Найти тему
Илья Носов

Симеон Новый Богослов, переведено с "ФИЛОКАЛИЯ", изд. "Григорий Палама", Фесс., перевод И.М.Носов, 1997-2022

ОБНОВЛЕНИЕ: Симеон Новый Богослов (XI в.), «Благодарение II»

1. Благодарю Тебя, Владыка, Господи Неба и земли, прежде сложения мира из не сущего стать в бытии мне предопределившего! Благодарю Тебя, что прежде достижения дня и часа, в который Ты повелел привести меня — сам единый бессмертный, единый всесильный, единый благой и человеколюбивый, с высоты святой Твоей сойдя, воплотившись и родившись от святой Девы Марии, сердца Отца не оставив — меня Ты прообразовал и предоживотворил, и от праотеческой бестолковости освободил, и восхождение на Небеса предуготовил! Затем приведенного и помалу растущего меня, святым омовением Твоего обновления сам обновил и Святым Духом украсил, и вестника света хранителем моим поставил, и от превратных дел, и от врага сетей неуязвленным до совершенного возраста меня сохранил;

2. и не насилием, но самоопределяющимся расположением спастись нам посудил, и позволил и мне почтиться самовластием, и самоопределяясь, любовь к Тебе из хранения заповедей Твоих показывать — я же, невежда и презритель, будто конь, отцепленный от узды, так достоинство самовластия разумея, себя с крутизны владычества Твоего, отлягнувшись, сорвал.

Но и здесь от меня лежащего и в бесчувствии валяющегося, и еще более сокрушающегося Ты не отвратился, не оставил лежать и грязью скверниться, но ради милостивого Твоего сердца и оттуда меня препроводил, возвел и светлее почтил, и от царей и князей, хотящих воспользоваться мной для служения хотениям своим, как сосуд уцененный, неизреченными судами Твоими искупил. Дары золота и серебра, пусть сребролюбца сущего, принять меня Ты не оставил; известность и славу быта, предлагаемые мне на торг за святость Твою — как мерзость разуметь их мне даровал; но вот все исповедую Тебе, Господи Боже Неба и земли — далее ни во что это поставив, в яму и тину омута постыдных понятий и деяний себя, я, жалкий, низверг, и сойдя туда, к скрытым во тьме попал, от которых себя ни я один, ни весь мир, воедино собравшись, вывести и из рук их изъять не мог.

3. Однако, там мной держимым и плачевно и жалко влачимым, и задыхающимся, и ими осмеиваемым, Ты, милосердный и человеколюбивый Владыка, не пренебрег — не попомнил зло, не отвратился от моего невежественного расположения, не на большее оставил грабителям, хотевшим тиранить меня: пусть в бесчувствии уводясь ими, я и радовался — Ты, видя меня безобразно водимого и влачимого, выносить это, Владыка, не стал, но помилосердствовал, но сжалился — и не вестника, не человека мне, жалкому, послал, но сам, благостью сердца Твоего движась, к тому глубочайшему рву преклонясь, где-то внизу в глубине сидящему, с грязью смешанному пречистую руку Твою подал.

И тогда я не видел Тебя — да где было и как — прозреть отнюдь не могущему, покрытому грязью и задыхающемуся; а Ты мою голову за волосы схватил, и силой меня оттуда влеча, вытащил. Я в это время усилие и общее движение вверх чувствовал, и что восхожу — однако, отнюдь не ведал, кем возвожусь и кто был держащий и возводящий меня; а Ты, меня возведя и на землю поставив, рабу Твоему и ученику передал — всего меня по-сути скверного и грязью очи, уши и уста залепившего, и Тебя не видящего — кто это, но только одно знавшего, что когда-то кто-то благой и человеколюбивый — каким Ты пребываешь, меня из глубочайшего того рва и грязи вывел, сказав мне: «Держись и за этим человеком, прилепившись, следуй. Этот, выведя, тебя отмоет». И твердую веру в это мне даровав, Ты удалился; где же, явившись, Ты был, я не знаю.

4. И вот за показанным мне Тобой, Всесвятой Владыка, по повелению Твоему без оглядки я следовал, и к родникам и источникам с большим усилием меня он приводил — по-сути слепого и за ним данной мне от Тебя рукой веры влекущегося и в ведении нуждающегося. И видя, он стопы хорошо возносил и через все камни и ямы, и соблазны переносясь, проходил, а мне в них сталкиваться и впадать приходилось, и многие труды, и многие злобы и скорби я потерпел. Каждый час в каждом источнике и роднике себя он умывал и мыл, а я, не видя, чаще проходил мимо них; и если бы своей рукой меня он не удерживал и к источнику не ставил, и не направлял руки ума моего — ни где, ни когда бывший родник воды обрести я не мог; и много раз, когда он показывал и умываться меня допускал, с чистой водой из источника где-то я грязь прихватывал и в ладонях вместе муть поднимал и лицо свое марал; и много раз ощупью родник воды обрести ища, сталкивая землю и грязь — мутил воду, и не видя совсем, грязью марая лицо, чистой водой мнил умываться.

5. Как далее из-за этого о понукании и насилии поведую я; и не только — но о многократно заклинающих, внушающих и постоянно мне говорящих: «Что суетой болеешь, беcсмыслицу творя, и этому ругателю и льстецу следуешь, прозреть всуе и тщетно надеясь? Ныне это невозможно! Чему, ноги сбивая и окровавливая, ты следуешь? Что скорее к милостивым не пойдешь, утешающим, чтобы упокоиваться, препитываться и служить тебе хорошо? Никогда тебе от проказы душевной избавленным стать и ныне прозреть невозможно. Откуда этот ругатель явился, современный чудотворец, обещая тебе для всех людей нынешней породы по-сути невозможное? Горе тебе, что и даваемое тебе от добролюбивых, братолюбивых и сострадательных людей служение погубишь, и злобы и скорби — раз ставишь на суетные надежды — потерпишь, и от того, что этим обманщиком и льстецом обещано тебе, воистину отпадешь. Что он может вообще? Без нас ты не рассчитываешь ли на себя, не мудруешь? Неужели все мы не видим или слепыми — как прельстившись сам, тебе он говорит — пребываем? Воистину видим мы все, и нет иного, большего этого — не лгу я! — прозрения».

Но когда со мной все это было, Ты, милостивый и милосердный, от по-сути обманщиков и льстецов, развращением мутным ближнего напаивающих, ради данных мне от Тебя надежды и веры меня избавил, и через них в реченном и в множайшем меня укрепив, сохранил.

6. И когда все это я терпел и не уклонялся, и постоянно как-то в смущении и наощупь умывался, и полагать, отмывался, как меня Твой посланник и ученик учил — однажды, когда я шел и к колодезю направлялся, вновь сам Ты, недавно из грязи вытащивший меня, на пути встретил и сначала пречистым сиянием Твоего лица облистал немощные мои очи — и который я мнил иметь свет, его Ты погубил, и узнать Тебя я не смог. И как смочь, когда сияние какого лица увидеть и распознать или уразуметь я не мог — самого Тебя увидеть и внять, кто тогда это был.

И вот с этого времени, когда чаще у самого источника я вставал, Ты, негордый, себя снизойти не считал недостойным, но приходя и сначала мою голову держа, ее погружал в воды и чище делал мне зрение света лица Твоего — и сразу воспарял, уразуметь мне не позволяя, кто был Ты, это творящий, и откуда пришел, и вернулся куда — это мне Ты еще не давал; и так на время приходя и уходя, постепенно Ты более и более появлялся и водами окатывал, и чистейшее зрение, и больший свет мне даровал.

7. Делая так и во благо промедляя, увидеть грозную и таинственную вещь Ты удостоил меня: когда Ты пришел, и казалось, водами меня окатывал и омывал, и много раз в них погружал — молнии, меня осияющие, вместе с лучами Твоего лица смешивающиеся в водах я увидел и изумился, видя световидными водами себя измываемого. Где, откуда и кто был доставляющий это я не знал, и только радовался — омываясь и в вере возрастая, окрыляясь надеждой и до Неба восходя.

И льстецов тех слова лжи и обмана, внушаемые мне, жестоко ненавидя и о лести той сожалея, в собеседования и разговоры с ними отнюдь не вступал, да и вредного смотрения на них избегал, а трудящегося со мной и помощника Твоего, говорю, святого ученика и посланника — как самого Тебя, меня создавшего, чтил, ценил и от души любил, днем и ночью к его стопам припадая, «если что-то можешь, помоги мне» — его умоляя и убеждаясь, что сколько он хочет — может у Тебя.

8. Так согласно Твоему благому дару нужное время пребыв, я снова грозную тайну увидел: взяв меня и возведя, на Небеса Ты привел — в теле, не знаю, или вне тела — один Ты знаешь, это и сотворивший; но час там с Тобой славы — какой не ведаю, и никакого величия деланного; и неизмеримой высотой устрашаясь, я весь затрепетал.

Затем меня одного Ты оставил на земле, на которой я стоял прежде — рыдающим и бедствия моего устрашающимся. Затем, немного позже, внизу — наверху в Небесах отверзшихся лицо Твое как солнце внеобразное показать мне Ты снизошел; однако, Кто тогда был, так мне узнать и не подал, и как — не заговорив со мной, но сразу скрылся.

И я блуждал, ища Тебя — которого не знал, и образ Твой увидеть и точно знать, кто это был, сильно желал и от многого понуждения и от огня любви Твоей постоянно плакал — не ведая самого Тебя, кто Ты — меня из не сущих к бытию приведший и из грязи изведший, и всем реченным для меня ставший.

9. Так много раз снова Ты показывался и много раз снова, не поговорив, скрывался, совершенно не видясь мной; снова много раз молнии и сияние Твоего лица, окружившие меня, как прежде в водах видя, удержать их я совершенно не имел сил и припоминал, как тогда наверху видел Тебя; и в неразумии иному быть предполагая, увидеть Тебя снова со слезами искал — и в великой печали, скорби и тесноте так себя выжимал и себя забывал, и всего мира и того, что в мире — ни тени, ни вообще чего-либо, или что вообще есть что-то видимое, совершенно не разумел.

И сам Ты, для всех незримый, неосязаемый, неприступный явил и показывал мне мой ум, зрительную способность души очищая и распространяя, и шире позволяя видеть славу Твою — так Ты сам более растешь, и сияя, шире распространяешься; и самого Тебя, грядущего и приближающегося, я узнавал по отступлению тьмы — как много раз мы переживаем в чувстве — когда луна является, и бегут облака, луне зрится и мнится бежать быстрее, естеством отнюдь не прилежа бегу и от начала не переменив шествия: так, Владыка, мнился Ты приходить — недвижимый, и расширяться — непеременяющийся, и принимать образ — внеобразный.

10. и как у слепого, помалу прозревающего и облик человека уразумевающего, и кто он есть постепенно рассматривающего, не облик относительно зрения переделывается или превращается, но зрительная способность его глаз, очищаясь — облик, какой он есть, видит лучше, и все подобие его зрительной способностью запечатлевается и благодаря ей проникает и отпечатывается, и как на холсте начертывается мыслящей и запоминающей частью души — так Ты сам, светом Святого Духа въяве мой ум совершенно очистив, был узрен. И когда он стал видеть яснее и чище, Ты сам, казалось, откуда-то стал ко мне выходить и светлее являться, и облик образа внеобразного позволил мне видеть, и тогда вне мира быть мне сотворил — полагаю сказать и вне тела — точно знать это Ты не дал.

Итак, Ты превоссиял, и мнилось, всецело хорошо видящему мне явился, и прежде беспечного меня, и говорящего — «о, Владыка, кто тогда был?» — гласа удостоил и благосклонно провещал мне, изумляющемуся и ужасающемуся, и трепещущему, и в себе как-то думающему и говорящему: «Неужели когда-нибудь сама слава и величие самой Светлости имеет желание? Откуда и как я удостоен такого блага?» И говорит Он: «Я — Бог, ради тебя ставший человеком. И раз ты от всей души Меня взыскал, вот — отныне пребываешь братом Моим и сонаследником Моим, и другом Моим».

При этом я был в замешательстве и душу изливал, и крепость расточалась — и «да кто — я», отвечая, «и что, жалкий и окаянный, сотворил, Владыка, что меня Ты поставишь достойным таких благ и такой славы сопричастником и сонаследником сделаешь?»

И когда уразумел я, Владыка, эту превыше ума славу и радость — снова как Друг к другу во мне обращаясь, через говорящего Твоего Духа мне Ты сказал: «Это только ради изволения, расположения и веры Я даровал тебе и еще дарую. Что имеешь ты или когда-нибудь имел твое — нагим Мной приведенный, чтобы то взяв, за то — это Я захотел дать тебе? Не отрешившись от плоти, не увидишь совершенство и не укрепишься всего его вкусить хорошо».

Я сказал: «Что же этого больше или светлее? Мне пока довольно так бытия после смерти». — «Будто слишком ты малодушен», сказал Ты, «таким довольствуясь. Читая в хартии неба, это по сравнению с грядущим как в руках держащееся. Как это — от истинного неба отстает, так грядущая слава несравненно множайшей, чем ныне зримая тобой, будет открыта».

11. Это сказав, Ты умолк и помалу, приятный и добрый Владыка, от моих очей скрылся — я от Тебя удалился, или Ты от меня отошел — не знаю — пока сам я снова не стал весь в себе — и как-то помыслив о «прихождении», вошел я в старое «вселение». И помня красоту славы Твоей и слова Твои, идя, сидя, при еде, питье, молитве, я плакал и исповедывал в радости неизреченной Тебя — узнав, Творца всего! И как мне не радоваться?

Но снова печалясь и сильно желая Тебя снова увидеть — когда подошел я к пречистому образу Тебя Родившей для целования и перед Ней пал, прежде чем встать мне, Ты сам внутри несчастного моего сердца, сделав его как свет, мной был увиден — и познал я: точно в себе Тебя я имею. И отныне помня Тебя и то, что около Тебя, от такой памяти Тебя я возлюбил и иметь в себе Тебя, в ипостаси явленную любовь, воистину поверил — ведь сущая любовь — Ты, Бог.

12. Так надежда, в вере насажденная, в ней раскаянием и слезами напоенная, потом Твоим светом освещенная, укоренилась и возрасла хорошо. Потом Ты сам, добрый художник и создатель, через меч искушений придя — говорю, именно, унижение, на многую высоту возведенных излишек неполезных помыслов поколебав, к единой надежде как к о едином корне древу святую любовь Твою Ты привил — и каждый день видя ее возрастающей и всегда ко мне обращенной — более через нее Тебя, меня учащего и просвещающего — как выше любой надежды и веры став — так радуясь, я располагаюсь; как Павел вопиет, сказуя: «Кто видит — зачем ему надеяться?» И вот — если я Тебя имею, зачем к этому надеяться?

13. «Послушай нечто», снова сказал Ты, Владыка: «Как солнце видишь в водах, тогда его отнюдь не внизу качающееся — так в тебе бывающее Мной понимай и себя оберегай, и всегда понуждай внутри себя чисто и ясно как солнце в чистых водах Меня видеть. Если, как Я сказал тебе, видеть — значит стать достойным этого после смерти; если нет — весь круг дел и трудов, и этих твоих слов ничем не пригодится тебе, но скорее и сильнее они осудят и тебе большую скорбь принесут: как слышишь — «с сильных сильно будет спрошено». И бедному от рождения бедность не бывает причиной стыда, и печаль от нее его не печалит — но разбогатевшего, прославленного и вознесенного, и на земле царем вселенного, а потом от всего этого отпавшего и во всесовершенную нищету сведенного. Однако, не как в земных вещах и видимых, так и в духовных и незримых. По некой причине от дружбы и работы на земного царя отпавшим, пока они живы — им господами быть и вкушать, и жить можно, а кто от любви и дружбы отпадет Моей, тот не может жить вовсе — жизнь Я сам есть. Этот сразу всего лишается и Моим, и своим врагам пленником предается, и его забрав, за прежние его благоразумие и любовь, которую ко Мне стяжал, они неистовее на него нападают — мстя, насмехаясь и издеваясь».

14. Да, подлинно, Всесвятой Царь, так и я верю быть Тебе, Богу моему, и припадая, Тебя молю: храни меня, бестолкового и недостойного, над которым Ты сжалился; и древо Твоей любви, которую к корню моей надежды привил, силой Твоей утверди, и ни ветрами поколебленным, ни бурей сокрушенным, ни врагом каким выкорчеванным, ни зноем нерадения попаленным, ни ленью и мечтанием иссушенным, ни совершенно славолюбием изничтожить не дай. Знаешь Ты, это и даровавший, и во мне сотворивший — всем человеком я беспомощен, потому что трудящегося со мной помощника и посланника Твоего — как сам Ты решил, в теле от меня удалил. Ты знаешь немощь мою, постигаешь бедствие и во всем бессилие мое, и из-за этого отныне более о мне помилосердствуй — многомилосердный Господи! От сердца припадаю к Тебе, такое благо мне Сотворившему, да не оставишь меня в воле моей, но в Твоей любви душу мою устрой и в ней любовь Твою укоренить крепко сотвори, чтобы по пречистому и святому, и неложному Твоему обетованию, Ты был во мне, а я — в Тебе, и ей покрываясь, я покрывал и хранил ее в себе. Ты видел меня, Владыка, в ней, и я удостаивался через нее видеть Тебя — ныне в отражении угадывая, как Ты сказал, затем во всей любви всего Тебя — любовью сущего и так возглашать удостоившего: Тебе подобает все благодарение, держава, честь и поклонение — Отцу и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно, и в бесконечные веки веков! Аминь.