В 1920-х гг. Толкин написал ряд стихотворений, вдохновлённых средневековыми бестиариями – книгами о животных, в том числе первую версию «Фаститокалона», позднее вошедшую в переработанном виде в сборник «Приключения Тома Бомбадила». В статье, опубликованной в журнале «Палантир» №62 (2011 г.), Мария Семенихина разбирает, в том числе, ранний «Фаститокалон».
«Физиолог» – это сборник, ставший образцом для многочисленных бестиариев, о свойствах реальных и легендарных животных, камней и деревьев. Каждая статья (всего их 49) двухчастна: в первой содержится описание животного и его повадок, во второй — морализаторское символико-аллегорическое толкование в духе христианского вероучения. Возникновение «Физиолога» относят к II—III вв. и связывают его с греческой эллинистической (александрийской) традицией. Источниками «Физиолога» были античные мифы, библейские сказания, в том числе апокрифические. В Средние века «Физиолог» был очень популярен, как в Византии, так и на Западе (через посредство латинских переводов), причем считался «низовой», массовой литературой. <…>
Часто источником «физиологических» стихов Толкина называют кодекс X в. Exeter Book, в состав которого входят три древнеанглийских стихотворения, являющиеся переводами идущих подряд глав «Физиолога» (скорее всего, оригинал их был не греческий, а латинский) – «Пантера», «Кит» и «Куропатка». Познакомиться с данным текстом (вероятно, в издании «Эксетерского кодекса» Бенджамина Торпе 1842 года) Толкин мог еще в студенчестве. <…>
Только одно животное является общим для стихотворений Толкина и древнеанглийских поэм IX в. – а именно тот самый кит, он же фаститокалон, он же аспидохелона. Расположение частей в толкиновском стихотворении о ките отличается от их порядка в Exeter book, но совпадает с порядком в оригинальном тексте «Физиолога» и в переводе XIII в. <…>
<У Толкина, как и в стихотворении о слоне,> снижению и травестированию, переводу христианского символизма в бытовую (если не сказать – обывательскую) плоскость, подвергается история о ките. Правильнее было бы сказать, что это все же не совсем кит, а чудовище под названием аспидохелона (букв. – «змей-черепаха»); в тексте XIII в. она названа cethegrande (старофранц. «великий кит»), тогда как слово fastitocalon отсылает нас именно к Эксетерскому кодексу. Под понятие «кит» (cetos) в церковнославянском и греческом языках подпадает практически любое крупное морское животное; чаще всего под «китом» имеется в виду даже не известное млекопитающее, а фантастическое чудовище; в греческом «Физиологе» фигурирует еще один «кит» - пила, что-то вроде рыбы-парусника.
В исходном тексте «Физиолога» аспидохелона (это слово в греческом языке – женского рода) уподобляется коварной женщине, своими чарами губящей мужчин (однако в качестве примера праведников, избегших адских козней, упоминаются почему-то добродетельные женщины):
«Соломон в Притчах советует, наставляя и говоря: «Не внимай злой женщине. Ибо мед каплет из уст женщины-блудницы, которая на время умащает твою гортань, впоследствии, однако, горче желчи найдешь и острее меча обоюдоострого. Ноги неразумия низводят общающихся с нею по смерти в ад».
Есть в море чудовище, называемое аспидохелоной, имеющее два свойства. Первое его свойство таково: когда оно голодно, открывает свою пасть и из пасти его исходит благоухание. Обоняют это малые рыбы и вваливаются в его пасть, и чудовище проглатывает их. Большие же взрослые рыбы не приближаются к морскому чудовищу. Взрослой рыбе подобен Иов, Моисей, Иеремия, Исайя и весь лик пророков. Так избегла Юдифь Олоферна, Есфирь Артаксеркса, Сусанна старцев...»
Однако в древнеанглийской поэме (и в стихотворении XIII в.) какие бы то ни было упоминания о женщинах (грешных или праведных) в связи с китом отсутствуют. Отсутствуют они и у Толкина. Стихотворение начинается с констатации факта феноменальной жирности Фаститокалона.
Old Fastitocalon is fat: His grease the most stupendous vat, If He perchance were boiled, Or tank or reservoir would fill, Or make of margarine a hill, Or keep the wheels well oiled That squeak On all the carts beneath the sun, Or brew emulsion in a tun For those whose chests are weak!
[Старина Фаститокалон жирен: его жир – если бы его однажды случайно сварили – наполнил бы самый огромный чан, бак или цистерну, или вышла бы из него целая гора маргарина, или же можно было бы смазать скрипучие колеса у всех повозок под солнцем, или сделать бочку лекарства для всех, кто слаб грудью]
Слово fastitocalon созвучно слову fast (пост); таким образом, Толкин строит нечто вроде оксюморона: животное, которое носит «постное» имя, оказывается весьма и весьма «скоромным», в чем проявляется его лживая природа.
<…>
В «Физиологе» (а также в древнеанглийской поэме) одно из отличительных свойств кита-фаститокалона – то, что, когда он голоден, он открывает рот и испускает удивительный аромат, который привлекает рыб. В поисках источника запаха любопытные рыбы заплывают к нему в пасть, и он их глотает.
«Есть в море чудовище, называемое аспидохелоной, имеющее два свойства. Первое его свойство таково: когда оно голодно, открывает свою пасть и из пасти его исходит благоухание. Обоняют это малые рыбы и вваливаются в его пасть, и чудовище проглатывает их. Большие же взрослые рыбы не приближаются к морскому чудовищу» (Физиолог).
<Цитата из Эксетерского кодекса: > Сей гордый пенитель моря имеет еще одну и куда более удивительную черту. Когда голод одолевает его на глубине, и чудище алчет пищи, сей обитатель моря открывает рот и раздвигает губы; из его утробы исходит чудесный аромат, который приманивает другие виды рыб. Они быстро сплываются на сладкий запах, и забираются внутрь, легковерное племя, пока широкая китовая глотка не наполнится; затем в одно мгновение он захлопывает свои яростные челюсти вместе с кишащей добычей <…>
<перевод ΧΙΙΙ в:> Кит – величайшая из всех рыб. Он выглядит как остров, когда он плывет. Когда он голоден, он разевает пасть и оттуда исходит сладкий аромат, привлекающий множество рыб к нему в пасть. Когда кит закрывает челюсти, он засасывает всех этих рыб. Но он пожирает только мелких рыб, больших он поймать не может <…>
Возможно, не случайно статье о ките в «Физиологе» предшествует статья о пантере, которая тоже издает необыкновенный аромат, привлекающий животных, однако направлен он не на зло, а на добро (эта пантера совсем не хищная и является символом Христа). В греческом тексте (и тексте XIII в.), правда, говорится, что на эту уловку поддаются только юные и неопытные рыбы (символ людей, нестойких в вере), а взрослые и опытные (истинные праведники) избегают кита (символ дьявола).
У Толкина кит приманивает наивных обитателей моря не запахом, а скорее музыкой:
He wallows on a bed of slime In the Ocean’s deep and weedy clime; As merry organs roll, So snores He solemn sweet and loud, And thither tumble in a crowd The sardine, and the sole So flat, And all the little foolish fry Who pry about with goggle eye, The skipper and the sprat In glee Approach the portals of His jaws; What feast or frolic be the cause They enter in to see. Alas: they come not ever thence; The joke is all at their expense, As is the dinner too…
[Он нежится на постели из ила в поросшей водорослями глубине океана и храпит торжественно, сладкозвучно и громко, словно играет веселый орган. И к нему собираются толпой сардины, плоские камбалы, и всякая прочая глупая рыбья мелочь, которая шныряет около с выпученными глазами – кильки и шпроты – с ликованием приближается к порталу его челюстей. Они хотят узнать, что там за праздник или веселье. Увы, обратно они никогда не выходят: и веселье, и обед оказываются за их счет]
Эпизод о рыбах из текста о Фаститокалоне, вошедшего в «Приключения Тома Бомбадила», был устранен; эпизоды же о моряках в обоих текстах в целом схожи и совпадают с греческим и древнеанглийскими текстами:
He, floating on the inky sea, A sunny island seems to be, Although a trifle bare. Conniving gulls there strut and prink, Their job it is to tip the wink, If any one lands there with kettle To make a picnic tea, or get Relief from sickness or the wet, Or some, perhaps, to settle. Ah! foolish folk, who land on Him, And patent stoves proceed to trim, Or make incautious fires To dry your clothes or warm a limb, Who dance or prance about the glim – ’Tis just what He desires. He grins. And when He feels the heat He dives Down to the deeps: you lose your lives Cut off amid your sins (текст 1927 года)
[Он, плывя по чернильно-черному морю, кажется солнечным островом, хотя малость голым. На нем важно прохаживаются чайки, чистя перья. Их дело – подать знак, если кто-нибудь высадится здесь с чайником устроить пикник, или отдохнуть от качки и сырости, или, возможно, даже поселиться. Ах, глупцы, что на него высаживаются и начинают топить печки или разводить по неосторожности огонь, чтобы просушить одежду или погреть руки и ноги, а также скачут и пляшут по нему – этого-то он и хочет! Он ухмыляется, и, почувствовав жар, ныряет в глубину, и вы расстаетесь с жизнью, что обрывается посреди грехов ваших]
Look, there is Fastitocalon! An island good to land upon, Although ‘tis rather bare. Come, leave the sea! And let us run, Or dance, or lie down in the sun! See, gulls are sitting there! Beware! Gulls do not sink. There they may sit, or strut and prink: Their part is to tip the wink, If anyone should dare Upon that isle to settle, Or only for a while to get Relief from sickness or the wet, Or maybe boil a kettle. Ah! Foolish folk who land on HIM, And little fires proceed to trim And hope perhaps for tea! It maybe that his shell is thick, And floats now in the sea With guile; And when he hears their tapping feet, Or faintly feels the sudden heat, With smile HE dives, And promptly turning upside-down He tips them off, and deep they drown, And lose their silly lives To their surprise («Приключения Тома Бомбадила»).
[Смотрите, вот Фаститокалон! Неплохой остров для высадки, хотя и довольно голый. Идите сюда, покиньте море! И давайте бегать, плясать и загорать! Смотрите, там сидят чайки! Осторожно, чайки не тонут. Они могут там сидеть или прохаживаться и чистить перья. Их задача – подать знак, если кто-нибудь осмелится поселиться на этом острове, или всего лишь ненадолго отдохнуть от качки и сырости, или, возможно, вскипятить чайник. Ах, глупцы, что на НЕГО высаживаются или разводят костерки и надеются попить чайку! Возможно, панцирь у него и толстый, но плывет он по морю со злым умыслом. И когда он заслышит топот ног или едва почувствует внезапный жар, ОН с улыбкой ныряет и, проворно перевернувшись, сбрасывает их, и они тонут в глубине и губят свои глупые жизни, к собственному удивлению]
Ср.: «Другое свойство чудовища: оно огромно, как остров. Не зная, мореходы привязывают свои корабли к нему, как к острову, и якори, и колки корабельные втыкают. На поверхности же чудовища зажигают огонь, чтобы сварить себе что-то. И когда нагреется, погружается в глубину, и корабли погружает. И ты тоже, если свяжешь себя упованием на дьявола, погрузит он тебя вместе с собою в геенну огненную. Хорошо говорит Физиолог об аспидохелоне» (“Физиолог”).
<Exeter book:> Его внешний вид подобен грубому валуну, словно у берега качается большой ком морских водорослей, засыпанный песчаными дюнами, так что моряки думают, что они видят остров, и причаливают канатами свои корабли с высокой кормой к этому ложному острову, привязывают своих морских коней, и, дерзновенные сердцем, забираются на остров. Корабли стоят у берега, окруженные водой. Усталые моряки разбивают лагерь, не думая об опасности. На острове они разводят огонь, разжигают высокое пламя. Упавшие духом герои, жаждущие отдыха, пылают радостью. Но как только хитрый интриган понимает, что моряки устроились на нем надежно или даже желают на нем поселиться, сей гость океана ныряет без предупреждения в соленые волны вместе со своими жертвами, и отправляется на дно, и топит и корабли, и людей в бездне погибели <…>
<перевод ΧΙΙΙ в.:> Моряки, видя его, по ошибке принимают его за остров, и высаживаются на него. Чтобы согреться, они разжигают огонь. Кит, чувствуя жар, ныряет на дно моря и топит их всех]
В тексте стихотворения Толкина 1927 года между двумя описаниями свойств кита фигурирует своеобразный переход: полакомившись своей излишне любопытной аудиторией, кит дожидается шторма и всплывает на поверхность (чтобы сделать очередную гадость – на сей раз подшутить над доверчивыми моряками):
Yet are there times of storm and strife, When equinoctial gales are rife, And there is much ado down there. He finds the depths devoid of rest, Then up He comes and on His chest Floats in the upper air.
[Но когда приходит пора бури и шторма, когда в дни равноденствия обычная непогода, и там внизу неспокойно, он находит, что в глубине не отдохнуть, и всплывает, и на груди плывет по поверхности]
Ни греческий “Физиолог”, ни древнеанглийский текст такого перехода не имеют, однако в тексте XIII в. он есть:
<…> Кит обитает на глубине, и лежит там на дне, пока не приходит пора, когда буря всколеблет все море, и тогда он поднимается на поверхность <…>.
В тексте 1927 года «религиозная» стилистика более заметна (герои, например, не просто гибнут, но гибнут «во грехах своих»: you lose your lives Cut off amid your sins). Однако поучительная история о любопытных рыбах и неосторожных моряках, которые гибнут, доверившись злокозненному киту, у Толкина превращается в филиппику против неприятных соседей, одни из которых имеют обыкновение совать свой нос в чужие дела, а другие посреди ночи или с утра пораньше пляшут под джаз <…>.
«This mighty monster teaches us That trespassing is dangerous, And perils lurk in wait For curious folk who peep in doors Of other folk, or dance on floors Too early or too late with jazz…»
Таким образом, история про кита становится иллюстрацией к пословице «Мой дом – моя крепость»: и рыбы, и моряки страдают из-за того, что посягают на чужое privacy (лезут кому не надо в рот или разводят костры у кого не надо на спине… впрочем, фаститокалон на таких и охотится). Похоже, автор даже слегка жалеет, что он не фаститокалон и не может таким же образом поступить с докучливыми соседями. Кроме того, здесь содержится скрытый выпад против современной Толкину массовой культуры: тот самый джаз, под который пляшут уподобленные рыбам несознательные соседи, приравнивается к звукам, которые издает фаститокалон, чтобы одурачить свою потенциальную добычу <...> – то есть к козням дьявола. Конечно, это уподобление шуточное, однако известно, насколько щепетилен и консервативен был Толкин в своих музыкальных пристрастиях.
Можно сказать, что данные стихотворения – это пародия скорее в средневековом, чем в современном понимании. При этом понять всю ее соль способен только подготовленный читатель, знакомый с прецедентным текстом.
В стихотворении о ките <…> нет никаких (по крайней мере, известных мне) намеков на средневековую или ренессансную метрику. <...> Таким образом, обманщик-фаститокалон и здесь проявляет свою насквозь фальшивую природу: стихотворение о нем не написано средневековым метром (что с него взять, на то он и фаститокалон).
В стихотворении <…> о фаститокалоне также содержится скрытая отсылка к Эксетерскому кодексу: та самая middle-earth, на которой автор советует разумным людям проводить свое время вместо того, чтобы мотаться по морям и искать приключений на свою голову – это не только Средиземье как отдельный мир, но и просто перевод на современный английский слова middan-geard (земля, свет, мир); это самое слово появляется в первой строчке первого стихотворения из древнеанглийского «Физиолога» (о пантере): Monge sindon geond middangeard /unrímu cynn… (велико и неисчислимо множество народов в мире…).
Из статьи М.В. Семенихиной «Лингвистический юмор Толкина (на материале стихотворений цикла Adventures in Unnatural History and Medieval Metres, being the Freaks of Fisiologus)».
Публикация статьи на Дзене одобрена автором. Оригинальный материал - здесь.