14 июня на сцене театра драмы Кузбасса в рамках фестиваля-тура "Новосибирский транзит" "Первый театр" представил кемеровчанам спектакль "Марьино поле". Поставил спектакль Павел Южаков, главный режиссер "Первого театра", по одноименной пьесе Олега Богаева.
В релизе фестиваля было заявлено - спектакль о вдовах солдат Отечественной войны. Думаю, большинство зрителей, как и мы с подругой, заготовили платочки, планируя плакать и сопереживать героиням, прошедшим ужасы войны.
На сцене в главных ролях женщины. Марию играет Елизавета Маслобоева, Серафиму - Дарья Тропезникова, Прасковью - Юлия Шабайкина. Корову сыграла Дарья Колыванова.
Действительность, плохо подходящую под категорию "нормальная", на сцене создали актеры "Первого театра": Сергей Троицкий, Захар Дворжецкий, Даниил Душкин, Максим Кудрявцев, Семен Грицаенко, Елизавета Кузнецова, Мария Гладких и Сергей Хорольский.
Жанр спектакля в программе обозначен как мистическая комедия, хотя финал я бы назвала драматичным (платочки все-таки понадобились).
Свои представления о мире воплощают на сцене три столетних бабки. Долгая и дефицитарная жизнь вдов в заброшенной деревне привела одну из них к тому, что ждать своей смерти уже нет никаких сил и она собралась умирать самостоятельно. Что-то у нее заболело, она легла в немоготе, а соседки и по совместительству лучшие подружки пришли проводить ее в последний путь. Товарки настолько дружны, что одна из самых зажиточных бабок - Серафима даже подарила умирающей гроб, правда без крышки. Но как-то так получилось, что смертельно больная Мария умирать передумала, а вместо этого решила идти встречать своего убитого на войне мужа.
И вот три столетних подружки в немощи и деменции, взяв с собой корову в качестве тягловой силы отправились искать железнодорожную станцию, на которую прибудет поезд с солдатами Великой Отечественной войны.
В ходе первого акта раскрываются характеры героинь. Центральное место в этом триумвирате занимает Мария, идейная вдохновительница путешествия. Она стала неким оракулом для своих товарок. Мария "прорицает" будущее и их счастливую встречу с погибшими мужьями. Она любит своего Ванечку романтично и беззаветно. Мария абсолютно уверена в необходимости этого путешествия. Елизавета Маслобоева создала образ тщедушной, иссохшей бабки, маниакально устремленной к цели с верой в счастливое будущее.
Прасковья - "нецелованная дурочка", всю жизнь хранила верность своему Гришеньке, с которым они так и не поженились. Образ, созданный Юлией Шабайкиной сначала поразил точностью старческих примет телесности (тремор руки), а потом девчачьим любопытством, непосредственностью и звонким голоском.
Серафима - скептически настроенная баба, у которой не было теплых отношений с убитым на войне мужем. Но она тоже отправляется в это путешествие. Несмотря на скептицизм, на донышке души Симочки тоже теплится вера в чудо спасения. Дарья Тропезникова выстроила образ своей героини на контрасте теплого любящего и холодного отстраненного поведения. Страстность и протестность ее натуры становится видна уже в первых сценах, когда Серафима голосом выдает обиду и недолюбленность.
Блестяще создала образ Коровы Дарья Колыванова. Она тяжело "враскорячку" ходила, постоянно жевала и смотрела на хозяйку и ее подруг сквозь полуопущенные веки. Корова, вероятно, понимала, что все происходящее - плод воображения старух. Однако именно корова в большей части перипетий оказывалась под угрозой смерти. В минуты опасности она прижималась к своей хозяйке всем телом. И бабушки каждый раз каким-то чудом ее спасали.
Абсурд происходящего заподозрили не только зрители, но и героини.
Периодически Серафима и Прасковья высказывали сомнения в смысле и цели вояжа. Но Мария, с помощью изощренной системы аргументов доказывала им подлинность происходящей реальности. Признаки здравого смысла подавала только Корова.
Тем не менее, абсурд не помешал зрителям погрузиться в переживание судеб героинь. Диалоги старух наполнены юмором, самоиронией, воспоминаниями и нерастраченной любовью к их погибшим героям.
Сюрреализм происходящего стал понятен, когда бабушки встретились с доктором Геббельсом, а затем Гитлером и Сталиным. К антракту я поняла, что режиссер психоаналитическим методом создал сюрреалистическую действительность, наполненную плодами бессознательных желаний, страхов и травм бабулек.
Стало очевидно, что воспринимать все действо следует не с позиции реального мира, а с точки зрения визуализации советских идеалов, идолов и идиоматических выражений.
Разыгранная на сцене фантасмагория до боли узнаваема зрителем, ведь вся послевоенная культура СССР - это многоэтапное осмысление и принятие травмы, нанесенной войной.
В финале я ждала разоблачения реальности. Но режиссер перечеркнул все мои гипотезы о сюрреализме и вывернул финал в эпичность. Это был удар под дых преимущественно женской аудитории зрителей. Конечно, абсурд происходящего на сцене от Гитлера со снарядом в голове до говорящих мухоморов вызывал смех, иронию, страх, да что угодно, только не примеривание на себя. В свете последних мировых событий финальное обобщение всего действа до типичности женской участи в России вызвал у большей части женской публики массовый слезокап. Мария, тщедушная бабка с больными ногами, моментально превращается в юркую молодую девчонку, которая выискивает глазами в окнах поезда своего мужа, возвращающегося с войны. И стало как-то неинтересно, какие достижения принесла в общество третья волна феминизма…