— Привет, козюлина! — говорит Жора.
К горлу подступает смех вперемешку с отвращением. Как он её только что назвал?
— Мне не нравится этот дядя, — насупившись, произносит Зоя, прячась за мои ноги.
У детей всегда очень тонко получается чувствовать людей, а ещё считывать настроение родителей. Мне тоже не нравится этот белозубый дядя в льняном костюме. А вот мы, похоже, ему нравимся, потому что он, громко хлопнув дверью своей навороченной тачки, ставит её на сигнализацию и идёт к нам.
— Я с вами прогуляюсь. Вы не против компании?
Высокая трава у дороги щекочет под коленками. Солнце припекает, жаря плечи. На мне лишь верх от купальника и джинсовые шорты. На Зое сарафан на лямках. Сжимаю её руку в своей. Комары и мошки решили, что мы их свежий ужин, и стаей крутятся над нами. А Жорик своим присутствием весьма раздражает. И меня, и мою дочь.
Но мы гостим у его родителей, и будет невежливо послать его в далекое пешее путешествие. Наверно, невежливо.
— М-м-м-м, — мычу что-то нечленораздельное. — Нет?
— Вот и отлично! Ты, говорят, замуж выходишь?
— Выхожу.
— За кого?
— Хочешь узнать, кто оказался более смелым, чем ты? — спрашиваю ехидно.
— Мать говорит, я ступил, что отказался от твоего предложения. Ты девка видная, с ребёнком, а мои всё внуков хотят, ноют. Ну я тут и подумал…
— Нет! — отвечаю резко. — Даже знать не хочу, о чём ты там подумал. У меня есть парень. Будущий муж. Эта тема закрыта.
— Фиктивный, Леночка. А я могу быть самым настоящим.
— Я уже никого не ищу. Извини, Жорик. Опоздал.
Прибавляю шагу, таща за собой Зою. Где там эти козы? И молюсь, чтобы прилипала Георгий от нас отстал. Вот откуда он взялся? Чего там надумала его маменька? Адекватной же казалась. Что случилось? Солнце напекло? А он тоже хорош. Делает всё, что говорит мама. Мужику скоро двадцать пять, а он всё ещё цепляется за её юбку?
— Стой. Может, я смогу тебя уговорить!
Жорик больно хватает меня за руку и дёргает на себя. От неожиданности я выпускаю Зою. Ищу её глазами. Она начинает жалобно хныкать. Тянусь к ней, уворачиваясь от вдруг ставшего ужасно настойчивым Потапова. Он распускает руки и пытается меня поцеловать. Луплю его по лицу, пытаясь остановить.
— Сдурел? — выдыхаю ошарашенно, не переставая от него отбиваться. — Я Галине пожалуюсь! Ты чего удумал?!
— Ты чего такая строптивая? Сама же на меня вешалась.
Сбиваю с загоревшей рожи Жорика очки и понимаю, что он не совсем вменяем. Глаза красные, зрачки расширены. Явно под чем-то! Обдолбанный!
— Мамочка!
Зоя вдруг перестает плакать и наступает вакуумная тишина. Моё сердце обрывается, и внутри всё холодеет от ужаса.
— Эй! — рявкает за спиной знакомый голос. — Убрал от неё руки.
— Можно я ему втащу? — раздаётся ещё один.