«Старый мельник» - пивная, распложенная в переулке между Остоженкой и Пречистенкой рядом с «Инязом». Славен «Мельник» уютным интерьером, хорошей кухней, огромными порциями, низкими ценами, свежим пивом и главное тем, что открыт он до 5 утра. Отличнейшее место, чтобы пойти, когда все уже закрыто. Да, цены. Как сейчас помню: пиво «Старый мельник» - 30 р. - за кружку. Айсбан - запеченная свиная нога немыслимых размеров с тушеной капустой – 220, или семга на углях с рисом и красной икрой - 250. Я считал эту пивную лучшей в Москве, да и не только я, потому как попасть в нее часов в 7 вечера не представлялось возможным. Сей храм пьянства и чревоугодия в тот час всегда переполнен. Но, о, читатель, речь идет о былых временах, не ищите «Старый Мельник» ныне в переулке между Остоженкой и Пречистенкой, нет его уж боле, закрыт он злобно. И цен таких уж нет нигде.
- Раз перешел ты, брат мой Конст, на ямб шорокостопный, скажи скорей, как величать тебя теперь мне?
- Имя мне Вергилий, а ты я полагаю, Овидием зовешься?
- Так нарекли меня в младенчестве еще. Пока идем мы в Мельник славный, а путь туда тернист и труден, скажи мне, друг, а любишь ли ты Гиннесс?
- Люблю ли Гиннесс я? Я точно помню день и час, когда его испил впервые. В ту пору был я молод и горяч, и жажда к женщине моя могла лишь к пиву с жаждою сравниться. С блудницей, с праведницей, с замужней дамой ли не мог насытиться никак я.
- Причем же Гиннес тут?
- Не перебивай меня, Овидий славный! О Гиннессе поведаю чуть позже, верь мне. От женщины в те годы удержать меня не мог ни Бахус, ни Гамбринус. Итак, провел я как-то ночь в объятиях столь пылкой дамы, что глаз мы не смыкали ни на миг, и невзирая на усталость мы оба утром радостны отправились на службу. Она к себе, а я к себе. Я счастлив был в тот день, не ожидал подвоха, ни от кого.
- Друг мой, Вергилий, я вижу - сатиром слыли Вы в те годы, и Эросу служили Вы исправно.
- Когда-то прежде да, теперь уж нет. Я ныне ужин сытный с другом предпочту объятиям прелестницы иной. Беседой умной и неторопливой привык я наслаждаться. Как нынче. Так вот о чем бишь я? Отправился на службу. И слышу я, о боги! Что Кесарь наш, в ту пору Горбачев, Сенатом предан! Лукавые приспешники его, пока он нежится на солнышке в Форосе, всю власть к рукам прибрали в Риме. И вольности конец! Теперь запрет на все наложат. Не слушать более нам Рок-н-ролла, не петь нам песен вольных, не странствовать по миру. Однако же на службе у меня, я слышал разговоры: «Ату его, Ату! Умри наш Кесарь! Ослабил ты империю, в грехах она погрязла, с врагами лютыми ты дружбу водишь. И вот теперь тебе конец!» Другие же, которых мало, отправились на Капитолийский холм. В защиту Кесаря.
- Я помню эти дни, Вергилий, друг мой. А расскажи мне лучше, как добивался женщин ты в те годы.
- Я знал секрет один. Когда наедине оказывался я вдруг с прекрасной дамой, я скидывал с себя одежды все, дабы узреть она могла, сколь пылок я. И сколь она желанна.
- Ведь Апулей так делал.
- Меня и научил он. Дружили мы.
- Занятный способ. Пожалуй, испытаю. А вот и наша цель. О «Старый мельник»!
- Попробуй, способ сей прекрасен. Не подводил меня ни разу он.
За упражнениями в поэзии мы не заметили, как быстро дошли до пивной. Над дверью при входе медленно крутилось мельничное колесо, как бы говоря: «Вас ждет уют и вкусный ужин.»
- Слушай, Конст, давай хотя бы в Мельнике прекратим выпендриваться. А то нас попрут отсюда.
- Да, брат Овидий. Психушку вдруг пришлют за нами. Уж будь благонадежен.
- Хватит.
Мы заходим внутрь. Посетителей совсем мало, время ужина прошло, а настоящая ночь, когда сюда начинает стекаться публика из закрывающихся ресторанов, еще не наступила. Пивная оформлена в немецко-чешском стиле, все из мореного дерева, столы, лавки. Мы находим уютный столик на двоих в углу, так чтобы не быть на виду.
- Вот смотри, Либедихъ, закажем сразу башню «Мельника.» Их фирменная штука. Это такая колба с пивом на 3 литра. 6 кружек. Нам для начала самое оно. Там краник, сам наливаешь.
- Отличая вещь. Согласен. Ты голоден?
- Да. Хочу. Слушай. Смори. У них сегодня есть фирменная колбаска от шеф-повара. Сколько раз пытался ее заказать, не получалось.
- Почему это?
- Они ее не каждый день делают. Чуть ли не в зависимости от настроения этого самого шефа. Я слышал, что она огромная. Итак?
К нам подошла пышная официантка в красивом немецком сарафане.
- Здравствуйте, девушка, - говорит Либедихъ. - Нам пожалуйста башню «Мельника» и две колбаски от шеф-повара. Их сегодня готовят?
- Да. Сегодня они исключительно вкусные.
- Одной порцией я наемся? – спросил я.
- Наедитесь. Точно. Только готовится она пол часа. Придется вам подождать. Если не торопитесь.
- Спешим ли мы, о друг Овидий?
- Хватит, – с раздражением говорит Либедихъ. - Мы подождем.
Очень быстро нам приносят «башню», мы наполняем бокалы (в Мельнике подавали не кружки, а пол-литровые стаканы, которые иногда называют бокалами).
- Так что дальше то? Я понимаю, 19 августа, путч, ГКЧП, а Гиннесс?
- Ну дальше, позвонил мне на работу Григорьянц, ведь ты знаком с ним. И задал совершенно идиотский вопрос: «Это правда?» Понятно, что он имел в виду, но разве я мог больше знать, чем он. Почему-то многие уверены, что, если ты работаешь на телевидении или на радио (я на радио тогда работал), ты знаешь больше, чем по тому же телевизору и рассказывают. И он мне: «Слушай, Конст, теперь коммуняки точно все запретят и пиво тоже. Ну иностранное уж точно. Пойдем, выпьем по Гиннессу, хоть в последний раз. Ты ведь не пробовал его никогда. Хоть попробуешь напоследок.
- Ну уж Гиннесс то не запретили бы, наверное. Хотя кто их знает. Доллары бы запретили, это уж точно.
- Да, доллары. Тогда Гиннесс только за доллары и наливали. Что я туда поперся то. У меня после командировки в Анголу остались доллары, и я всегда между рублями носил американскую десятку. Глупость конечно. Мне казалось, что я круто выгляжу, когда в нашей столовке достаю пачку рублей, а между ними валюта. Кстати, тогда ровно 10 долларов стоили 2 билета на самолет до Симферополя и обратно.
- На ну. Что ты? Брось ты. Десятка ерунда же.
- Вот смотри. Доллар стоил около 15 рублей у барыг. Тогда обменников еще не существовало, но продавались они со свистом. Я сам через Григорьянца продавал доллары в минуту трудную. Так, сказать. Итого, 150 рублей. А билет в один конец стоил 30, я точно помню, потому что именно за 3 дня до путча как раз в Симферополь покупал билеты. Так, что еще бы и осталось. Ну и считай. Так вот пошли мы…
- В Шемрок: На Новом Арбате. В 91 году это единственное заведение в Москве, где наливали Гиннесс.
- Точно, я не знал тогда того места, Григорьянц меня привел. Прямо над Ново-арбатским гастрономом. Да мы с тобой сами только что из тех краев пришли. Помню, что барменша там ирландка, по акценту. Странно, в Шемроке иностранцы работали, просто пиво наливали. Ну заказал я два Гиннесса, кинул ей десятку. Она приносит два бокала и подставки (я тогда даже и не знал, что к фирменному пиву картонные подставки подают.)
Тут нам принесли колбаски. Что за колбаски! Чудо из чудес! На двух длинных, даже не знаю, как назвать, то ли тарелках, то ли подносах, деревянных с выемками точно в размер этих самых колбасок. То есть каждая колбаса (жаренная явно на гриле) в своей выемке, и еще помидорчик с огурчиком и порция горчицы. Мы аж так и ахнули вдвоем. Не зря не зря, мы согласились ждать столь долго!
- Скажите же шеф-повару спасибо, о дама юная! Я даже, не испробовав колбасок сих, уж точно знаю, что они прелестны, - начал я. - Но мой друг остановил нарождающуюся тираду.
- Не обращайте на него внимания, - сказал Либедихъ девушке. - Он придуривается. А так он не буйный. Нам, пожалуйста, еще одну башню.
Официантка мило улыбнулась. Она, кажется, и не думала обижаться. Оба голодные я и Либедихь принялись за еду. Нам еще подали какие-то особые ножи и вилки. Вкусно, очень вкусно и сытно. По-немецки.
- Итак, - говорит Либедихъ, вам подали Гиннесс, на подставках.
- Да и сдачу, ты знаешь, 2 доллара и мелочь какую-то. Мне то и в голову не приходило спрашивать, что там сколько стоит, но никак не мог я помыслить, что 2 кружки пива равны 2 билетам на самолет. Но все равно, раз уж жизнь рушится, перестройка закончилось, все запретят, ГКЧП, чего уж там? Вот ты знаешь, я ту подставку ведь сохранил. Она стала началом моей огромной коллекции пивных подставок со всего света. Ты их видел. Висят они на кухне у меня. Но как же вкусен Гиннесс оказался! Не пил я прежде ничего, что так мне пО сердцу могло прийтись. А густота, а пена, а дивный вкус! О если бы Гамбринус сам решил меня вдруг осчастливить…
- Хватит, Конст. Хватит. Я знаю. Знаю, я тот вкус. Сам люблю я Гиннесс!
- Вот слышишь, друг мой, обычный слог не в силах передать всю прелесть влаги той чудесной.
- Испить его должны немедля мы же. Направиться ли в Шемрок нам?
- Уволь мой друг, я пьян, нет сил проделать путь столь трудный. Но Гиннесс есть и здесь. Та дама юная, что яства нам приносит, ужель откажет в просьбе двух страждущих и не нальет нам Гиннесс?
- Нальет, коль мы ее попросим.
---------------
В ту ночь мне привиделся такой сон. Как будто бы изобрели аппарат-генератор, создающий моментально пиво из воды. С характерным шипением, словно откупоривают бутылку, он наливает благословенную жидкость прямо мне в рот. Я пью ее, чувствую, как наполняет она меня влагой, бодростью, радостью, жизнелюбием. Наполняет меня всего, до самых краев. И услышал я из самого детства далекий, тихий и грустный голос моего дяди Гоши: «Свежайшее.»
Конец