинается война. Стратегия продолжает политику.
Стратегия – это уже совершенно несомненная реальность. Коль скоро стратегия отходит от реальности, она открывает путь к самоубийству страны. Стратегические замыслы Людендорфа (не в вопросах ведения войны, а в постановке стратегических целей войны) переходили в фантастику, и поэтому Германия упустила возможность добиться мира на реальной базе: стратегическая фантастика привела к катастрофе.
Сейчас в Европе все вопросы, прежде всего, решаются с точки зрения реальной политики, с точки зрения реальной стратегии. Я не берусь разобраться в сложном вопросе, что надо считать более реальной политикой – сохранение ли целостности демократического государства или сохранение демократического права на самоопределение народов. Поэтому жуткую проблему войны и мира попытаюсь осветить только с точки зрения реальной стратегии.
Если Чехословакия не примет мирного предложения Чемберлена-Даладье, можно себе представить две возможности: судетские немцы возьмутся за оружие и Гитлер даст им обещанную помощь до некоторой степени замаскированно – война не будет объявлена, будет, следовательно, новая гражданская война на манер испанской.
Вторая комбинация – Германия вмешается вооруженным образом в чехословацкий спор и в центре Европы возгорится война.
Тяжелое географическое положение
В первом случае Чехословакия попала бы в трудное положение: из 3800 км ее границ 3700 км приходятся на германскую, польскую и венгерскую. Трудно рассчитывать, чтобы Карпаты стали вторыми Пиренеями, через которые идут в республиканскую Испанию богатые военные дары – строгая нейтральность Польши сделает польско-чехословацкую границу безнадежной в смысле оказания помощи правительственной стороне в гражданской войне. Границу венгерско-чехословацкую можно считать тоже суровою по отношению Праги. Таким образом, только Румыния может помочь Чехословакии своими средствами (что сомнительно) или пропуском военной помощи из СССР.
Надо отбросить мысль, что Дунай, как международный водный путь, может послужить друзьям Чехословакии для доставки помощи – эту реку закроют немецкие мониторы прежде, чем ее заморозит зима. Германия, соприкасающаяся с Чехословакией на протяжении многих сотен километров, имеет возможность самым широким образом снабжать людьми и материалами судетских повстанцев. Сопоставим число километров от Мюнхена и Дрездена до Карлсбада с числом километров от Киева и Одессы до Праги: сопоставим десятки рельсовых и шоссейных путей, ведущих из Германии к Судетским областям, с единственной колеей, тянущейся из СССР через Румынию в Чехословакию, и мы совершенно ясно себе представим, что объем советской помощи должен будет быть меньшим объема германской помощи. Что касается соотношения сил внутри страны, то наличие 1,5 миллиона венгров, русских и поляков уменьшает силы правительства до 9 миллионов чехов и словаков, которым придется бороться с 3,5 миллиона немцев, поддержанных многочисленными дружинами немцев из Германии.
Не берусь предсказать, что такая гражданская война завершилась бы победой повстанцев – в борьбе, где замешано множество дружественных, коварно-дружественных, враждебных явно и враждебных тайно, нейтральных и ложно нейтральных, возможны самые неожиданные результаты. Но можно предсказать, что, если бы в Чехословакии вспыхнула гражданская война, она затянулась бы, и, что особенно важно, она, через несколько дней, была бы перенесена с территории немецких уездов в чешские уезды: об этом постарались бы друзья Германии. В течение недель и недель, а может быть, и месяцев богатые чешские земли опустошил бы ураган междоусобицы. Пострадали бы, конечно, от правительственной и от советской авиации и судетские города, но бои на земле, в которых уничтожается сельскохозяйственная культура, промышленность, добывающая и обрабатывающая, жилища людей и красота, накопленная дедами, будут вестись в пределах, населенных чехами, – об этом позаботится немецкая стратегия, и чешская стратегия этому воспротивиться не может.
Если Прага проиграет борьбу, она потеряет все; если она ее выиграет, она потеряет почти все: сотни тысяч людей и миллиарды крон народного достояния.
Военная мощь Чехословакии
Если события повернутся иначе и конфликт разрешится не междоусобицей, а войной между Чехословакией и Германией, то создастся весьма трудная для Праги стратегическая обстановка. Допустим, что на защиту границ с одинаковой готовностью пойдут и чехи, и живущие в Чехословакии словаки, и венгры, и поляки, и карпато-руссы, мы получим массу в 11 миллионов человек, которой придется бороться с 75-миллионным германским народом. Ни Польша, ни Венгрия не дадут, вероятно, таких гарантий Праге, которые позволили бы последней снять все войска, расположенные на границах этих государств, – следовательно, некоторая оттяжка сил от театра войны будет. Минимально около 10% сил уйдет на охрану этих двух границ.
Правда, что далеко не вся 75-миллионная сила Германии может быть направлена против Чехословакии. Если от 40-миллионной мощи Франции Италия оттянет на свою границу только силы 20 миллионов, то немцем придется мощностью 20 миллионов охранять свою западную границу. Для пассивной обороны не требовалось бы и этого числа, но остановимся все же на числе в 20 миллионов, потому что надо предвидеть и маловероятный случай высадки английской экспедиционной армии. Что же касается всей мощи Великобритании, то развертывание ее требует столь большого времени, что за это время может быть ликвидирован чехословацкий театр войны.
Военная мощь Германии
Нельзя упускать из виду, что Германии придется оставить часть сил на польской и датской границах (декларировавшие свою нейтральность Швейцария и Бельгия в комбинацию не входят), – отметим их в той же пропорции, что и для Чехословакии, то есть в 10%. Сделаем теперь подсчет: 75 миллионов минус 10% на польской и датской границах составляют 67,5 миллиона; отнимаем отсюда 20 миллионов на французской границе – остается для действий против Чехословакии почти 48-миллионная мощь страны. Добавим сюда 3,5 миллиона судетских немцев и получим в результате человеческую массу в 51 миллион, которая может дать боевой материал для борьбы против Чехословакии. Чехословакия же имеет 14,5 миллиона жителей, за вычетом 3,5 миллиона немцев, останется 11 миллионов; отнимем 10% на северную и южную границы, получим резервуар в 10 миллионов, из которого Прага может черпать силы для борьбы. 51 против 11!
Если бы Румыния оказалась вынужденной выступить на стороне Чехословакии, то это привело бы к изменению соотношения мощностей – 51 против 26, если бы можно было допустить чудо: возможность подачи на чехословацкий театр войны боевых сил всей Румынии, пользуясь почти бездорожными Карпатами.
Надежды на союзников
Сознательно я не беру в расчет сил третьего члена Малой Антанты – Югославии, – потому что не допускаю возможности ее активного выступления на стороне чехов. Правительственных намерений я, конечно, не знаю, но о настроениях в народе могу сказать следующее: существуют симпатии к чехам, как к славянам, существуют в демократических кругах симпатии к Чехословакии, как к демократической республике, существует известное замешательство при мысли, как быть, если русские вступятся за Прагу – следовало бы, мол, идти в ногу с русскими; но, с другой стороны, существует глубокое и в трех войнах этого столетия взращенное нежелание воевать иначе, как за совершенно несомненные личные интересы. К этому пацифизму «навоевавшихся» присоединяется и понимание практической трудности выступления на стороне Чехословакии: Албания, Италия, Германия, Венгрия, а может быть, и Болгария близки, а Чехословакия далека, ее же друзья еще дальше.
Итак, военный потенциал Чехии даже с ее соседом, Румынией (что, повторяю, сомнительно), нельзя оценить ни в каком случае выше, чем в 26 очков (правильнее будет значительно меньшее число), потенциал же сил Германии определяется 51 очком. Для определения потенциала я взял только численность населения, то есть емкость резервуара, откуда черпаются силы для фронта и для работы на фронте.
Для простоты считаю равными военные качества, мощность индустрии и т.д. Существует и другое мерило – экономическое. Но оно оказалось столь неточным перед Великой войной («война может длиться не дольше шести недель»), и в период борьбы СССР за существование («большевики – накануне экономического краха»), и в начале японо-китайской войны («финансовая петля удушит мгновенно Японию»), что как-то трудно прилагать эту мерку при прогнозе возможной войны. Франция с друзьями несравненно богаче Германии, но та же Франция во время войн, революции была «санкюлотной» по сравнению с враждебной коалицией, а между тем французские войска овладели всеми столицами на европейском материке. Остановившись на мериле малой точности – численности населения – и отказавшись от мерила совершенно неточного – экономических возможностей страны, получаю хотя и приблизительную, но все же до некоторой степени правдивую картину соотношения мощности врагов. Война едва ли будет молниеносной, но занятие германской армией многих жизненнейших центров Чехословакии может быть выполнено в сравнительно короткий срок – тогда всякая помощь извне будет не усилением потенциала Чехословакии, а частичным восстановлением теряемых долей потенциала, теряемых вследствие вторжения неприятеля в ценнейшие области. <...>
Всякий исход лучше, чем новая безумная война
Независимо от наших симпатий к той или иной из нащетинившихся стран, независимо от наших склонностей к пацифизму или милитаризму, независимо от интересов наших личных или наших земель, мы можем желать мирного разрешения конфликта. Никакая любовь к справедливости, никакая вера в демократию, никакая надежда, что коммунизм станет на защиту демократического порядка в Европе, – не должны закрывать от нас стратегической реальности. А реальность эта такова – и в гражданской войне, и в войне внешней Чехословакия может только потерять. Потеряет она много или потеряет все – это предсказать трудно. Но и неопределенного прогноза достаточно, чтоб искренно желать мирного разрешения спора. Всякое, даже малоразумное, но мирное решение будет лучше безумного решения воевать.