Если остались ещё в нашем обществе могучие факторы, которые нас объединяют, то среди них на первое место выходит великая русская культура и литература. И, конечно же, в первых рядах русских писателей высится огромная фигура Льва Николаевича Толстого.
Существует множество литературных анкет, где, к примеру, задаётся и такой вопрос: «10 книг, которые вы взяли бы с собой на необитаемый остров?» Независимо от читательских пристрастий, первой среди таких книг часто называется Библия. Дальше отбор идёт по вкусу, но, опять же, независимо от читательских интересов, очень часто в эту главную десятку вносится книга Толстого «Война и мир».
Немногие люди в повседневной жизни постоянно читают Библию, так же как и немногие постоянно обращаются к книге «Война и мир», но когда речь заходит о главном, в дело вступают особые критерии отбора, которые сразу же отметают однодневное развлекательное чтиво. Перед лицом предполагаемого одиночества, там, где дни будут сливаться с вечностью, как небо с морем на горизонте, человеку нужны другие книги для провождения досуга. Книги, которые требуют медленного и вдумчивого чтения, которые можно читать и перечитывать, останавливаясь на каждой странице для раздумий над глубокой мыслью или образом, над характером или ситуацией. И тут становится важно не только то, о чём написано, но и как написано, ибо духовный мир человека – великий мир сердца – это мир его родного языка, многообразный и таинственный, сложный и прекрасный, удивительный и неповторимый.
Справедливости ради следует сказать, что и во времена Толстого многие считали его знаменитый роман трудным для чтения. Так, замечательный русский философ и публицист Константин Леонтьев в своем критическом этюде о Толстом рассматривал творца «Войны и мира» и «Анны Карениной» как завершителя «натурального романа» в России. В его творчестве «натурализм» не только достиг своей высшей точки движения, но и, наконец, достиг пресыщенности, чего-то утомительного для души, после чего хочется отдохнуть на произведениях, скажем, приключенческой литературы.
И всё-таки свой критический разбор Леонтьев завершает словами, которые мне хочется процитировать: «Я люблю, я обожаю даже «Войну и мир» за гигантское творчество, за смелую вставку в роман целых кусков философии и стратегии, вопреки господствовавшим тогда у нас правилам художественной сдержанности и аккуратности; за патриотический жар, который горит по временам на её страницах так пламенно; за потрясающие картины битв; за равносильную прелесть в изображениях как «искушений» света, так и радостей семейной жизни; за подавляющее ум читателя разнообразие характеров и общепсихическую их выдержку; за всёоживляющий образ Наташи, столь правдивый и столь привлекательный;
за удивительную поэзию всех этих снов, бредов, полуснов и предсмертных состояний. За то, наконец, что лучший и высший из героев поэмы, князь Андрей, – не профессор и не оратор, а изящный храбрый воин и идеалист». Как говорится, такая критика дорогого стоит.
Ещё несколько слов о «патриотическом жаре». Существует гениальный британский сюжет о гибели чуть ли не всего элитнейшего 93-го кавалерийского полка под Севастополем, среди защитников которого был и молодой офицер Толстой. Это сюжет о том, как полусумасшедший английский генерал приказал атаковать в конном строю русские позиции. Атака производилась на повышающейся местности, в гору, что запрещено всеми уставами всех армий мира, ибо теряется скорость атаки. Лев Толстой писал в «Севастопольских рассказах»: «Мы плакали, когда в них целились».
В этой атаке полегли сыновья чуть ли не всех дворянских семей Британии, дети принцев, графов и лордов. Тем не менее, в Британии внимание обращено не на идиотизм приказа, а на то, как полк бесстрашно его выполнил. Киплинг написал прекрасную балладу «Атака красной кавалерии». В центре Лондона существует фирменный «Бар красной кавалерии», где на стенах висят картины, на которых изображена эта атака.
В сражении под Аустерлицем русские кавалергарды, вопреки всем правилам военного дела, были также брошены против французского каре. В романе «Война и мир» атака кавалергардов показана глазами Николая Ростова, который оказался на их пути и чуть не погиб под копытами лошадей.
На верную смерть на огромных конях мчались огромные всадники в шитых золотом белых мундирах. «Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей, юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек».
Где баллады о белых кавалергардах, написанные великими русскими поэтами? Где в России есть хоть одно место, сохранившее память об этой трагической и прекрасной атаке? Не потому ли надменные британцы вкупе с французами и «разными прочими шведами» на каждом шагу высокомерно указывает нам сегодня, как нам жить, с кем дружить и кого защищать?
Сегодня многие из нас живут на «необитаемых островах», окружённые одиночеством. Чтобы сблизить эти острова, превратить их в «шестую часть Земли с названьем кратким Русь», нам нужны наши великие книги, наше великое прошлое. Именно на этом формируется самосознание нации, способной отстоять своё право на жизнь.