Пенсионерочки моего поколения хорошо помнят расцвет колхозной системы, когда строилось много нового жилья, и люди спешили в деревню, как рыба на нерест.
Места деревенские, благословенные служили не только местом отдохновения для горожан, в них сама по себе кипела жизнь, обычно по утрам деревню поднимало ото сна мычание коров и громкий рёв тракторов. Вот о тракторах-то, вернее о трактористах, я вам сегодня и расскажу.
Поскрёбышек
Довелось мне с одной деревенской Манькой отдыхать в санатории, там обычное дело – прилепишься к кому-то или к тебе кто прилепится, так и ходишь всю смену под ручку.
И хоть была мне эта Манька не особо по душе, какая-то резкая, порой даже нахальная, с кучей непристойных историй и анекдотов, над которыми первая всегда и смеялась, что меня очень напрягало, порой голова от неё кружилась, и я уже подумывала над тем, чтобы завести себе другую подружку. Но в какой-то раз, услышав от неё истории про её мужа Поскрёбыша, я поняла, что буду верна ей до конца смены.
Смешило меня уже то, что звала она своего мужа только по кличке, как собаку, причём так ласково, с придыханием: По-скрё-ё-ёбышек! Ужас.
Я как-то даже поинтересовалась таким странным именем. Она захохотала в голос: «Так их же у матери тринадцать было, он последний, потому и поскрёбыш, материала на него не хватило, они с мужем по амбарам помели, по сусекам поскребли, получился мужичок, маленький, лысенький, но до-о-брый! Вот я и уцепилась за него, а к тому же тракторист…»
Я помнила, что трактора в деревне той поры были почти что частной собственностью. Если просили тракториста что-то сделать, дрова там привезти или сено, то платили ему за работу, а не за использование техники или горючего.
Этого горючего везде целые бочки стояли – дешёвое было, да и не воровал никто, а зачем? Своей же техники ни у кого не было. По этой же причине у тракториста каждый вечер была какая-нибудь шабашка, а значит, и живые деньги, на которые жена посягать не смела, ей предназначалась чистая и надо сказать немаленькая зарплата, которую без всякой доверенности она сама же в конторе и получала. Мужья не возражали.
А неучтённые, полученные от шабашек деньги, куда? Ясное дело – на выпивку! Ею и заканчивался каждый рабочий день, а по этой причине и разные казусные, а порой и трагические истории. Но о трагических я не буду рассказывать, а о комических расскажу, тем более, что с Манькиным Поскрёбышем эти истории то и дело приключались.
Нужда подвела
- Вот как-то, - говорит Манька, балдея от счастья, будто это её Поскрёбыш, а не я сижу на осенней, начинающей остывать лавочке, - возили они с Гарашкой в Горке дрова бабке Дульсинее. На улице уж темнота, а их нет и нет, я поперву всё на подоконнике сидела, смотрела, не мелькнёт ли огонёк.
Нет! А думы-то всё не на хорошее, душа так на части и рвётся, аж трясусь от нервов. Не выдержала я этой тряски, кое-чего на себя накинула, собралась, ребятишек одела, побежала к Гарашкиной Ирке.
Та поплевалась сначала для форсу, мол, сгинет паразит, так туда ему проглоту и дорога, а потом зубами застучала, как я, начала собираться, а у неё же Гунька маленький в коляске.
Мчимся мы по дороге, мои еле за мной успевают, а у ейного так только голова из стороны в сторону мотается. У самих уж в глазах горячо, чуем, что впереди беда какая-то, может, уж и неживы оба.
Подбегаем к речушке, слышим голос, поёт, вроде, мы же не дуры, понимаем, что это у наших паразитов праздник. Чувствую, у Ирки терпение лопнуло, потому как подобрала она по дороге палку, большую, суковатую, такой враз башку прошибёшь. Я уж не за Гарашку, за неё испугалась, посадят ведь дуру, а ребёнчишко?
Подбежали, гляжу, а Гарашка лежит, напраздновался, значит, а мой Поскрёбыш сидит на земле и поёт во всю глотку, она у него с рождения лужёная, ещё бабка, покойница, говорила. Конечно, мой не Гарашка, его ведь одной бутылкой не сшибёшь.
Пока я глотку своему затыкала, Ирка кинулась к своему, подумала, что окочурился, заревела, заголосила, оборвала его сон. Мой тоже куплет не допел, вылупился на нас:
- Вы, бабы, чего это прибежали?
А мы и выговорить не можем, на всю жизнь эта ночь запомнилась. Кричу ему на ухо:
- Чего у вас с тракторами?
А он еле языком ворочает:
- Дорожное происшествие…
- Я тебе дам сейчас происшествие, говори толком…
- А я и говорю… Чего сразу драться? Переехали, значит, мы с Гарашкой реку, хорошо, легко переехали, а тут на родной стороне и приспичило мне едрёна корень сходить по малой нужде. Остановил я трактор, выбрался на воздух… а Гарашка же не знал, что мне приспичило, он едет и едет… На свет едет… Ну, вылез потом, шарится по туману, кричит: «Ты где?» - «Тут я, - отвечаю, – а ты где?» - «А иди посмотри!»
Подхожу. Мать честная! Он у меня сзади на рогах сидит, весь радиатор себе пропорол. Чем тут поможешь и кто виноват? Оба виноваты… И чего делать? А ничего, пить мировую! Достал я бутылку, которая на опохмелку была припасена, и стали мы разбирать сюжет…
- Я тебе дам сейчас «сюжет», паразит ты несчастный! Чего делать-то будете? Кого на помощь-то звать?
- А никого не надо, сейчас сами и поможем…
Разозлилась я, ухватила его за фуфайку, чуть рукав не оторвала, да и жалею, что не оторвала… Всю жизнь сломала об него, алкаша чёртова.
А он вырвался от меня и шасть в кабину, будто сроду не пивал, трактор взревел, еле мы успели ребятишек в стороны растолкать, присуседился к Гарашкиному трактору сзади, Гарашку в кабину закорячили, и потащил один другого в мастерскую. Вот нахалы. И что за любовь у нас у баб такая, что всю жизнь их выкрутасы терпеть заставляет…
Как Манька купила машину
Кто помнит начало семидесятых, тот знает, что купить стиральную машину в то время было всё равно, что сейчас Мерседес в лотерею выиграть.
Уж как только с этими машинами не изгалялись. Кому-то отец-ветеран без очереди купил, вся деревня на мужика дуется и с бабой не разговаривает. Кто-то умудрился к продавщице подъехать, блат, значит, заимел, глядишь, подкатила вечерком машина с заднего хода, погрузили и айда, только увозили-то чаще не свои, городские, всё больше начальство.
А тут Маньке подфартило. Занял её Поскрёбышек первое место в районном соревновании среди пахарей, и наградили его в городе при большом стечении народа грамотой и талоном на стиральную машину. Манька ходила, ног под собой не чуя. Бабам, которые особо шибко завидовали, рот тут же затыкала:
- Мой-то Поскрёбышек на скамейке штаны не протирает, он ведь с весны до осени из кабины не вылезает…
И все замолкали, потому как было это сущей правдой.
День, когда должны были привезти машину в сельповский магазин, Манька обвела на календаре углём, специально вынутым из печки. Поскрёбышку костюм нагладила, ботинки самые новомодные на платформе начистила. От этой платформы у Поскрёбышка прибавилось и роста, и солидности.
Манька заявила ему с утра:
- Сегодня на работу не пойдёшь, так там председателю и скажи, без тебя один день обойдутся. Мы за машиной поедем.
Поскрёбышек возражать не посмел да и знал, что не хватится его никто, все прицепную технику в мастерской готовят, а у него, как всегда, раньше всех всё было готово.
Подкинул он на дровни соломы, Манька старое пикейное покрывало не пожалела, подкинула сверху, взгромоздилась и поехали.
Речонка уже вовсю взбунтовалась, крутила пену, у трактора чуть ли гусеницы не скрывало, но перебрались благополучно. И машину взяли без особых проблем, хоть и косилась на них продавщица, но никуда не прыгнешь, район выделил.
Покрасовалась Манька ещё с полчаса, подразнила деревенских, да и поехали обратно. И надо же было такому греху случиться, что и за такое малое время вода в реке прибыла.
Переключил Поскрёбышек скорость и рванул, чтобы не заглохнуть среди реки, выскочил на берег и, не оглядываясь на Маньку, погнал к деревне.
Он-то погнал, а дровни, всплыли, как плот посреди речушки, да так там и остались, хорошо прицеп вместо якоря на месте удержал, а то бы плыть ей со своей машиной до самого Рыбинска.
Очнулась Манька, в машину вцепилась, встала, кричит, руками машет, да где там, мчит Поскрёбыш на всех парах, покупку обмывать торопится. Только у дома и хватился, погнал обратно.
Что потом у них в доме было, об этом лучше промолчу, хоть Манька и эти события расписала мне самыми яркими оборотами русской речи.
