Предисловие и предыдущие главы можно посмотреть здесь 👇
Со временем проблемы труда становились все более и более актуальными. Необходимо было провести прополку и прореживание свёклы. Совет великодушно дал нам пол-десятины из них, а точнее весь участок.
Я никогда не предполагала, что васильки и маки, которыми я так восхищалась, могут быть такими адскими неприятностями. Поле свеклы было сине-красным.
Мне нравилось сидеть на корточках, ничего не делая и думая, что я индеец, но сидеть на корточках, вытаскивая бесконечные маки и васильки, было другим. Гнуться над ними часами было еще больнее. Анюта, бабушка, мальчики, нам всем пришлось пропалывать траву, даже Елена, которая все ворчала по поводу того, что ее руки покрылись волдырями и стали шершавыми. Мисси пришла нам на помощь и решительно начала прополку. Бабушка пыталась ее остановить, но тщетно. «Тебе так же тяжело», - ответила она.
Бабушка обнаружила, что единственный способ удержать ее дома - это снабдить ее узлами для ремонта или переделки одной одежды в другую. Моей единственной личной наградой было освобождение от уроков во время работы на ферме.
Свекла была прибрана, овощи требовали такого же внимания, и были ещё мои собственные кролики. Аукцион они благополучно пережили под моей кроватью. Теперь моя проблема заключалась в том, чтобы они создали семью, но младенцы загадочным образом продолжали умирать. Мое лицо становилось все длиннее и длиннее, когда я наблюдал, как в моем видении исчезают сотни и сотни крольчат. Потом папа-кролик заболел, и его пришлось разлучить. На этот раз новорожденные дети выжили. Это он их губил. После этого кролики размножились, заполнив все курятники. Крестьянские пацаны легко дали мне ведро картошки за пару месячных кроликов.
В июне из-за нехватки еды погибла первая жертва - собака Пират. Его последний подвиг, который и решил его судьбу, заключался в том, что он проглотил килограмм свежего взбитого масла. Иван-дурак избавился от него по приказу Марии Ивановны, а бабушке сказали, что он попал в аварию. Пудель умер ранней весной от старости. Теперь остались только Диана, сенбернар и Султан. Последний кормился зайцами.
Настало время косить сено. Как это было сделать? Но проблема решилась неожиданным образом. Поселку Курбатиха выделили луговые земли рядом с нашими. Когда деревня закончила косить свою часть, они срезали нашу. Обычно траву косили молодые люди. Они образовали длинный эшелон и в унисон, звякнув косами, двинулись вперед с симметричной точностью, запевая хором. Они косили нашу траву без вознаграждения или большой надежды на вознаграждение.
Нам оставалось только сохранить сено. Погода была прекрасная, и мы сразу приступили к работе. Два дня мы беспрерывно подбрасывали траву, наконец сгребли ее в копну и отвезли в сарай на гумне.
Анюта была самой заметной из нашей банды. У крестьян была привычка наряжаться для заготовки сена, поэтому она украсила себя голубой расклешенной льняной юбкой, кокетливо достававшей до щиколоток, чтобы встретить там льняные повязки, которыми она обмотала ноги, чтобы защитить их от жестких лаптей, которые она надела первой из нас. Блуза из розовато-лилового шелка и шляпа канотье из жесткой соломы завершали ее наряд.
Она шла во главе нас, держа Ксению за руку, с новыми деревянными граблями на плече, пела украинскую балладу. Ее было приятно слушать, потому что у нее был очень мягкий голос и прекрасный слух.
Наши туфли изнашивались, и, чтобы спасти их, я и мальчики пошли босиком. Сначала было очень больно ходить по скошенной траве, а при обращении с граблями и вилами на руках появлялись мозоли. Ворчать было бесполезно; так ожесточались ноги и руки. Солнце тоже перестало казаться таким дружелюбным. Его горячие лучи, казалось, иссушили все мои силы.
Помощь крестьян с сеном, очевидно, ускользнула от внимания Советов. Но как только было преодолено одно препятствие, возникло другое. Бабушка использовала все источники снабжения хлебом. Так как рожь почти созрела, часть ее можно было обмолотить и, таким образом, облегчить ситуацию, но Совет Островского, в руках которого мы находились, задерживал выделение нашей доли, хотя они сами начали рубить свою долю, реквизировав крестьян Курбатихи для предоставления необходимой рабочей силы в качестве части уплаты налогов.
Естественно, крестьяне были в ярости от того, что они называли возвращением к временам крепостного права. Их лошадей уже несколько раз привлекали для перевозки советского зерна. Нашу лошадь тоже забрали.
Бабушка решила заехать в Островское, поговорить с председателем Совета и попросить его поторопиться с выделением. Я ее сопровождала, потому что Натали Чегодаева в данный момент проживала с мамой в особняке в Островском. Она была дантистом, а у меня была полость в одном из зубов. В Островском не было явных изменений. Уличное имущество и домашний скот были конфискованы, но нигде не было особых свидетельств сельскохозяйственной деятельности, так как земля сдавалась в аренду крестьянам пополам. Княгиня с дочерью недавно приехала из Нижнего Новгорода, где княгиня большую часть времени жила с другой дочерью, врачом, которая была своего рода коммунисткой. Натали не была коммунисткой. Она рассказала нам, что гражданская война сейчас бушует во многих частях России, и что связь с остальной Европой практически прервана.
Мы привыкли жить за стеной тишины. Кроме того, противоядием послужили наши собственные трудности.
Совет Островского обещал выделить рожь, но ничего не сделал. Недавно они разместили советского охранника с семьей в избе доярки у ворот усадьбы. Теперь прибыло еще несколько охранников. Это было сделано для того, чтобы никто не украл рожь с полей. В других районах были ограбления; у стеблей срезали колосья, что, по мнению охранников, было возмутительным. Теперь, когда все принадлежало государству, которое представляло людей, можно было представить, что грабежи должны прекратиться. Охранники были вооружены винтовками и револьверами и им приказали расстреливать грабителей. Но голод - сильный двигатель.
Однажды вечером Елена спросила меня: «Что, если мы станем грабителями?»
Что она имела в виду, подумала я. Такое предложение, исходящее от Елены, которая была законопослушным человеком, было довольно удивительным. Ее приятное лицо с обычно мягким выражением выглядело серьезным и решительным. «С моральной точки зрения это было бы не совсем воровство», - медленно продолжала она, словно обдумывая каждое слово. «Не нужно попадаться, если будем осторожными, и нам нужен хлеб».
Теперь я знала, что она хотела отрезать колосья от советского хлеба. «Нет, - сказала я, - уж точно не грабеж. Зерно принадлежит бабушке».
«Не могли бы вы пойти со мной? Но Мария Александровна (это была бабушка) не должна знать».
«Мисси тоже не должна. И я, конечно, пойду».
«Нам это безопаснее, чем мальчикам», - пояснила Елена.
Мы сразу спланировали, как нам поступить. В тот момент была полная луна; она поможет нам видеть колосья хлеба. Марии Ивановне мы доверились. Она настояла, чтобы мы взяли с собой Ивана-дурака. Мы втроем выползли из окна спальни в глубине кухни и крались от дерева к дереву за пределы усадьбы.
Оказавшись на дороге, ведущей к деревне Курбатиха, мы храбро двинулись дальше, потому что даже если бы охранники увидели нас, они не могли остановить нас, идущих по общественной дороге, хотя большие корзины, которые мы тащили, выглядели подозрительно.
Место, которое мы выбрали для нашего подвига, было там, где ржаное поле превращалось в залив в лес. Это поле было вырублено и вытоптано. Безопаснее было бы работать на притоках рядом с лесом, но самые толстые колосья росли у дороги. Иван сказал, что дальше колосья на несрезанной ржи были еще лучше. Спорить с ним было бесполезно, поэтому он ушел один.
В полной тишине, присев на корточки, мы начали отрезать колосья ножницами. Когда мои были готовы, я подошла к Елене, чтобы посмотреть, как она поживает. Она тоже только что закончила. Была очень тихая ночь. Наш план состоял в том, чтобы вернуться через лес, вниз в долину под ним, затем вверх по оврагу позади дворов и так домой. Ивана не было видно, и мы очень переживали из-за задержки. «Хорошего защитника, навязала нам моя мама», - проворчала Елена.
Луна была теперь прямо над нами, круглая и белая. Стойла и за ними лес смело выделялись, черные, длинные тени убегали от них. Мысль о лесе и овраге меня не привлекала. Я стала думать о волках и была рада, что с нами будет Иван.
До меня дошел звук - звук копыт лошадей, приглушенный дорожной пылью. Елена тоже это слышала.
«Что будем делать?» - спросили мы одновременно.
«Если бы только дурак был с нами», - прошептала Елена. «Они идут быстро».
Потом, к нашему ужасу, мы увидели Ивана, спокойно продвигавшегося прямо по центру дороги; корзина на плече значительно прибавляла его почти двухметровому росту. Он был похож на огромного бурого медведя. Охранники, должно быть, заметили его, потому что звук рыси сменился звуком галопа. Наконец он это услышал. «Беги, беги!» он заревел, как бык, и бросился в лес. Мы стояли, как статуи, совершенно окаменевшие. Теперь мы тоже побежали в лес. Мы слышали, как охранники кричали нам, чтобы мы остановились. Мы подошли к небольшой канаве возле леса. «Положи туда корзины», - выдохнула Елена. «Может они их не найдут». Освободившись от груза, мы сделали последний рывок вперед и достигли укрытия в лесу. Вскоре подлесок орешника стал настолько густым, что мы боялись, что треск сухих веток под нашими ногами выдаст нас, и сторожа могут начать стрелять в нашу сторону. Мы сели под кустом орешника, не решаясь пошевелиться, опасаясь шуметь.
Наши преследователи добрались до леса, но спешились на окраине. Мы могли отчетливо слышать их голоса и видеть красные кончики их сигарет. Нашей единственной надеждой было то, что они устанут и уедут.
Вскоре мое тело превратилось в массу булавок и иголок. К моим бедам добавился еще один ужас, еще более ужасный, чем тот, который был вызван охраной. Вокруг меня кружили какие-то животные и непрестанно свистели. Иногда они кололи мои голые ноги чем-то вроде иголок и продолжали свистеть, свистеть. Внезапно мои нервы поддались. Я вскочила и стала пробираться сквозь подлесок, совершенно не обращая внимания на шум, который издавала. Охранники могли стрелять, но я пошла. Я несколько раз падала; ветки царапали мои руки и ноги, ударяли по лицу, но я ничего не чувствовала. Я забыла Елену, я забыла охранников. Все, что я осознавала, это то, что я должна найти выход из этого леса, убежать от свистящих зверей.
Наконец подлесок поредел; подо мной была долина. Видимо инстинкт заставлял меня бежать под откос. Я остановилась, прислонившись к стволу дерева, совершенно запыхавшись. Именно тогда я услышала, как кто-то идет за мной. Это должно быть волк. Я уже видела его красные глаза и чувствовала его зубы на своем горле. Я хотела закричать, но страх парализовал мой голос. Только мои ноги слушались меня. Я прыгнула вперед, поскользнулась и покатилась по крутому склону, чтобы приземлиться на дно, на стог сена. Я лежала и не могла двигаться дальше.
Разум вернулся ко мне, когда я увидел, что Елена осторожно спускается ко мне, цепляясь за длинную траву, чтобы не поскользнуться. Когда она подошла ко мне, я уже была способна смеяться, потому что она действительно выглядела забавно. Ее волосы беспорядочной массой спадали на плечи. Со вздохом крайнего истощения она упала рядом со мной, прислонившись спиной к стогу.
«Теперь мы в безопасности. Никто никогда не сможет проехать через этот подлесок даже среди бела дня. Я тоже не смогла бы пройти, только ты прокладывала путь, как бешеный слон. Что заставило тебя так бежать? Я последовала за тобой думая, что охранники уже около нас».
«Свистящие звери». Я вздрогнул при мысли о них.
«Вы имеете в виду ёжиков!» Настала очередь Елены рассмеяться, и я почувствовала себя чрезвычайно подавленной оттого, что меня так напугали такие безобидные создания. «Что ж, они оказали нам услугу, - продолжила она. В наших трезвых чувствах мы бы никогда не прошли через этот подлесок. Абсолютные джунгли. Лучше пойдем домой. Интересно, что случилось с этим дураком?»
Дурак давно вернулся и принес с собой корзину, полную ржаных колосьев. Когда мы вернулись, он крепко спал на кухонной печи. Все с нетерпением ждали нас, потому что теперь все, кроме Мисси, знали, куда мы пошли. Бабушка пыталась казаться рассерженной и заставила нас пообещать, никогда больше не предпринимать подобных попыток. По ее словам, жизнь важнее хлеба, и мы можем выжить за счет овощей и молока. И они могли забить нас до смерти или тяжело ранить.
На следующий день начальник охраны пришел к бабушке, чтобы рассказать ей о последнем беспорядке. Он сказал, что трое парней, один из которых был великаном, ночью нагло ограбили ржаные поля. Из его разговора было ясно, что он и другие охранники боялись нас не меньше, чем мы их. У злоумышленников могло быть ружье и уж точно был нож. Еще несколько человек могли скрываться в лесу.
Наша экспедиция не прошла даром. Иван нашёл наши корзины; он пошел искать их рано утром. В результате мы кормились в течение недели, к концу которой получили свою норму ржи. Опять встал вопрос, как её срезать. Мария Ивановна и Анюта набросились на неё серпами, но, как гласит русская пословица, только для того, чтобы рассмешить кур. Опять крестьяне косили нас косой. За каждым мужчиной следовала девушка, которая собирала рожь в снопы. За полдня вся работа была сделана.
Но после этого Совет Островского и партийцы села Курбатиха провели митинг, на котором тех, кто нам помогал, объявили «буржуазными лакеями». Уважаемые граждане коммунистического государства не помогали обществу прокаженных. Тех, кто это сделал, в свою очередь заклеймили прокаженными.
Это нас не очень расстроило. Яровые посевы должен был суметь скосить Иван с помощью Николая, потому что их доля у нас была очень мала.
В течение оставшейся части лета и глубокой осени наши руки были заняты. Иметь только одну лошадь было нашим самым серьезным недостатком, потому что с одной было невозможно ни вспахивать, ни молотить зерно. Поэтому бабушка обрадовалась, когда Совет с готовностью удовлетворил ее просьбу о выделении нам будущего земельного участка рядом с участком дяди Ивана на его хуторе Ивановка.
На обмолот мы послали Ивана-дурака и лошадь на помощь дяде Ивану, а он послал свою лошадь с рабочими на помощь нам. Ему было разрешено иметь одного рабочего, потому что у него было слабое сердце и он не мог выполнять тяжелую работу.
Мы приступили к крестьянскому обмолоту, зерно раскладывали толстой грядкой по твердо выбитому глиняному полу в одном из сараев. Затем лошадей привязывали друг к другу и водили по кругу, пока их копыта не выбивали все зерно. Каждые четверть часа лошадей останавливали и переворачивали солому. Веялка все еще была там, иначе нам пришлось бы полагаться на ветер или, другими словами, подбрасывать зерно высоко в воздух, чтобы ветер уносил мякину.
Бабушка старалась как можно больше щадить нас с Шуриком, отправляя нас пасти коров. Несложное задание, во время которого можно полежать под деревом и почитать книгу. Наконец-то все было собрано. Бабушка сказала, что если Совет оставил нас одних, мы не должны голодать в этом году. Идея швейцарской семьи Робинзонов удалась. Мы, дети, очень гордились результатом наших совместных усилий.
Советы, казалось, более или менее забыли о нас. Возможно, мы надеялись, что они позволят нам начать новую жизнь. Но из деревни в деревню ходили всевозможные дикие слухи. Говорили, что между красно-белыми войсками шла очень тяжелая борьба и что все донские казаки поднялись против большевиков; украинцы боролись за свою независимость; что в целом дела у большевиков не идут хорошо. Никто не упомянул войну с немцами.
Примерно осенью до нас дошло сообщение об убийстве императора где-то в Сибири. Мы пытались думать, что это просто большевистская ложь. Также было известно о том, что в Петрограде проводились казни. Никаких новостей от мамы не было, но потом все сообщения прекратились....
Во мне зародилась какая-то горечь. Неужели никто из тех, кто когда-то, казалось, любил меня, не мог попытаться найти нас? Неужели они так легко забыли меня и Ксению? Только в прошлом году мы были все вместе. Иногда мне казалось, что моя прошлая жизнь была просто плодом моего воображения. И все же Мисси и Анюта были очень настоящими.
Продолжение читай здесь👇
#мемуары #воспоминания #100 лет назад #российская аристократия #княгиня чегодаева #башкиров