Через несколько дней Вероника переехала к Серковым и начала подготовку к процедуре искусственного оплодотворения. Она тяжело переносила разлуку со своими детьми и ежедневно звонила домой.
Женщине пришлось соврать свекру, сказав, что работает сиделкой в другом городе при пожилой богатой даме. Перевод Владимира в платную клинику и деньги за проведение операции не позволили Ивану Михайловичу усомниться в правдивости слов невестки и отказаться остаться одному с внуками.
Несмотря на все условия, созданные для нее, будущая суррогатная мама крайне неуютно себя чувствовала в общении со своими хозяевами, Людмилой и Николаем.
— Здравствуй, Вероника, как дела? — поздоровалась вернувшаяся с работы хозяйка.
— Здравствуйте, Людмила. Пойдемте на кухню, я там печенье испекла, — позвала ее Вероника.
— Хм, а я думаю, чем это таким непривычным дома пахнет. — Женщины прошли в кухню. — Спасибо, конечно, Вероника, но вы здесь не домработница и не кухарка.
— Но мне же не тяжело. Представляю, как вы с Николаем устаете на работе, — сочувственно произнесла Вероника. — Давайте, я вам сока налью?
— Послушайте, присядьте, пожалуйста, — настояла хозяйка. — И не маячьте перед глазами, — недовольно добавила она. — Я сегодня в налоговой была. Каждый день не одна, так другая проверка. Перед ними постоянно надо улыбаться, реверансы выплясывать... Так что... М-да, что-то я расклеилась, раз перед вами нюни распускаю. — Людмила говорила устало и несвязно.
— Представляю, как вам нелегко, — зачем-то сказала Вероника. — Постоянно держать себя в руках, словно железная леди. Ничего, скоро все изменится.
— Да что изменится, Вероника? Еще больше хлопот появится, — возразила, однако, Людмила.
— Тем не менее дети — это приятные хлопоты. Разве не так?
— Приятные? — переспросила хозяйка. — Может быть... Хочется верить в это. Однако мне уже кажется это не так. Хотя семья должна быть полной, и ребенок должен быть обязательно... И врач мой уже который год талдычит, пора, мол рожать...
— Подождите, Людмила, а вы что, можете родить сами? — уточнила Вероника.
— Могу, но есть у меня небольшая проблемка по-женски, однако она несерьезная. Нужна операция, потом проколоть гормоны и — вуаля!
— Тогда почему вы не рожаете сами?
— Сама? А зачем? Ведь есть же море других способов. От гормонов я поползу вширь, после родов я располнею, а моему мужу подавай взаимоисключающие вещи. — Людмила развела руками. — И наследника, и фигуру ему сохрани, как у модели. Так что мы прибегли к вашим услугам, и этот вариант устроил нас обоих.
И, действительно, фигура Людмилы, несмотря на ее далеко уже неюношеский возраст, напоминала модельную.
— Извините, но я не понимаю вас. Неужели вам самим не хотелось родить, испытав истинное счастье?
— Родить? Вероника, ходить с огромным животом и бесконечно хотеть соленых огурцов с медом?... А потом, измучившись от боли, обтекать сладким молоком? Нет уж, такое счастье сомнительно.
В этот момент Веронике стало как-то жалко Людмилу — такую деловую, холеную, но одинокую. Таких женщин она видела только по телевизору, но только сейчас по-настоящему поняла, чего они лишены от такого образа жизни. «Не зря же говорят, что не в деньгах счастье, хотя... в нашей ситуации счастье было именно в них...», — размышляла будущая суррогатная мать.
***
Прошло некоторое время. Вероника после успешно проведенного искусственного оплодотворения забеременела.
Молодая женщина невыносимо тосковала по своей семье: детям и мужу. Из разговоров со свекром она знала, что Владимиру уже была сделана операция, но реабилитационный процесс обещал быть долгим.
Будущая мама, как-то гуляя во дворе, увлеченно общалась со старшим сынишкой по телефону и не заметила того, что к их беседе с интересом прислушивается Людмила — женщина подошла к Веронике сзади.
— Здравствуйте, — поздоровалась Тодорова, заметив хозяйку. — Я уже заканчиваю.
— Нет, нет, говорите, сколько нужно. Я подожду, — ответила Людмила.
— Алло, Иван Михайлович? Ну, как там Володя?... — спросила Вероника, когда трубку взял свекор. — Уже выписывают?... Сегодня? А я не смогу приехать. Поцелуйте за меня Димочку и Свету, хорошо?... До свидания.
Женщины синхронно присели на лавочку.
— Ну, как дела? Хорошо себя чувствуешь? — поинтересовалась Людмила. — По-моему, ты бледная. Значит купим печень и гранаты.
— Ой, знаете, я так печень не люблю, — поморщилась Вероника. — Но если нужно, буду есть... раз в неделю, обещаю.
— Это хорошо, что обещаешь. — Хозяйка посмотрела на небо. Из-за здания выходили свинцовые тучи. Женщина поежилась. — Пойдем-ка домой. Не хватало еще, чтобы ты простыла.
— Людмила, а можно мы еще немножко погуляем? — спросила Вероника.
— Что?
— Я говорю, можно мы еще погуляем? Просто вышли совсем недавно... Погода хорошая, я люблю такую — перед дождем.
— Послушай, Вероника... Я не поняла, кто это «мы»? — строго спросила Людмила.
— Я и малыш, — спокойно ответила Вероника.
— Послушайте, это не ваш малыш. Это наш с Николаем малыш, мой малыш, — вновь перешла на «вы» хозяйка. — Я напомню, Вероника, по условиям договора вы не должны проявлять никаких материнских чувств. Услышу еще раз — оштрафую, к чертовой бабушке. Это для вас самый действенный способ лишиться гонорара, правда?
— Люда, простите меня, я понимаю. Но я безумно соскучилась по дому. Пожалуйста, можно мне домой? Я хочу увидеть своих детей.
— У вас в договоре черным по белому прописано, что во время всей беременности вы находитесь у нас. Что стало вдруг непонятно, Вероника?
— Но ведь на каждой работе бывают выходные дни, — стала хитрить и изворачиваться женщина.
— Но не за каждую работу столько платят, согласитесь?
— Я понимаю, Люда, но у меня сегодня мужа из больницы выписывают. Он неходячий... Да вы знаете, как дети хотят меня увидеть?
— Послушайте, надорветесь со своим неходячим супругом, прихватите какую-нибудь инфекцию, грипп, ОРВИ. Зачем вам это?
— Но вы же хотели, чтобы я посещала филармонию, театр? Там тоже можно подхватить все что угодно...
— Вы не путайте. Здесь ребенок развивается.
— Я понимаю, но вас же, в конце концов, должно беспокоить мое эмоциональное состояние? А для матери нет ничего лучше объятия своих родных детей. Люда, я вас очень прошу, пожалуйста, отпустите меня домой.
— Что же за бунт на корабле?
— Люда, вы понимаете, что я сейчас волнуюсь? И сколько это будет продолжаться?
Наступила пауза.
— Хорошо, — сдалась, наконец, Людмила. — Хорошо, уговорили. Поедете в воскресение на целый день. А теперь пойдемте домой.
— Спасибо вам большое, — от счастья у Вероники на глазах выступили слезы.
Тодорова в минуты разговора с хозяйкой чувствовала отчаянную смелость. Она понимала, что спорит с заказчицей, и может лишиться и гонорара, и работы. Но материнство, делающее молодую женщину такой слабой, одновременно явилось источником силы.
Вероника самой себе боялась признаться, что ребенок Людмилы становится ей родным, хотя на самом деле был чужим.
***
В оговоренный день Вероника с бьющимся от волнения сердцем приехала домой после долгого отсутствия. К радости от долгожданной встречи с детьми добавилось счастье увидеть мужа.
Любопытные соседки, сидящие на лавочке скупо поздоровались в ответ на Вероникино приветствие и тихо стали обсуждать семью Тодоровых.
Владимир был уже дома. Хотя его операция прошла успешно, ходить мужчина все еще не мог.
— Мои родные! — мать обняла детей возле порога. — Как же я соскучилась по вам... Ну, как ваши дела? Что делали?
— Мы играли, веселились, с дедушкой гуляли, — весело ответила Светочка.
— Мама, ты навсегда приехала? — спросил старшенький Дима. — А то мы уже соскучились.
— И я соскучилась. — Женщина не знала, как ответить сынишке. Вместо этого она сильно обняла его еще раз.
К ним на инвалидном кресле подкатил Владимир.
— А папа всегда теперь в коляске будет сидеть? — снова задал вопрос Дима.
— Ну что ты, маленький мой, папа обязательно поправится, — глядя на мужа ответила сыну Вероника. — Это он после операции такой сейчас. Он скоро тоже ножками побежит. Знаете что, я вам такие мультики купила!...
Владимир даже не поздоровался, а укатил обратно в гостиную, где работал телевизор.
Отдав детям диск с мультфильмами, Вероника проследовала за мужем.
— Зачем ты детям врешь? Я калека на всю жизнь — пусть знают, — сказал Владимир, сделав телевизор потише.
— Володя, что ты такое говоришь? Перестань. Что ж ты ведешь себя как ребенок. И кто тебе обещал, что ты сразу после операции побежишь стометровку? Впереди у тебя долгий восстановительный процесс, на это надо время. А я верю, что у нас с тобой все получится. — Владимир молчал. — Володя, ты меня слышишь? Ну чего ты совсем раскис, а? Почему ты только о себе думаешь?
Вероника закашлялась из-за неожиданно навалившейся тошноты.
— Что с тобой? — заволновался супруг.
— Не могу ничего поделать. Просто токсикоз подкатывает постоянно. — Вероника присела рядом с мужем на корточки, потрогала его небритое лицо. — Осунулся так, бедненький, похудел за это время... Почему ты молчишь? Тебе плохо?
— Ника, тебе нужно уйти. Совсем уйти.
— Что ты такое говоришь?
— Да не могу я тебя видеть. Мне больно видеть тебя такой, понимаешь?! Я не могу осознавать, что ребенок, которого ты ждешь, не от меня, что ты беременна от другого мужчины! Я чувствую себя еще больше униженным! Уходи, Ника, я прошу тебя!
— Так вот оно что! Ты думаешь, тебе одному только тяжело? Ты думаешь, мне легко?... жить под постоянным присмотром заказчиков, вдали от тебя, Димы и Светы. Володя, чего ты раскис?! Сейчас всем тяжело.
Веронике резко стало плохо — затошнило, и она, извинившись, побежала в ванную комнату. Приступ случился очень даже вовремя, женщина не хотела продолжать разговор с Владимиром, который ее очень обидел. А мог хотя бы спасибо сказать за то, на что жена пошла ради него.
Но когда женщина немного успокоилась, то постыдилась своих мыслей. Разве она пошла на суррогатное материнство только ради того, чтобы услышать благодарность мужа?...